Степан воспрянул духом. Надежда найти девушку теперь не казалась ему далекой и смутной, как раньше…
* * *
Солнце только поднималось из–за горизонта, а мужики уже брели по болоту. Точно волчья стая, шли цепочкой, один за одним, след в след. Иначе ходить не решались. Один неверный шаг на топком болоте мог стоить жизни. Впереди уверенно вышагивал Яков Рябой.
На следующий день в полдень, ни разу не сбившись с пути, Яков привел отряд к месту гибели Долгополова. На сухом бугорочке нашли разбитую глиняную кружку, обрывок веревки, несколько размокших ржаных сухарей и голубенький кружевной платочек. Вокруг все было притоптано и примято.
Каждую вещь Яков ощупывал своими руками. Он долго бродил по болоту, что–то разглядывая. Заметив кусочки красной земли, приставшие к свежей щепе, он удовлетворенно хмыкнул. Яков спросил товарищей:
— Ну–тка, смекаете, мужики?
— Смекать–то смекаем, Яков Васильич, истинно так, — почесывая затылок, за всеш ответил Гневашев, — да ты лучше сам объясни.
Лицо Якова стало грустным.
— Сгиб в болоте хромой, — сказал он, вздохнув. — Пришлые мужики–рудознатцы, двое их было, девок спали. Видать, они недалече руду ковыряют, девки к ним пошли… Собака с мужиками была, — помолчав, добавил Яков.
— И што таперя? — опять спросил Гневашев.
— В гостях скоро будем, вот что.
Через час Яков привел мужиков к зеленому домику искателей братьев Рогозиных. Здесь их жрало разочарование — ни в шалаше, ни поблизости людей не было. Шалаш окружали участки развороченной земли, раскиданные пласты свежеснятого дерна, кучи красноватой болотной руды.
В очаге еще тлел огонь. На видном месте хозяева оставили для пришлых странников каравай ржаного хлеба, целого копченого глухаря и немножко соли в берестяном лоскутке. У входа торчал шест с болтавшейся на ней тряпкой — знак, что хозяева вернутся.
— Где были, там нет, где шли, там след. — Яков с досадой бросил оземь шапку.
— Ну–к что ж, — ответил обескураженный Степан, — видать, планида нам догонять вышла. Вокруг носу вьется девка, а в руки не дается. — Он присел около очага и, захватив рукой уголек, закурил трубку.
— Делать нечего, мужики. По–темному не пойдешь, отдыхай, — скрепя сердце решил Яков. — А ты, Фома Гневашев, дозорным встанешь.
НА МАЧТЕ СИГНАЛ БЕДСТВИЯ
Среди ночи мореходы проснулись от сильных толчков, сотрясавших лодью. В темноте да второпях они тыкались во все углы и не сразу нашли люк на палубу. Ругаясь, потирая ушибы, мореходы выбрались из темной поварни.
Ночь была ясная, звездная. Яркая полная луна покрыла серебром колыхавшееся море, а льды, освещенные ее мертвым светом, казались не настоящими, какими–то плоскими, будто обструганными под рубанок. Сбитая ветром кромка льда шевелилась; качаясь, взбрасывая фонтанами воду, льдины с грохотом бились друг о друга.
Встретив сплоченные льды, волны шумели, словно прибой у скалистого берега. Покачиваясь, тяжелые льдины задевали корпус «Святого Варлаама», били и толкали его.
Кормщик понял: жить кораблю осталось считанные минуты. Надо выходить на лед, и выходить как можно скорее. Удары покачивающихся на волнах льдин опасны для корпуса самого крепкого корабля. А «Святой Варлаам», потрепанный жестокими ударами судьбы, едва держался на плаву. Еще один–два хороших толчка, и корпус его развалится, как поленница дров.
Но и выйти сейчас на лед не простая задача, особенно для калеки Семена. Однако выбора не было.
— На лед! — крикнул Химков. Нырнув в поварню, он сорвал со стены икону, заткнул за пояс топор и ринулся наверх. Огромная льдина поднялась над водой, оголив свои острые закраины, и, качнувшись, рухнула вниз. Затрещала, застонала лодья… В эти минуты смертельной опасности только отчаянная смелость могла спасти жизнь моряков.
Химков первый перескочил на льдину. Едва держась на широко расставленных ногах, он успел подхватить поскользнувшегося товарища. Когда ледяной обломок, на котором спаслись мореходы, снова поднялся на волне, они увидели во льдах жалкие деревянные остатки.
На вторую льдину Химков с Семеном перебрались благополучно. Удерживаясь на скользкой поверхности баграми, помогая друг другу, они медленно двигались по качающимся, грохочущим льдам.
— Везет нам, Семен, — сказал Химков, перейдя через опасную ледяную кромку, — видать, бог не без милости, а мореход не без счастья. Не пропадем.
— Говори: господи подай, а сам руками хватай, — отозвался Семен, тяжело дыша, — дальше–то что будем делать?
— На бриг надо идти, — Химков махнул рукой туда, где виднелись мачты, — все равно у нас и огня нет, и жрать нечего. Таково наше дело, что идти надо смело.
— Пойдем, — согласился Семен. Он был радостно возбужден. Ковыляя на костыле, Семен не отставал от Химкова; мысль о мщении окрыляла его, вливала новые силы.
На пути встречались гревшиеся на солнце нерпы и тюлени. Морские жители любопытно поглядывали на людей, но не боялись их, не уходили в воду.
«Не пуган зверь, — отметил про себя Химков. — Неужто на бриге нет людей?»
Одолев половину пути, друзья присели отдохнуть. Дружок, спокойно улегшийся было у ног Семена, насторожился и злобно зарычал. Посмотрев на корабль, мореходы увидели дымок, курившийся над палубой. Они молча переглянулись.
— Вернемся, а? — нерешительно спросил Химков.
— Ты как хошь, а я пойду, — не глядя на друга, ответил Семен. Он поднялся и, поправив пояс, сделал первый шаг.
— Сподручнее, Сеня, вдвоем–то, — тихо отозвался Химков, шагнув вслед за ним.
И друзья снова пошли по льду, направляясь к пиратскому кораблю. Они шли молча до самой встречи с людьми.
Обойдя большой торос, мореходы увидели двух чужеземцев: матросы сидели с удилами в руках у большой промоины. Бриг был совсем рядом — в двух десятках шагов. Мореходы остановились.
— Что за судно? — будто не зная, показал на бриг Химков. — Давно ли во льдах?
— Русский, — закричал один из ловивших рыбу, — русский мореход! — Он встал и подошел к поморам. — Я — Билли, — ткнул себя в грудь чужеземец. — Я знаю говорить по–русски. О, вы совсем худой! — изумился он, разглядывая мореходов.
Билли оказался словоохотливым парнем. Угостив поморов табачком, он рассказал, как шесть недель назад корабль попал во льды, как спустя две недели часть команды сбежала на единственной исправной шлюпке.
— Теперь нас осталось двенадцать человек, — закончил Билли, — мы не можем выбраться из этих проклятых льдов… — Пират грязно выругался.
