– Да я не про то! Ты ведь знатная сеньора!
– Дедушка Жан Жак тоже дворянин…
– Он-то сам выбрал такую судьбу! Видно, не мог во Франции разбогатеть никак, вот и отправился искать удачи в Новый Свет! А ты была совсем малышкой, все решили за тебя. А твоя мать, похоже, была просто редкостной дурой!
Теперь подскочила Нати.
– Почему это дурой?!
– Она же после смерти мужа стала хозяйкой и главной наследницей! Надо было остаться в Испании, а не тащить тебя за моря и страны! Если уж так не жилось среди испанцев, взяла бы денежки да вернулась во Францию. С деньгами любая родня примет! А если нет – прожила бы и без родни. С деньгами везде хорошо.
Мама в их семье была кем-то вроде святой великомученицы: она бежала от жестоких испанцев, спасая ее, Нати, и умерла от тягот нелегкого пути. Дора постоянно нахваливала свою умершую хозяйку – какой та была нежной и доброй и какой послушной, не то что ее своенравная дочь, видать, дурная испанская кровь сказывается. Взглянуть на прошлое с другой стороны Нати и в голову не приходило. А ведь действительно, останься они в Испании, сейчас бы…
Нати вспомнила то, что редко теперь вспоминала, точно старый запутанный сон. Темные гулкие длинные коридоры… журчание струй фонтана… французская песенка мамы… сильные руки, подхватывающие ее, визжащую… мужской голос, приговаривающий: «Ах ты, моя Чио, проказница!» Если судить по рубиновому ожерелью, они были очень богаты. А может, мама привезла сюда, кроме драгоценностей, еще и деньги?
Или после смерти отца ее выгнали злые родственники? Нати помнила лицо женщины: недоброе, с вечно поджатыми губами. Где бы она ни встречала Нати, всегда за что-нибудь ее ругала – кажется, она приходилась ей тетей. Сестра отца? Жена его брата? А еще там был мальчик, почти взрослый мальчик, тоже родственник… как же его звали?
Нати была готова поклясться, что Карла просто читает ее мысли – подруга сказала деловито:
– Знаешь, что бы я на твоем месте сделала? Хорошенько расспросила деда и эту безмозглую черномазую. Пусть выложат все, что знают и помнят. Не может быть, чтобы твоя мать приехала сюда совсем без денег – ведь чем-то же она заплатила за проезд?
– Дедушка заплатил, – сказала Нати. Об этом Жан Жак напоминал ей при случае и без всякого случая – тоже.
– Уверена, он прикарманил все, что твоя мать привезла с собой!
– Даже если и так, – нерешительно возразила Нати, – он ведь столько лет меня растил и кормил…
– Ой, брось! Много ты его объела? Да и все уже давно отработала в лавке. Разве он платит тебе жалованье? Нет? А будь ты какой-нибудь посторонней Мэри-Сью, ему бы пришлось это делать! А знаешь, что бы я сделала еще? Забрала бы все, что привезла с собой мать (если твой дед еще не растратил), да и махнула бы в саму Испанию – а вдруг там что от твоего наследства осталось?
– Но ведь испанцы, они же…
– Звери? Ах, брось ты! Были у меня испанские мужчины. Люди как люди. Все как у других мужиков устроено. Испанская кровь в тебе заметна, язык ты со своим святым отцом вызубрила. Католичка. Чего ж тебе еще?
У Нати перехватывало дыханье. Это было еще рискованнее и страшнее, чем податься в пираты. И так… увлекательно.
– Конечно, девчонке одной путешествовать опасно, – вновь угадала Карла ее мысли. – Я б нашла себе какого-нибудь лихого или богатого покровителя, но ничего ему не рассказала, а то мало ли – еще вздумает содрать за меня выкуп с моей же испанской родни! Ну а ты… Вряд ли у тебя такое получится. – Девушка помолчала. – Ну-ка, встань, пройдись… Ну конечно! – Карла даже захлопала в ладоши. – Ты могла бы переодеться в паренька. Ухватки у тебя мальчишеские. Грудь перетянуть, штаны пошире, ткань поплотнее. Только придется быть очень осторожной! – Карла подмигнула. – Особенно когда по нужде пойдешь.
Нати смотрела на нее во все глаза.
– Карла, ты это всерьез?!
Та внезапно погрустнела.
– Да нет… Ведь невозможно доказать, что ты – это ты. Там же наверняка налетели наследники-стервятники, все давно поделено-переделено. Может, у тебя есть какая-нибудь особая примета, медальон там или бумаги, доказывающие твое рождение?
Нати вновь подумала о материнских рубинах. Она не рассказывала о них подруге. Может, потому что знала, как Карла любит драгоценности. А вдруг она… нет, не выкрадет, но задурит голову деду, и тот подарит их молодой красивой любовнице? Конечно, Жан Жак расчетлив, прижимист и осторожен, как каждый торговец, но… Нет, лучше помолчим.
– Давай вспоминай, что можешь! – скомандовала Карла. Слушала она со вниманием, задавала уточняющие вопросы, и мало-помалу Нати обнаружила, что помнит гораздо больше, чем ей казалось.
– А этот мальчишка, с которым ты играла (так вот откуда у тебя страсть к кораблям!), он тебе кто?
Нати неуверенно хмурилась.
– Друг?.. Родственник?
– А может, жених? – посмеиваясь, предположила Карла. – Может, ты уже с колыбели обручена с каким-нибудь грандом? Вот явишься и спросишь: «Ну и где тут мой женишок?» Хотя первый вопрос, конечно, должен быть: «Ну и где тут мои денежки?» Давай-ка расспроси обо всем своих – до самой последней капелюшечки! Глядишь, что-нибудь мы с тобой и придумаем.
По заведенному обычаю возвращались они по отдельности. И чем ниже Нати спускалась, чем ближе становились дома и яснее виднелись корабли в гавани, тем больше теснило ей сердце чувство, до того незнакомое, хотя и привычное пожившим уже людям: а ведь все могло быть совершенно иначе! И сейчас она бы не шлепала босыми ногами по пыльной тропинке, а прогуливалась по Аламеде, а то и вовсе несли бы ее в каком-нибудь… портшезе быстроногие рабы. И эти несносные мальчишки кланялись ей издалека с превеликим почтением, а она бы с презрением воротила от них нос… Чем бы еще она, знатная дама, занималась, Нати представляла с трудом – но уж явно чем-то более приятным и интересным, чем торговля в лавке.
Жан Жак мало что знал про испанскую родню; расспросы няньки были более успешными. Нати все добросовестно пересказывала подруге.
– Значит, тот парень с корабликами твой кузен Алонсо?
– Да, Алонсо погиб вместе с моим отцом…
– А кто вообще сказал, что они погибли? – внезапно спросила Карла. – Разве вам предъявили их тела? А вдруг это все происки твоей тетки, как ее, Изабель? Может, она, наоборот, получила известие об их скором возвращении, и соврала твоей матери, чтобы та учудила что-нибудь… ну вроде того, что и учудила?
Нати решительно замотала головой:
– Ты что! Это же великий грех! Она ни за что бы не сказала такое про своего сына, побоялась беду накликать!
