При этих словах он так пристально посмотрел офицеру через плечо, что тот в конце концов обернулся и углядел нас. Офицер мгновенно повеселел, за ним расплылся в злорадной ухмылке Сквайр. Вот, значит, как он надумал отомстить… С тех пор я зарубил себе на носу, что нельзя оставлять неприкрытым тыл, если кто-то рядом жаждет мести. А таковые всегда найдутся.
— И кто же у нас будете вы? — спросил офицер с наглой усмешкой, совершенно уверенный в том, что не пройдёт и часа, как мы с капитаном Барлоу очутимся на палубе одного из стоящих в Глазго британских военных кораблей.
— С вашего разрешения и к вашим услугам, капитан Барлоу! — выпалил мой товарищ голосом, который наверняка разнёсся аж за пределы таверны.
Офицер заморгал, однако не утратил своей дерзости.
— На каком судне, сэр? — осведомился он.
— В настоящее время ни на каком. Я достиг того почтенного возраста, когда следует уступать место для продвижения по службе молодым дарованиям вроде вас.
Лесть, очевидно, не произвела должного впечатления, так как офицер продолжал подозрительно рассматривать капитана Барлоу, возможно, прикидывая, насколько может быть опасен живущий на полжалованья отставной капитан — если офицер не догадался об истинных обстоятельствах капитана Барлоу, его доходах и карьере. Вероятно, он решил, что, судя по внешнему виду капитана и его пребыванию в такой пивной, опасности с его стороны ждать не приходится!
— Замечательно, капитан, — сказал офицер, переведя взгляд на меня. — К вам у нас никаких претензий нет. Но вы оказались в плохой компании. Ваш сосед по столу — из тех дезертиров, которых мы разыскиваем.
Я смотрел на офицера почти с восхищением. Вот человек, который без дрожи в руках и без малейшего стеснения водит людей за нос. Не будь рядом со мной капитана Барлоу, я бы, пожалуй, согласился с офицером — только чтобы проверить, далеко ли это меня заведёт. Может, если б я поддался тому порыву, вся моя жизнь сложилась бы иначе… из-за одного крохотного слова «да»… Жизнь ведь — она такая. Стоит кормчему заснуть на минутку у руля, увидеть во сне Кейт, с которой он познакомился на последней стоянке в порту, — и в следующий миг корабль уже сидит на мели, а жизнь рулевого и всей команды перевёрнута вверх тормашками. Но я промолчал. Последовав совету Барлоу, я держал язык за зубами; к тому же надо признаться, я был смущён тем, как нагло офицер врёт мне в лицо, хотя мог бы сначала спросить меня и получить ответ, пусть даже не вполне правдивый.
— Многоуважаемый лейтенант, — проговорил капитан Барлоу так, словно отчитывал юнгу. — Понимаю, каждый может допустить ошибку, но я не думал, что флотские офицеры страдают куриной слепотой. Вы посмотрите на руки мальца! Разве они когда-нибудь видели солнце и соль, канат и лебёдку? Наверняка нет! А теперь взгляните на его платье! С каких это пор флот обряжает матросов хуже пугал — в костюмы, годные скорее для школы или для посещения церкви?
Офицер, однако, не уступал. Видимо, ему не хотелось ударить в грязь лицом перед своими подчинёнными, которые с любопытством ждали развязки поодаль.
— Поверьте, капитан, вы себе не представляете, на какие ухищрения идут дезертиры, только бы избежать службы. Я знаю случаи, когда они жглись купоросом, изображая цингу, или случаи, когда они вырезали себе мышцы и ломали руки-ноги, чтобы их признали негодными для флота.
— Неужели, лейтенант, — прервал его капитан Барлоу, — вы ни разу не задумывались над тем, почему они так поступают?
Лейтенант поднял брови. При всём своём малолетстве и неопытности я понял: капитан Барлоу снова пошёл напролом, не обращая внимания на то, что в его словах фактически звучит защита дезертирства.
— За этого парнишку, — продолжал капитан Барлоу, — я ручаюсь, как за собственного сына.
Что капитан Барлоу плохо разбирается в людях, сообразил даже я, а потому приготовился к самому худшему. Почему он просто не назвал меня своим сыном? Видимо, ему была противна всякая ложь, хотя бы и вынужденная. Конечно, его девиз — рубить сплеча, но разумно ли было действовать так сейчас, и что мы с этого будем иметь?
— Одно не исключает другого, капитан, — отозвался лейтенант, вновь обретя уверенность в себе. — Если вы ручаетесь за этого парня, значит, он самый подходящий материал для флота.
Капитан Барлоу выпрямился во весь рост. Наверное, смекнул, что просчитался с манёвром и его обошли с наветренной стороны. Мне было ясно видно, как гнев искажает его морщинистые черты и вздувается желваками около рта. Лейтенант ошибочно подумал, что ему остались сущие пустяки. Он уже протянул руку за мной, однако рука эта, не успев коснуться меня, оказалась в тисках у капитана Барлоу и в следующий миг бессильно повисла вдоль лейтенантского туловища. Она была сломана, причём из места перелома, очевидно, торчала кость, потому что рукав мундира оттопырился. На лице офицера читались удивление, боль, недоверчивость, злоба, унижение, страх — всё вперемешку.
— Ребята, — обратился капитан Барлоу к матросам, которые не успели ни толком разглядеть, ни понять происшедшего. — С лейтенантом случилось несчастье. Он не совсем ловко опёрся о стол. Увы, вот что значит не проявлять должной осторожности.
Наконец-то! Капитан Барлоу оказался не хуже других. Он тоже был горазд на выдумки, если того требовали обстоятельства.
— По-моему, вам следует показать лейтенанта врачу. Вдруг ему надо отнять руку?
Лейтенант ещё больше побледнел, хотя и так уже походил на мертвеца.
— Капитан Барлоу, я подам на вас рапорт, — бескровными губами прошептал он.
— Пожалуйста, — храбро отвечал капитан Барлоу. — Надеюсь, вы умеете писать другой рукой, той, что с левого борта. Иначе ничего не получится. И, ради Бога, не забудьте доложить, как вы споткнулись, когда хотели пожать руку престарелому джентльмену удачи и желторотому юнцу.
Мне показалось… или я вправду заметил на губах у матросов, уводивших лейтенанта, усмешку?.. Отбор в вербовочную команду наверняка производился строго, и всё же трудно было предположить, что из-за этого моряки не способны оценить унижение и поражение старшего по званию.
— Еле пронесло, — сказал капитан Барлоу, когда они удалились. — Дела могли обернуться куда хуже. Меня уже много раз выручали скорей руки, чем котелок, потому что он у меня варит не очень.
— Разве нам не надо бежать? — взволнованно спросил я. — Они же вернутся…
— Вряд ли. Что может сказать в своё оправдание бедный лейтенант? Что его одолел какой-то старик, да ещё одной рукой? Нет, на такое он не пойдёт. И предположим, первый помощник всё-таки решит заняться расследованием и обнаружит тут нас с тобой. Ему ведь придётся доказывать, что ты дезертир. А как он это сумеет, при твоих-то руках?
