— Иван Степанович, — сказал Слепцов, отозвав командира в сторону. — Передаю все, что слышал от вашей супруги. — И он рассказал все как было.
— Ваши шутки неуместны, — спокойно произнес командир. — Мы оставим их до другого раза. Говорите правду.
— Я сказал чистую правду.
— Ложь, — прошептал командир. — Не может быть. — Он схватился за голову и несколько минут молчал. — Застрелю! — вдруг дико закричал он. Частые оспины на его лице поблекли. — Застрелю…
Он схватил ружье и бросился к берегу. Но, сделав несколько прыжков, остановился и заплакал.
— Иди, Тимофей Федорович, один, уговори ее. Скажи, что застрелю, умоли ее вернуться.
Слепцов снова пошел к неподвижно стоявшим на берегу индейцам.
— Сударыня, супруг требует вашего возвращения. В случае отказа он застрелит вас.
— Пусть стреляет, лучше смерть, чем голод и скитание по лесам вместе с вами, — с решимостью произнесла Елена Петровна. — В лесах можно попасть в руки кровожадному племени, а теперь я живу с людьми добрыми и человеколюбивыми… Скажите моему мужу, что я презираю его угрозы.
Пришлось Слепцову опять вернуться ни с чем. Командир выслушал на этот раз терпеливо и долго стоял, как человек, лишившийся разума. Очнувшись, зарыдал и свалился на землю.
Кое–как мореходы привели командира в чувство и положили на шинель. Иван Степанович снова заплакал.
Тимофей Федорович, прислонясь к толстому стволу лиственницы, решал сложную задачу. Что делать? Начальник, лишившись своей супруги, оскорбленный в лучших своих чувствах, не понимал сам, что делал, и даже готов был лишить себя жизни. Но ради чего должны погибать все остальные? Может, лучше принять предложение Елены Петровны? И Слепцов решил высказать свои мысли товарищам.
— Друзья, — сказал он. — Я не верю, чтобы Елена Петровна, природная россиянка, обманывала нас по наущению диких. Мы должны ей верить. Лучше отдаться этому племени добровольно, чем бродить по лесам, терпеть голод, холод и, сражаясь с индейцами, изнурить себя вконец.
Иван Степанович перестал плакать и слушал Слепцова, не говоря ни слова. Взор его сделался осмысленным. Остальные мореходы стали возражать.
— Мы не хотим добровольно отдаться в рабство.
— Куда ты ведешь нас, Тимофей Федорович? Опомнись…
— Лучше смерть.
— Ваша воля, ребята, — ответил Слепцов, выслушав мореходов. — Уговаривать больше не буду. Но я твердо решил и ухожу к диким.
— Я согласен с Тимофеем Федоровичем, — поднявшись на ноги, неожиданно сказал командир.
Промышленные не знали, на что решиться, некоторые склонялись на сторону Слепцова.
— Дай подумать, Тимофей Федорович. Утром скажем свое решение.
Переговоры закончились. Индейцы ушли в лес, а мореходы остались ночевать на пригорке.
Утром индейцы снова подошли к лагерю мореходов. Опять пропели песню и стали просить освободить пленных.
Слепцов подозвал к себе вождя Ютрамаки.
— Я, наш командир, и еще несколько русских из команды галиота решили вам покориться. С нами четыре кадьякца. Мы считаем вас честными людьми и уверены, что зла не увидим. Надеемся, что с первым кораблем вы отправите нас домой.
— Вот моя рука, — сказал вождь. — Я исполню все, что сказал. Клянусь прахом моего великого предка ворона… Приглашаю остальных русских довериться мне. В наших местах известно имя нанука Баранова, и я рад услужить ему.
Но мореходы, решившие остаться на свободе, упорно стояли на своем. Отпустив пленных из–под стражи, они стали прощаться со Слепцовым, Иваном Степановичем, Овчинниковым и остальными, добровольно отдавшимися на волю вождя Ютрамаки.
…После долгих скитаний по проливам на батах, сделанных из легкого калифорнийского дерева, вождь Ютрамаки привез командира Крукова с женой Еленой Петровной и остальными мореходами на один из лесистых островков, сотнями нагроможденных у Американского материка. На острове оказалась обширная гавань с индейским поселком, расположенным на отлогом берегу.
Русских моряков поразила деревянная крепость, недавно построенная из бревен столетней лиственницы.
— Что это за крепость? — спросил Слепцов у вождя Ютрамаки. — Испанская или аглицкая? — От радости у него защемило в груди.
— Наша, — с гордостью ответил вождь.
Слепцов не поверил. Уж больно хороша была крепость.
— Вы сами построили?
— С помощью капитана Роберта Хейли. Он показывал, мы строили.
— В крепости есть пушки?
— Пойдем. Я покажу тебе.
Вождь Ютрамаки держал себя с достоинством. Он был среднего роста, с правильными чертами лица, черными глазами. Огнестрельным оружием владел безупречно. Знал, как стрелять из пушек. Под шерстяной курткой носил жилет с железными пластинками, защищавшими грудь от пуль.
Ютрамаки обходился со Слепцовым скорее как с другом, а не как с рабом, а Тимофей Федорович всячески старался заслужить его расположение. Он охотился на птиц, делал для вождя деревянную посуду. Изделия Слепцова нравились индейцам.
Особенное уважение всего племени Слепцов заслужил устройством бумажного змея… Он вспомнил, как в детстве он делал такие змеи в своей деревне. Бумага нашлась у вождя. Нитки делались из звериных жил. Когда первый змей взлетел высоко в небо, индейцы изумились. Для них это было удивительное новшество. Они приписывали пуск змея необычайному уму Слепцова и стали поговаривать, что русские могут достать солнце.
Вождю Ютрамаки очень понравилась сделанная Слепцовым пожарная трещотка. А когда Тимофей Федорович растолковал ему, что разнотонными звуками, издаваемыми трещоткой, можно управлять военными действиями, он пришел в восторг.
Слепцова приглашали в гости вместе с хозяином. Старшины на своем собрании решили, что столь искусный человек должен быть сам старшиной или вождем. Ему разрешили построить для себя отдельный дом, и он жил в небольшой бараборе один.
Гораздо хуже жили Иван Степанович с женой. Они переходили из рук в руки. Их то меняли, то продавали по родству или по дружбе. По понятиям индейцев, Круковы были бесполезными, ни к чему не приспособленными людьми. Они не верили, что Иван Степанович мог быть начальником.
Круковы с трудом влачили рабскую долю, хотя индейцы считали их скорее заложниками, за которых можно получить в будущем хороший выкуп.
Не лучше жили и остальные мореходы. Их кормили плохо, и они постоянно были голодными.
Каргополец Евдоким Макаров и пензяк Касьян Овчинников от недостатка в пище бежали к Слепцову, и вождь Ютрамаки кормил их. Когда хозяева стали требовать возврата, то Ютрамаки вернул промышленных с условием, чтобы их не обижали и кормили вдосталь.
