Пока он отдыхал, Морган поднялся на палубу, чтобы подготовить тот решительный прорыв, который должен был принести запертым в бухте флибустьерам или смерть, или свободу.
Помощник капитана был невысок, довольно плотен и коренаст, с загорелым, ничем не примечательным лицом, но с зорким и решительным взглядом. Это был один из самых опытных морских волков, что создавало ему огромный авторитет среди антильских корсаров. А впоследствии, после его громкой экспедиции в Панаме и нескольких отчаянных набегов на Маракайбо, ему суждено было стать самым знаменитым среди них.
Едва появившись на палубе, Морган приказал отряду матросов взять на буксир баркас, предназначенный послужить брандером, и подвести его к «Молниеносному».
Собственно, это был даже не баркас, а старая, уже отслужившая свой срок каравелла, годная, в силу дряхлости, только для каботажного плавания и неспособная уже противостоять мощному натиску волн Карибского моря. Как все подобного рода суда, она имела приподнятый нос с очень мощным бушпритом, так что ночью ее вполне можно было принять за тяжелое судно, даже за сам «Молниеносный».
Владелец каравеллы успел разгрузить ее еще до появления флибустьеров, однако на борту оставалось еще немало сухого леса и досок, предназначенных для одного из мексиканских портов.
— Эти деревяшки нам очень кстати, — сказал Морган, осмотрев палубу и трюм каравеллы. — Они увеличивают шансы на успех.
Он подозвал Кармо и боцмана экипажа и дал им несколько приказаний, добавив при этом:
— Главное, делайте все быстро и хорошо. Сходство должно быть полным.
— Положитесь на нас, — ответил Кармо. — Тут будут даже пушки.
Некоторое время спустя тридцать матросов поднялись на палубу каравеллы, уже пришвартованной к «Молниеносному». Под руководством Кармо и боцмана они тут же взялись за работу, чтобы преобразить эту старую посудину в страшный брандер.
Прежде всего возле штурвала возвели крепкое заграждение из досок и стволов, чтобы защитить рулевого, затем из жердей и старой ветоши соорудили чучела, которые разместили вдоль фальшборта, словно матросов, готовых броситься на абордаж, а из круглых бревен пушки, которые поставили на баке и на юте. В ночной темноте эти бревна и впрямь выглядели артиллерийскими орудиями — с их помощью старая каравелла приняла грозный, устрашающий вид.
Сделав это, матросы уложили на главный люк несколько бочек пороха и серы, а также штук пятьдесят гранат. Затем пропитали доски смолой, чтобы огонь занялся быстрее.
— Черт побери! — воскликнул Кармо, потирая руки. — Этот брандер вспыхнет, как порох, от первой же искры.
— Прямо плавучий пороховой склад, — сказал Ван Штиллер, который и здесь не оставлял друга.
— Воткнем по бортам несколько факелов и зажжем на шканцах большие фонари, — предложил Кармо.
— А на корме поднимем большой флаг сеньоров ди Вентимилья и ди Вальпента.
— Отлично, друг Штиллер.
— Ты веришь, что испанцы попадутся на эту удочку?
— Совершенно уверен, — ответил Кармо. — Увидишь, они попытаются взять нас на абордаж.
— Кто поведет брандер?
— Мы с тремя или четырьмя товарищами.
— Риск серьезный, Кармо. Фрегаты нас обстреляют, конечно.
— Мы укроемся за баррикадой. А потом, достаточно будет бросить факел, чтобы загорелась вся эта груда горючих материалов.
— Вы кончили? — спросил Морган, наклонившись через борт «Молниеносного».
— Все готово, лейтенант, — ответил Кармо.
— Пора. Уже три часа.
— Прикажите нашим людям переходить сюда.
— А ты сам?
— Себе я оставляю честь вести этот брандер. Дайте мне Ван Штиллера, Моко и еще четырех человек.
— Будьте готовы обрасопить паруса. Ветер дует с суши и сразу понесет вас к фрегатам.
— Жду только вашего приказа, чтобы отдать швартовы. Когда Морган поднялся на капитанский мостик «Молниеносного», Черный Корсар уже лежал там на двух больших шелковых подушках, положенных поверх персидского ковра. Молодая индианка, несмотря на его уговоры, тоже покинула каюту, решив встретить смерть рядом со своим господином.
— Все готово, капитан, — подходя к нему, сказал Морган.
Черный Корсар приподнялся на локте и взглянул на выход из бухты.
Ночь была не очень темная, и он отчетливо различал в гавани оба фрегата. В тропиках и на экваторе даже темные ночи по-своему прозрачны. Звезды светят так ярко, что даже на значительном расстоянии можно видеть крупный объект.
Два могучих корабля не покинули своих якорных стоянок; их силуэты четко выделялись на линии горизонта. Однако течение несколько их сблизило, оставив по бравому борту одного и по левому другого лишь минимальное пространство, при котором они могли еще маневрировать.
— Мы пройдем, почти не дав им обстрелять нас как следует, — сказал Корсар.
— Все люди на своих боевых местах?
— Все готово, капитан.
— Надежный человек поведет брандер?
— Это Кармо.
— Хорошо: он смельчак, — ответил Корсар. — Напомните ему, чтобы, как только брандер загорится, тут же прыгал в шлюпку со своими людьми. Минутное опоздание может стать для них роковым. Ага!..
— Что такое, капитан?
— Я вижу огни на берегу.
Морган обернулся, нахмурив лоб.
— Неужели солдаты гарнизона собираются захватить нас врасплох?
— Они явятся сюда слишком поздно, — сказал Корсар. — Прикажите поднять якоря и ставить паруса. Потом обернулся к девушке:
— Уходи в каюту, Яра.
— Нет, мой сеньор.
— Здесь скоро засвистят пули и полетят гранаты.
— Я не боюсь.
— И завизжит картечь.
— Раз ты, раненый, здесь остаешься, останусь и я.
— Тебя может настигнуть смерть.
— Я умру рядом с тобой, мой сеньор. Дочь кацика из Дарьена никогда не боялась огня испанцев.
— Ты, значит, уже была в сражении?
— Да, вместе с моими братьями и отцом.
— Ну хорошо, раз ты такая отважная, оставайся рядом со мной. Может быть, ты принесешь мне удачу.
С усилием приподнявшись на локте и взяв шпагу, которую держал обнаженной возле себя, он закричал громовым голосом:
— Морские волки! Все по своим боевым местам! Свобода или смерть! На прорыв!..
— Отчаливай, Кармо! — крикнул Морган.
Одним махом были перерублены швартовы, и каравелла двинулась вперед.
Кармо встал к рулю и повел ее к двум фрегатам. Его люди тут же зажгли два больших фонаря на квартердеке и факелы, которые были привязаны вдоль фальшборта, чтобы испанцы могли увидеть большой флаг сеньоров ди Вентимилья, развевавшийся на гакаборте.
Громкий крик поднялся на борту брандера и «Молниеносного», далеко разносясь по морю:
— Да здравствуют флибустьеры!.. Ура Черному Корсару!.. Гулко зарокотали барабаны, запели трубы, дававшие сигнал к абордажу.
