— Соизвольте, мадам, присесть и…и теперь выслушать меня.
Придвинув ей кресло, оперся руками о стол и заговорил, переведя дух.
— Вы ошиблись. И ошибка эта была столь забавна, что…Приношу мои извинения: просто не мог удержаться. Вы ошиблись, принимая меня, Яна Мартена, вольного корсара, за кого-то совершенно иного. Я ведь тоже ошибался. Мне казалось, что вы похожи на одну девушку…Но это оказалось заблуждением. Я буду невежлив, но откровенен. Я-то думал, что у вас достанет ума в вашей хорошенькой головке и чувства в сердце,, чтоб понять мое поведение. Но и тут, и там, видимо, пусто. Так что-как вы поняли-в слуги я не гожусь.
Он умолк и уставился в окно. Хотел высказать ещё что-то, что задело бы её, ранило до глубины души. Подумал, что должна благодарить своего мужа, от которого забеременела, иначе…Иначе он, Ян Мартен, взял бы это на себя. Спала бы с ним все ночи, проведенные на “Зефире”, и никто б её согласия не спрашивал. Только на это она и годна-больше ни на что!
Но то, что увидел он, на миг обернувшись, удержало его от лишних слов. Черные скалы да Рока вздымались из моря, заслоняя горизонт, и “Зефир” летел к ним как на крыльях, скользя по ласковой волне.
— А теперь идите к отцу, — торопливо бросил он. — Выходите на палубу. Сейчас будем спускать шлюпку!
И выбросив её из головы, выбежал из каюты, став рядом с Бельмоном, который напряженно вглядывался в гигантские береговые скалы. Базальтовая стена бросала на воду тень, и нос корабля уже погрузился в нее, казалось, влекомый неведомой силой.
— Круче к ветру? — спросил Бельмон почти шепотом.
— Еще круче! — подтвердил Мартен.
Поцеха беспокойно оглянулся на них.
— Так держать! — громко повторил Мартен.
— Есть так держать, — буркнул Поцеха.
Мартен вызвал плотника и Штауфля, и когда те показались внизу на шкафуте, спросил, все ли готово.
— Да, — подтвердил Ворст, тараща единственный глаз. — Все на палубе. Шлюпка висит на блоках.
— Нужно её спустить, когда корабль снизит скорость на повороте, еще прежде, чем ляжем в дрейф, — сказал Мартен, глядя сверху на его физиономию, покрытую рубцами и рябую от оспы.
Ворст кивнул, переступил с ноги на ногу и толкнул локтем Штауфля.
— Ну, что там? — спросил Мартен.
— Да девчонка, — буркнул парусный мастер. — Не хочет садиться в шлюпку. Говорит, что останется здесь.
Мартен щелкнул пальцами.
— А, черт! — выругался он.
Снова глянул на берег и заколебался. Вершина скалы Ойрас, казалось, нависала над мачтами “Зефира”; становилась все ближе, казалось так близко, что с марса фок-мачты можно было коснуться её рукой, протянутой в темноту. А корабль все плыл вперед, подгоняемый слабеющим ветром, который наполнял паруса ласковым дуновением.
“ — Успею,” — решил Мартен.
— Приготовься к развороту, — велел он Бельмону.
Сам сбежал по трапу на палубу к шлюпке, уже вывешенной на развернутых внутрь шлюпбалках, так чтобы в любой момент можно было вывалить их за борт и спустить лодку на воду. Двое португальских матросов и сеньор де Толоса с Франческой сидели уже на банках. За ними разместили багаж и кофры сеньоры де Визелла. Ее горничная Хуана стояла в стороне, спрятав лицо в ладонях, хотя это совсем не мешало ей видеть, что происходит вокруг, ибо только Мартен приблизился, ухватилась за его руку.
— Querido! — услышал он страстный шепот. — Позволь мне остаться! Я боюсь…
— Тебе нечего бояться, — отрезал он. — Я ничего тебе не обещал и ни о чем не просил. Сама пришла ко мне. Но теперь должна уйти с ними. Ты же говорила, что тебя ждет жених…
— Я знать его не хочу, — перебила она. — Зачем ты гонишь меня? Я тебе больше не нравлюсь? Надоела? Приелась за несколько дней?
— Ничуть! — со смехом возразил он. И солгал: — Но и меня кто-то ждет там, куда я плыву. Мы должны расстаться. Будь счастлива и сохрани это на память, — втиснул ей в руку перстень, сняв его с пальца.
Потом обхватил её за талию, поднял как перышко, она же обняла его за шею и прижалась мокрой от слез щекой к его лицу.
— Будь счастлив, querido, — шепнула сквозь слезы, когда оказалась в шлюпке. — Никогда я тебя не забуду…
Сеньора да Визелла недовольно отвернулась. Мартен в этот миг показался ей просто отвратителен. Как она могла сравнивать этого picaro со своим мужем? Как могла хоть на миг поддаться его вульгарному обаянию? Восхищаться им! Думать о нем так, как не раз думала, пока он и эта глупая Хуана…
Пламя стыда и унижения обожгло её лицо. Не знала, куда спрятать глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. Но он на неё и не смотрел: все его внимание было занято сейчас черной стеной скал да Рока.
Когда “Зефир” начал медленно заваливаться влево, теряя ход на гладкой полосе неподвижной воды, Мартен приказал обрасопить паруса. В мертвой тишине, окружавшей теперь корабль, раздавался только легкий трепет парусины и затихающее шипение пены вдоль бортов. Крутые скалы Ойрас, вздымавшиеся над мачтами как мрачный гигант, закрывали небо, гася звезды. Берег скользил все медленнее, удаляясь от бушприта и переходя по дуге на правый борт. Наконец, когда уже невозможно было различить никакого движения, и корабль закачался на месте, Мартен скомандовал:
— Шлюпку на воду!
Не повысил голоса, но эхо все же повторило его слова; отразившись от скал, они пролетели над палубой, и им тут же стал вторить легкий скрип смазанных блоков, словно и там, в темной горловине невидимой бухты тоже спускали шлюпку.
Плеснула волна, заскрипели весла, тень шлюпки замаячила на темной воде и стала удаляться, отмечая свой путь слабым светящимся следом.
Как не напрягал Мартен взгляд вслед шлюпке, скоро все равно потерял её из виду. Велел переложить руль на другой борт и обрасопить реи так, чтобы “Зефир” лег в дрейф. Потом на палубе снова воцарилась тишина.
Миновали четверть часа, полчаса, час. Небо на востоке посветлело. Звезды над Ойрас поблекли. Несколько чаек пролетели над неподвижным кораблем; две-три сели на воду. Ветер, казалось, совсем стих и полотнища парусов беспомощно повисли, время от времени чуть трепеща, будто пробираемые ознобом на зябком рассвете.
Мартен начал терять терпение. Если высадка прошла нормально, Штауфлю пора было возвратиться. Где он застрял?
Со стороны суши не долетало ни звука. Заря все решительнее разгоняла предутренний сумрак и ночь, все ещё полная сонной неги и покоя, отступала, скрываясь у берега, среди скал да Рока, ища убежища в их тени.
Тут один за другим грянули два пистолетных выстрела. Звук их, многократно помноженный эхом, раскатился по берегу, сотрясая воздух. Сразу после этого раздался громкий пронзительный вопль и снова эхо понесло его туда и обратно, туда и обратно, как волну прибоя.
Люди на палубе беспокойно зашевелились, начали перешептываться, ища какого-то знака или сигнала на берегу. И он появился: на фоне темных скал блеснул огонь, заклубился дым!
Почти тут же заметили возвращающуюся шлюпку. Шесть весел торопливо пенили воду; рулевой на корме сгибался и выпрямлялся в том же лихорадочном ритме.
— Предательство! — воскликнул Бельмон. — Развели огонь, чтобы привлечь внимание патрульных кораблей. Но откуда у него оружие?
— Я дал Толосе пару пистолетов на всякий случай, — ответил Мартен. — Не доверял матросам с “Кастро верде”. Ему доверился…
— Корабль по правому борту! — крикнул кто-то с носа.
Мартен и Бельмон посмотрели направо. Из-за северного края да Рока медленно выплывали паруса большого фрегата, с трудом маневрировавшего на последнем дуновении ночного бриза.
Но это ещё не все: с юга, из залива Таг, выходили два других корабля, до сих пор скрытые за далеко выдававшимся мысом. Эти шли полным ветром и очевидно не хотели потерять его, приближаясь к берегу: держали курс прямо на запад, где открытое море явно рябило под свежим ветром.
Мартен сразу понял опасность, угрожавшую “Зефиру”. Фрегат, маневрировавший по правому борту, отрезал ему путь отхода вдоль берега на север; на юге открывался залив-подход к Лиссабону, откуда в любой момент мог показаться хоть весь португальский флот, а те два корабля, что вышли оттуда, отрезали отход на запад, причем были уже в открытом море, где могли развить полный ход. В то время как “Зефир”, прикрытый скальным массивом да Рока, мог ещё идти под парусами благодаря исключительным достоинствам своих обводов и парусного вооружения, но уже утратил лучшие качества, на которые рассчитывал Мартен, помня о ночном бризе, тянувшем с суши. Вдобавок шлюпка была ещё далеко и приближалась довольно медленно несмотря на отчаянные усилия гребцов. Возникало опасение, что прежде чем она доберется до борта “Зефира”, стихнет последнее дуновение и настанет мертвый штиль, а тогда…
