Элиза Лондон Шеппард (1866–1939), сводная сестра Джека Лондона
Вернее всего будет определить его как делового ребенка. Я не помню его иначе как с книгой в руках.
* * *
По книге Р. Балтропа
Джек и Элиза учились в уэстэйдской школе в Аламейде. Перед сном Элиза читала брату и впоследствии вспоминала, что он обожал всевозможные приключенческие истории и не расставался с книгой. Джек рос здоровым и крепким мальчиком, но одиноким и застенчивым, а это усиливало его любовь к чтению.
Чармиан Киттредж Лондон (1871–1955), жена Джека Лондона, автор его биографии
О знакомстве
– Мне хочется познакомить тебя с этим замечательным мальчиком – Джеком Лондоном, – сказала мне как-то весной 1900 года моя тетка с улыбкой в серьезных серых глазах. – Я хотела бы знать твое мнение о нем.
– Хорошо, – рассеянно ответила я. – Когда же?
– Он будет у меня завтра, хотя, пожалуй, слишком рано для тебя. Но на днях мы должны встретиться с ним в музее. Я хочу сфотографировать его в аляскинских мехах для иллюстрации к моей статье. А потом поведу вас обоих завтракать.
– Вы поведете его завтракать? – возмущенно спросила я.
– Дорогая, я знаю, у него нет ни одного лишнего цента. Итак, я угощаю вас обоих завтраком в половине первого. Не знаю, что ты о нем скажешь, – добавила она неуверенно, – он так не похож на твоих знакомых.
На следующий день, возвращаясь домой, я столкнулась в дверях с тетей, провожавшей какого-то странного гостя. Гость был в потертых велосипедных штанах, в шерстяной рубашке и неописуемом галстуке. В руке он держал старую кепку. Последовало быстрое знакомство в полутемной передней, освещенной сквозь цветные стекла лучами заходящего солнца. Затем явно смущенный юноша легко сбежал по ступеням крыльца, надвинул кепи на густые каштановые кудри и умчался на велосипеде.
– Это и есть хваленый Джек Лондон? Он не очень-то элегантен, – заметила я.
– Пожалуй, – согласилась тетя. – Но не надо забывать, что он талант, а для таланта костюм не имеет значения. И потом у него, наверное, нет другого.
– Но он не единственный талант среди наших знакомых, – возразила я, – он только единственный, являющийся в таком виде.
В назначенный день я прямо со службы отправилась в ресторан.
…
Войдя в ресторан, я сразу увидела невысокую, темноволосую тетю и рядом с нею юношу в мешковатом сером костюме, купленном в магазине готового платья и ослепительно новом. На молодом человеке были открытые туфли, узкий черный галстук и новое кепи. Надо отметить, что это был первый и последний раз, когда нам довелось видеть Джека Лондона в жилете и крахмальном воротничке.
Первое, что мне бросилось в глаза и запомнилось на многие годы, – это широко раскрытые большие, прямые серые глаза, скромная спокойная манера держаться и, главное, довольно большой красивый рот с особыми, глубокими, загнутыми к верху углами. И на всем этом какой-то отпечаток чистоты, нетронутости, так странно противоречащей слухам о романтическом, пожалуй, даже сомнительном прошлом этого широкоплечего, как матрос, двадцатичетырехлетнего юноши, члена опасной Оклендской шайки, пирата, бродяги, авантюриста-золотоискателя… не говоря уже о тюремном заключении, которому он был подвергнут. То, что он был деятельным членом Социалистической рабочей партии, меня не пугало, хотя его социализм был более суров, более воинственен, чем тот, к которому я привыкла дома.
Не помню, о чем мы говорили за завтраком. Помню только, что он проявил интерес к моей работе, когда узнал, что я материально независима. Услыхав обращение тети ко мне, он взглянул на меня в упор и повторил, как бы вслушиваясь:
– Чармиан… Чармиан… какое прекрасное имя…
* * *
Нет такого человека, женщины или мужчины, который мог бы теперь, после смерти Джека, выйти и сказать: «Это я уговорил Джека поступить в школу, это я подал ему мысль, это я создал Джека Лондона…» Джек сам «себя создал». Всем, чего он достиг в жизни, он был обязан исключительно себе.
Клодсли Джонс, американский писатель, друг Джека Лондона; по словам Чармиан, он написал эти слова на письме Джека
Предсказываю, что будет великим. Сказал ему, чтобы не разочаровал меня. Он не разочарует.
Анна Струнская (1877–1964), американская писательница-социалистка, подруга Джека Лондона
Мы встретились с Джеком на лекции Остина Леви в конце 1899 года. Мы оба устремились к трибуне поприветствовать оратора. В это время кто-то из знакомых спросил: «Хотите познакомиться? Это – Джек Лондон, товарищ, который говорит на улицах Окленда. Он был в Клондайке и теперь пишет рассказы для заработка». Мы пожали друг другу руки и стали разговаривать. Я чувствовала необычайную радость, как будто встретила Лассаля, Карла Маркса или Байрона в молодости, так отчетливо я чувствовала, что имею дело с исторической личностью. Почему? Я не могла бы сказать. Может быть, потому что это действительно было так, что он действительно принадлежал к немногим бессмертным.
* * *
Разве может тот, кто знал Джека Лондона, забыть его, и разве может жизнь забыть о том, кто был неотъемлемой ее частью? Он был сама молодость, само приключение, роман. Он был поэтом и мыслителем, был верным другом, умел любить великой любовью и был крепко любим. Никакими словами не описать своеобразие личности, отличающее его от остальных смертных мира. Как передать особенность магнетизма и поэтических свойств его натуры?
Он вышел из той самой бездны, которая поглотила миллионы молодых людей его поколения и поколений предшествующих. Он добился высокого жизненного уровня, но не гнался за богатством. Что-то было в нем и от Наполеона, и от Ницше. Но ницшеанские взгляды были им преобразованы в социалистические, и благодаря своему наполеоновскому темпераменту он крепко-накрепко уверовал в успех, которого добился. Впечатлительный и эмоциональный по натуре, он заставил себя твердо держаться избранного пути. Он жил строго по распорядку. Его нормой была тысяча слов в день, отредактированных и перепечатанных. Позволял он себе только четыре с половиной часа сна и регулярно с рассветом принимался за работу.
Вечера посвящались чтению научных трудов, работ по истории и социологии. Он называл это созданием научной базы… В часы отдыха он занимался боксом, фехтованием, плаванием – он был великолепным пловцом. Лондон ходил под парусом и немало часов проводил, пуская змея, – у него их имелся большой выбор.
* * *
Только бьющая в нем через край молодость давала ему силы так глубоко ощущать полет времени и чутко ловить каждый час. Жизнь очень коротка. На безделье просто нет времени – таким было его рабочее кредо. И ему было дано так много увидеть в жизни. Ребенок среди людей, он не имел детства. Всюду он видел борьбу и сам был вынужден сражаться. Он называл себя «грубым, суровым, категоричным».
