«Все, чему я хочу научить тебя, — это тому, что в жизни нет ничего такого, чему ты должна покориться. Ты не должна обязательно заниматься стряпней, мыть полы и рожать детей. Да, ты — девушка, и это прекрасно. Но прекраснее всего то, что ты — личность, которая решает, какой именно должна быть твоя жизнь. Ты должна приучить людей уважать это право, и, что важнее, ты сама должна себя за это уважать. Те, кто не пользуется этим правом, просто глупцы и достойны всяческого сожаления».
С тех пор Палома больше не хотела быть мальчиком. Она отпустила волосы, которые теперь струились по ее спине. Она с гордостью и любопытством отмечала все перемены, которые с возрастом происходили в ее теле.
Спустя несколько месяцев после смерти Хобима прошел большой шторм, такой же сильный, хотя и менее внезапный, как тот, что убил ее отца. Тот роковой шторм налетел без всякого предупреждения. Поднявшись на поверхность, отец увидел, что его лодка болтается в гигантских волнах. Он, должно быть, попытался залезть в нее, но лодочный мотор ударил его по голове, и он потерял сознание. Когда его нашли, у него была большая синяя вмятина на лбу. В этот раз штормовой ветер вырвал все кусты, а обрушившийся ливень заставил все живое попрятаться в укрытие.
Палома почувствовала себя неважно почти сразу после начала шторма, казалось, спазмы приходят с каждым ударом грома. Сначала она испугалась, что серьезно заболела. Потом постепенно стала догадываться, в чем дело. Миранда не предупредила, что именно должно произойти, когда у нее внутри начнутся изменения по женской части. Она смущенно говорила что-то невнятное, ограничилась лишь несколькими общими фразами и в конце концов отдала все в руки Бога. Хобим, как мог, старался подготовить дочь, но сам он не мог знать, что она будет чувствовать, чего ожидать и что может произойти.
Но все же он подготовил ее достаточно хорошо, и вскоре Палома успокоилась, убедив себя, что все происходящее было в порядке вещей, все было — она запомнила отцовское выражение — «просто отлично».
Она хотела бы поведать ему, что с ней происходит, как она справляется с этим и как гордится тем, что становится женщиной.
И несмотря на шквальный ветер и неистовый дождь, который бил почти отвесно, Палома добралась до заветной скалы на западном конце острова и встала, обнаженная, во весь рост. Возведя руки к небу, словно обращаясь к отцу, она тянулась вверх, излучая жизнь, а ливень смывал кровь с ее ног на скалу и потом в море.
Палома вытерла последнюю тарелку и вышла наружу, в тишину ночи.
Несмотря на то что теперь она с радостью осознавала себя девушкой — и даже часто удивлялась, как она могла желать быть кем-то еще, — Паломе все же хотелось, чтобы между ней и мужчинами не было такой существенной разницы. Она была убеждена, что в этом различии (которое совпало с тем, что на острове не было других девушек ее возраста) и кроется причина того, почему ей трудно найти друзей.
Даже небольшой намек на то, что Хо, возможно, переменится в лучшую сторону и с ним вполне можно будет ладить, вселил в Палому радость и надежду. Она была оживлена, и испытываемое ею ощущение напоминало всплеск адреналина от испуга.
Хлопоча на кухне, она мысленно отчитала себя за то, что сначала не придала большого значения этому новому отношению Хо к ней. Он был очень приветлив и любезен, а она восприняла это с долей скепсиса и дала ему отпор. Он сделал движение, пускай и небольшое, в сторону примирения, а она не ответила ничем.
Поэтому Палома решила, что пойдет в его комнату и, если Хо еще не спит, скажет ему, что она ошиблась и завтра — вполне подходящий день для того, чтобы поучиться нырять.
Когда девушка завернула за угол, она услышала нечто такое, что заставило ее остановиться. Она подождала, затем выглянула из-за угла и увидела, как Хо заходит в свою комнату. «Должно быть, он выходил прогуляться», — подумала Палома и снова направилась к его комнате. Но тут же опять остановилась, сама не зная почему, однако ясно осознавая, что не хочет идти дальше. Ею овладело какое-то необъяснимое, но очень сильное чувство, словно бы она услышала чье-то предостережение.
Стоя на месте, девушка отругала себя, что придает значение всякой мистике. Но какими бы глупыми ни казались ей эти ощущения, она не могла сделать ни шагу вперед.
Подождав еще немного, она вернулась домой и легла в постель, решив, что утро вечера мудренее.
Но сон никак не приходил. Палома стала невольным свидетелем борьбы между двумя частями своего сознания: с одной стороны, она желала дружбы и проклинала себя за подозрительность, с другой — она очень ценила свою независимость и недоверчиво относилась ко всем, кто мог на эту независимость посягнуть.
Наутро она решила подождать еще день и дать разрешиться этому конфликту в ее голове. Несмотря на то что Хо был по-прежнему очень приветлив с ней, Палома не позволила легкому чувству вины изменить ее планы.
Как обычно, она проводила Хо и его приятеля Индио до пристани. Отвязывая лодку, Хо спросил как бы невзначай:
— Ты не хотела бы поплыть с нами?
— Что?
Хо никогда не приглашал Палому в свою лодку — ни на рыбалку, ни для того, чтобы просто развлечься или собрать хворост на близлежащих островах.
— Маноло сегодня заболел.
— Чем он заболел? Вчера вечером он был в порядке.
— Не знаю. Он говорит, что у него расстроился живот. Если это в самом деле так, я бы и не пустил его в лодку.
Предложение было заманчивым. Если она до сих пор не решалась благосклонно ответить на просьбу брата, то могла хотя бы сейчас принять его предложение.
Но ей так этого не хотелось. Палома не любила ловить рыбу. Единственное, когда она делала это более или менее охотно, это с Хобимом. Да и тогда ее больше привлекала возможность побыть с отцом. Рыбалка была для нее скучным занятием, утомительным и даже болезненным: леска всегда врезалась ей в пальцы, и порезы очень болели от соленой воды. Больше всего девушке не нравилось, что рыбу ловят для того, чтобы ее убить, даже если в этом и есть прямая необходимость. То чувство общности с морскими жителями, которое она ощущала у подводной горы, полностью противоречило тому отвращению и ужасу, которые она испытывала, глядя на бледные безжизненные тела животных, сваленные кучей на дне лодки.
Но если Хо была нужна ее помощь и если им действительно предстояло подружиться, она не могла отказать.
— Хорошо, — сказала Палома.
— Хм. — Хо, казалось, был удивлен. — Я имел в виду, если ты, конечно, хочешь.
— Если тебе нужна моя помощь, я буду рада помочь.
— Понятно. — Хо пытался придумать, что ему сказать. — Но мне, в общем-то, не очень нужна помощь.
