— Не могу согласиться, — возразила Бишоп. — Мне на ум приходит единственное, что может вызвать столь разнообразные проявления: побочный эффект употребления наркотиков.
— Отличное предположение. Они тоже могут быть причиной. — Крейн опять сделал пометку на листе. — Может быть, персоналу делали прививки, например, перед прибытием на станцию? Или кололи какие-нибудь витамины? Или сотрудникам прописывают какие-то стимулирующие препараты?
— Мне ни о чем таком не известно, — сказала Бишоп.
— Мы должны проверить. Нельзя сбрасывать со счетов и наркотики.
— Например, метамфетамин, — вставил Корбетт.
— Или «экстази». Он нарушает аминокислотный обмен в организме и может вызывать симптомы, подобные тем, что наблюдались у Уайта.
— Может быть и состав питания, — произнесла Бишоп. — Диетолог составил особый рацион, с большим содержанием белков и пониженным количеством углеводов. Флот использует станцию как полигон.
— Очень интересно. Надо еще раз проверить анализы крови, чтобы посмотреть, играет ли диета какую-нибудь роль.
Крейн посмотрел на Бишоп, на Корбетта и порадовался, что они оба охотно участвуют в обсуждении.
— У нас получается неплохой список. Давайте посмотрим, можно ли из него что-нибудь выделить. Мы знаем, что симптомы никак не связаны ни с расположением зон станции, ни со спецификой работы. Есть ли какая-нибудь зависимость от возраста или половой принадлежности?
Бишоп постучала по своему компьютеру.
— Нет. Разброс идет по всем возрастным группам, а процентное соотношение полов в целом соответствует таковому на станции.
— Хорошо. По крайней мере, мы можем продолжить. — Крейн заглянул в свои записи. — В первом приближении кажется, что наиболее вероятная причина — интоксикация или какой-то наркотик. Например, отравление солями тяжелых металлов дает очень широкий спектр симптомов. Инфекционное заболевание можно с большим отрывом поставить на третье место, но все же необходимо это проверить. — Он посмотрел на Корбетта. — Кто самый хороший технический специалист в медпункте?
Психолог с минуту подумал.
— Джейн Рэнд.
— Надо дать ей задание свести вместе все записи, которые мы сделали по каждому пациенту, и запрограммировать работу с базами данных так, чтобы можно было выявить скрытые взаимосвязи. Пусть все проверит — от трудовых книжек до результатов анализов.
Он помолчал.
— А она может проверить, в какие кафе ходили пациенты?
Корбетт понажимал кнопки на своем компьютере. Поднял глаза и кивнул.
— Тогда добавьте и это. Посмотрим, может, что-нибудь и появится. Потом надо будет сравнить полученные данные по пациентам с информацией об остальных людях на станции, тех, которые здоровы, — может быть, между ними есть какая-то разница.
Крейн посмотрел на Бишоп.
— Доктор Бишоп, вы могли бы проверить анализы крови еще раз, на предмет обнаружения яда или наркотиков?
— Хорошо, — ответила женщина.
— Пожалуйста, попросите медперсонал взять образцы волос у каждого пациента, который обращался в медпункт за последние две недели. А впредь, пожалуй, надо брать анализ крови и мочи у всех новых пациентов, даже если они обращаются по поводу занозы. Давайте, кстати, проведем всестороннее обследование — электрокардиограммы, эхокардиограммы, электроэнцефалограммы, все анализы.
— Я вам уже говорила, что у нас на станции нет электроэнцефалографа, — заметила Бишоп.
— А мы можем его получить?
Она пожала плечами.
— Со временем.
— Тогда, пожалуйста, подайте заявку. Мне бы не хотелось что-нибудь упустить. И кстати, пусть лаборанты проверят все ранние истории болезни. Если это вспышка какого-то инфекционного заболевания, мы могли бы выделить самый первый случай. — Крейн встал. — Пожалуй, пойду поговорю с диетологами, посмотрю, что у них там за специальное питание. Давайте встретимся утром, обсудим, что удалось выяснить.
У двери он остановился.
— Кстати, я вот еще о чем хотел спросить вас. Кто такой мистер Флайт?
Бишоп и Корбетт переглянулись.
— Мистер Флайт? — переспросила Бишоп.
— Старичок грек в рабочем комбинезоне. Вскоре после того, как я приехал, он явился ко мне в каюту без приглашения. Странный человек, ему, кажется, нравится говорить загадками. Какая у него должность?
Возникла пауза.
— Извините, доктор Крейн, — сказал Корбетт. — Я с ним незнаком.
— Нет? — Крейн повернулся к Бишоп. — Невысокого роста, жилистый, с большой копной седых волос. Сказал мне, что занимается крайне секретной работой.
— Я знаю на станции всех, — ответила Бишоп. — И никто под ваше описание не подходит. Самому старому сотруднику пятьдесят два года.
— Что? — воскликнул Крейн. — Но это же невозможно! Я видел старика собственными глазами!
Бишоп обратилась к своему компьютеру, набрала недлинную команду, глянула на крохотный экран. И подняла взгляд.
— Доктор Крейн, я уверена: на станции нет человека по имени Флайт.
15
Роберт Луазо отошел от кухонной плиты, снял с головы поварской колпак и вытер потное лицо висевшим у него на поясе полотенцем. На камбузе холодно, а он мокрый как мышь. И ведь смена началась всего полчаса назад. Кажется, день будет длинный. Очень длинный.
Он глянул на стенные часы — половина четвертого. Волна обедающих схлынула, посудомойки вымыли кастрюли и сковородки, и в кухне было тихо. Но тихо — понятие относительное: он давно знал, что камбуз на военном корабле — это совсем не то, что кухня на твердой земле. Тут не существует четких расписаний приема пищи, люди приходят и уходят, когда захотят. А уж на станции, где работа идет в три смены, нет ничего необычного, если кто-то попросит подать завтрак в восемь часов вечера или обед в два часа ночи.
Луазо еще раз вытер лицо и отпустил конец полотенца. Кажется, в последнее время он постоянно потеет, и не только на камбузе. И это еще не все; он заметил, что у него начали дрожать руки, а сердце теперь бьется немного быстрее, чем всегда. А потом, он все время чувствует усталость, но когда ложится, то не может уснуть. Он не мог бы сказать, когда это началось, но одно было понятно: медленно, но верно ему становится все хуже.
Эл Таннер, главный кондитер, прошел мимо, насвистывая «Вечером волшебным». Кондитерский мешок висел у него на плече, словно свежезабитый гусь. Таннер перестал свистеть и крикнул:
— Привет, Уазу.
— Уазо, — тихо поправил его Луазо.
Хочется надеяться, что на серьезной кухне персонал знает, как хотя бы произносить французские имена. Может, они все просто его дразнят? На самом деле только Рено, шеф-повар, правильно называет его по имени, но он редко снисходит до того, чтобы обращаться к людям по именам, предпочитая подозвать человека движением указательного пальца.
Луазо, вздохнув, повернулся к плите. Времени на праздные мечтания нет. Сейчас надо готовить соус бешамель — огромное количество. На обед шеф Рено задумал подать турнедо с подливками Морне и котлетт д'анье экосез, а оба блюда делаются на основе соуса бешамель. Конечно, Луазо может приготовить бешамель, даже не просыпаясь. Но ему пришлось пройти суровую школу, чтобы понять: приготовление пищи — все равно что марафон: ты замедляешь ход, а другие бегут с той же скоростью, и если ты промедлил, догнать потом невозможно.
«Потушить лук, добавить обжаренной муки…» Луазо топтался по своему пятачку на кухне и чувствовал, как все быстрее бьется сердце и все короче становится дыхание. Конечно, может быть, он заболевает. Тем не менее он подумал, что есть и другое объяснение тому, что у него постоянно потеют руки, а ночью тревога не дает уснуть. Одно дело работать на авианосце — огромные, как пещеры, отсеки, бесконечные гулкие коридоры. А тут все по-другому. Во время долгого подготовительного периода, бесконечных собеседований он как-то ни разу не задумался, каково это — жить на «Глубоководном шторме»? Зарплату предлагали фантастическую, а мысль о том, что будешь участвовать в засекреченном проекте, где используются самые передовые технологии, туманила голову. Он на флоте уже пять лет, работал на адмиральских камбузах; ну какая разница — работать под водой, а не над водой, как обычно?
