Роман увидел, что от Шакдогурского настоящей помощи ждать не приходится. Больше он к нему не обращался, зато часто вызывал начальников отделов и, не стесняясь, дотошно вникал в дела. Он приходил домой поздно, Валя сердилась:
— Посмотри, на кого ты похож? Куришь много, спишь мало. В конце концов, я как врач вмешаюсь в твою работу. Нельзя так.
Роман по-настоящему уставал, но от замечаний жены отмахивался:
— Ладно, Валюша, ладно.
Понемногу он начал разбираться в сложном и многообразном хозяйстве пароходства. Он старался ладить с людьми, и ему это удавалось. Не понравился ему только его заместитель по кадрам. Сразу не понравился, с первого взгляда, но работать надо было дружно и слаженно. Роман понимал это и потому внешне никак не проявлял своей антипатии.
А заместителю по кадрам, Борису Васильевичу Багликову, было совершенно все равно, как к нему относится новый начальник. Он чувствовал себя уверенно. Багликова назначило министерство по рекомендации одного ответственного работника. Иногда в разговоре Борис Васильевич любил ввернуть что-нибудь вроде:
— Сегодня звонил, — он называл фамилию важного лица, — спрашивал о делах пароходства…
И хотя названное важное лицо никакого отношения к пароходству не имело, все понимали, что оно может поинтересоваться и пароходством. Поэтому люди почтительно молчали.
Роман видел, что сослуживцы боятся заместителя по кадрам. В его присутствии языки становились деревянными. Все предпочитали молчать. Сергеева раздражало такое поведение служащих, но сделать он ничего не мог.
Вскоре у Романа произошло столкновение со старшим диспетчером Виктором Александровичем Малышевым. Этот немолодой уже человек работал в пароходстве давно и эксплуатацию флота знал в деталях.
Флот, которым владело пароходство к моменту прихода Романа, был очень мал. За время войны пароходство потеряло много судов. Часть уничтожили гитлеровцы, часть, незадолго до начала войны, передали северным пароходствам. Уцелело лишь несколько старых пароходов да трофейные суда, которые прибывали время от времени.
Роман никак не мог понять, почему пароходство, имея сравнительно большой план перевозок, постоянно перевыполняло его. Это казалось странным еще и потому, что часть судов обычно стояла в незапланированном ремонте. Старые машины то и дело выходили из строя. Пятнадцать судов, которые работали на линиях, никак не могли перевезти того количества грузов, которое указывалось в сводках. Тем не менее тонны эти существовали, лежали на причалах в порту, вывозились автомашинами и вагонами. По этому вопросу он и вызвал к себе Малышева. Главный диспетчер вошел подтянутый, в старом, но аккуратно отглаженном костюме, с улыбкой на лице.
— К вашим услугам, Роман Николаевич. Разрешите сесть?
— Прошу вас. Я хотел, чтобы вы мне кое-что объяснили. Меня интересуют перевозки, — и Сергеев прямо начал говорить о своих сомнениях.
Малышев серьезно слушал, согласно и понимающе кивал головой, не прерывая начальника. Когда Роман кончил, Малышев сказал:
— Мне понятно ваше недоумение. Сейчас вы все поймете. Здесь маленькая уловка, — Малышев мягко улыбнулся. — Ну, если хотите, «секрет» нашего пароходства. Дело в том, что через нас из Германии идет трофейный и репарационный флот, предназначенный на Каспий, иногда на Черное море и Дальний Восток. Он приходит сюда доснабжаться и доукомплектовываться командой. Обычно пароходы отправляют в балласте[6]. Так вот. Все такие суда, идущие к нам, мы загружаем за границей своим грузом. Им все равно, а нам процент выполнения…
— Одну минутку, Виктор Александрович. Насколько я вас понял, эти суда планом не учитываются?
— Конечно, нет. Практически очень трудно. Суда поступают нерегулярно. Но одно-два судна почти наверняка приходят. Вот вам десяток тысяч тонн груза. Ну, пусть пять тысяч. Уже сверхплановый груз…
Роман нахмурился.
— А вам не кажется, что это настоящее очковтирательство?
Малышев пожал плечами.
— По-моему — рационализация. Не гонять же суда балластом, если их можно загрузить? По-государственному подходим.
Роман внимательно посмотрел на Малышева. Тот сидел свободно, все еще с улыбкой глядя на начальника, только в глазах появилось беспокойство.
— У меня другое мнение, — холодно сказал Роман. — Суда загружать, конечно, надо. Но будем называть вещи своими именами. В Москве знают, что мы имеем пятнадцать пароходов. Планируют. Мы все время перевыполняем, получаем премии. Там считают, что мы хорошо работаем, а на самом деле? Скажите, если бы не было «приблудных» судов, выполнили бы мы план?
Малышев снова пожал плечами.
— Наверное, нет.
— Министерству известно о такой системе, принятой в нашем пароходстве?
— Думаю, что не знают. Но предполагают, и смотрят сквозь пальцы. Пароходство выполняет план, и это уже хорошо. Криминала здесь нет…
— Есть, — сказал Роман. — Мы обманываем государство.
— Что же вы предлагаете? — уже с явным беспокойством спросил Малышев.
— Предлагаю продолжать загружать чужие суда, но в сводке проставлять грузы, фактически перевезенные только нашими пароходами. А для тех завести особую графу.
— Тогда пароходство ничего не заработает, — разочарованно протянул Малышев. — Люди привыкли к ежемесячному выполнению плана. Такое новшество произведет плохое впечатление и в министерстве. С них ведь тоже спросят. Понимаете?
— Понимаю. Ведь из-за того, что люди привыкли к такой системе, они развращаются. Кончать надо трескотню. Вы думаете, мне было бы неприятно ежемесячно докладывать в Москву, что пароходство хорошо работает? Поверьте, приятно, но работать надо честно. Попросим пересмотреть план. Нам ведь здесь на месте видней. Если мы представим веские доводы, там должны обязательно согласиться.
— Попробуйте. Я не берусь. Если по справедливости, то нам надо скинуть процентов десять минимум. Вот тогда еще кое-как потянем. Напрасно вы собираетесь ломать старую систему. Ну, если тут, согласен с вами, и есть чуточку обмана, то ведь он никому не вредит.
Роман положил на стол свои большие руки, пошевелился в кресле и стал похожим на собравшегося в комок ежа. Челюсти как-то по-особенному сжались, нижняя губа полезла на верхнюю. Лицо сделалось злым. Верный признак того, что Роман сдерживает гнев. Увидя такое выражение на лице капитана, на судне говорили «забульдожил» и старались не попадаться ему на глаза.
— Так вот, Виктор Александрович, в будущем месяце мы покажем только то, что действительно перевезли. Без всяких «приблудных». Поняли?
— Понял, товарищ начальник, — официально сказал Малышев, заметя перемену в тоне Романа. — Но все же не советую. Боюсь, что в министерстве останутся недовольны таким оборотом дела. Еще раз обращаю ваше внимание, что и с него спрашивают.
— Пусть. Наше дело добиться реального плана и его выполнять. Вы свободны. Благодарю вас.
— Может быть, не стоит так резко поворачивать? — с надеждой, уже в дверях, спросил Малышев. — По одному чужому судну будем писать ежемесячно. Так незаметно подойдем к истине, а?
— Нет. Рубить — так сразу.
Вскоре в кабинет пришел Шакдогурский. Он начал издалека, осторожно подводя разговор к плану. Роману надоела его дипломатия, он прямо спросил:
— Вы что, по поводу плана пришли? Малышев передал вам мое решение?
— И по поводу плана тоже, — шутливо сказал Шакдогурский. — Нельзя так, Роман Николаевич. Вы, извините, человек еще не очень опытный. Послушайте старого зубра…
— Так вот, Бахтиар Варламович, — перебил его Роман. — Мы тут с главным диспетчером потолковали и решили, что грузы, перевозимые «приблудными» судами, — вы понимаете, о чем идет речь, — в план пароходства не включать. Так, по-моему, будет правильнее, и в министерстве лучше узнают наши реальные возможности.
Шакдогурский отрицательно покачал головой.
— Я в корне не согласен. Во-первых, пароходство не выполнит план, во-вторых, в Москве будут недовольны.
— Мне уже говорил Малышев. Что ж, придется идти на такую меру.
— А каково мнение начальника политотдела?
— Я с ним еще не говорил. Но уверен, что он будет согласен со мной.
Шакдогурский ушел недовольный. В середине дня Романа вызвали по «ВЧ» из министерства. Он ждал такого звонка. На другом конце провода очень знакомый голос весело поздоровался с ним.
— Как дела, Роман Николаевич? Не узнаешь? Хе-хе. Вересков. Да, Валериан Афанасьевич. Давно не виделись. Жив-здоров… Поднимай выше… Как получилось? Судьба. Воевал, был ранен. Встретимся — расскажу подробно…
Вересков! Романа покоробил его фамильярный тон. Кажется, на «ты» они никогда не были…
— Ты что замолчал, Роман Николаевич? Боишься разговаривать с начальством? Стоишь, наверное? — шутил Вересков. — Можешь сесть. Я вот по какому вопросу. Дошел слушок, что ты считаешь свой план завышенным. Правда, меня этот вопрос не касается. Я тебя как друга хочу предупредить. Не лезь на рожон. Не настаивай на пересмотре плана. У Королева, ты посмотри старые сводки, ежемесячно большие перевыполнения были. Так что не советую поднимать вопрос на коллегии, понял?
