Матрос остановился чуть в сторонке и обвел особняк самым пристальным взглядом. «Так вот куда она выезжает, – невольно прошептал он. – Выходит, меня не обманули! И сведения мои точны! Но вот уедет ли она отсюда, на самом деле?.. О, я это узнаю!»
Глянув на дом последний раз, он словно с сожалением двинулся прочь и, пройдя сотню шагов, вошел в кабачок, куда обычно захаживали матросы. Но не затем зашел он туда, чтобы напиться и насытиться: в эту минуту голова у Олоннэ была занята другими мыслями, далекими от желания утолить жажду и голод. Он задержался на миг-другой на пороге, сосредоточенно оглядел низкий, темный, прокуренный зал – и, судя по всему, разглядел то, что высматривал, потому что направился прямо к столу, за которым сидел какой-то одинокий выпивоха, и без лишних церемоний подсел рядышком.
Двое моряков, поскольку незнакомец тоже был в костюме матроса, обменялись улыбками и рукопожатиями.
– Ну как, Питрианс, – с чуть заметным смущением спросил Олоннэ, – что новенького, старина?
Поспешим тут же заметить, что «старина», к которому обратился наш герой, был крепким молодцом под шесть футов ростом – сущим геркулесом с плутоватым, хотя и симпатичным, лицом и проницательным взглядом; на вид мы дали бы ему от силы года двадцать два.
– Ничего такого, что тебе было бы не по душе, матросик, – отвечал тот с улыбкой. – Да ты и впрямь в сорочке родился, как поговаривают старые кумушки. Все складывается для тебя на удивление удачно. Сама судьба на твоей стороне – обделывает твои делишки наилучшим образом.
– Как это? Выкладывай, да поживей, матросик!
– Сам посуди. Сеньор дон Блаз Салласар, граф Медина-дель-Кампо и герцог де Ла Торре… ох уж мне эти чертовы испанцы – пока выговоришь все их имена да титулы, язык сломаешь!..
– Не томи же!
– Ну так вот. Этот самый сеньор, кажется, доводится закадычным дружком нашему королю, Его Величеству Людовику XIV, ведь не случайно он торчит у него при дворе уже бог весть сколько времени…
– А мне-то что с того?
– Терпение, дружище! Я и говорю, этого самого дона Блаза, и прочее и прочее, видимо, назначили вице-королем Перу по велению испанского короля, его государя, питающего к нему совершенно особое уважение.
– А мне-то какой от этого прок?
– Такой, что ты и не представляешь. Хотя французский король воюет с испанским, господин Кольбер получил приказ милостиво предоставить в распоряжение сеньора дона Блаза, и прочее… фрегат «Пор-Эпик» да снарядить его в Перу. А господин Кольбер решил по случаю использовать этот самый фрегат для слежки за берегами Испании… Да ты слушаешь меня или нет?
– Я весь внимание, да только вот ни черта не пойму!
– Потому что ни черта не хочешь, хотя все ясно как божий день. Министр не посмел ослушаться королевского приказа, договорился с управляющими Вест-Индской компании, и те известили капитана Гишара, чье судно готово к отходу, что ему надлежит взять к себе на борт и доставить на Санто-Доминго, причем со всеми почестями, достойными его ранга, графа Медина-Кампо, новоиспеченного вице-короля Перу, с домочадцами. Так что на борту «Петуха» все подготовлено к приему важных пассажиров. И по приходе судна на Санто-Доминго господину д’Ожерону, губернатору французской части острова, будет проще простого препроводить графа в целости и сохранности, вместе с его свитой, на испанскую территорию.
– Ты точно знаешь?
– Точнее не бывает. Я все узнал от самого графского камердинера, этого индюка надутого, – выступает завсегда только боком, откуда ни глянь.
– Отлично! – воскликнул Олоннэ. – Я так и думал!
– Ты?
– Да, нутром почувствовал! – живо откликнулся наш герой, радостно потирая руки.
– Да ну! Быть того не может!
– Еще как может, – продолжал молодой человек, рассмеявшись, – тем более что я тоже отправляюсь вместе с ними.
– Ты?
– Да. Вот послушай и сразу все поймешь.
И Олоннэ поведал другу историю о том, как он нанялся на борт «Петуха».
Питрианс слушал его не то что с удивлением – с полным недоумением.
– Все едино, – молвил он, недовольно мотнув головой, – ты не прав. От своей любви ты совсем рехнулся. И заведет она тебя бог знает куда!
– После нас хоть потоп! – решительно заявил наш герой.
– Ты рассуждаешь, как осел, но ты мне друг. И я не скажу тебе ни слова поперек, хоть ты и подвел меня, не предупредив о своих делах.
– Что-то не пойму я тебя, Питрианс.
– Хватит! Все и так ясно, еще сочтемся.
– Нет уж, сам ты рехнулся!
– Ан нет, не я, а ты. Ладно, идем, пора отсюда убираться.
С этими словами он встал, бросил на стол пару монет за бутылку вина, которую едва почал, и они вдвоем вышли из кабачка…
Олоннэ не нарушил уговора с Гишаром. В назначенный час он прибыл на борт «Петуха» и предстал перед капитаном. Началась подготовка к выходу в море. Одни матросы кинулись к брашпилю выхаживать якорь, а другие, разойдясь по всем реям, начали раздергивать паруса.
Горячо пожав руку новоявленному штурману, капитан Гишар велел юнге показать выделенную новичку каюту, чтобы он мог отнести туда свой рундук. Обустроившись на месте, что заняло у него несколько минут, Олоннэ тотчас же заступил на службу.
И первым, с кем он столкнулся, поднявшись на мостик, был Питрианс.
– Вот видишь, матросик, – сказал тот, бесцеремонно рассмеявшись ему в лицо, – не ты один умеешь откалывать коленца. Как видишь, и я кое-что могу.
– Ты что ж, тоже нанялся на «Петуха»?
– Истинная правда, и на тех же условиях, что и ты. Только не штурманом, а всего-то боцманом, да мне наплевать. А ты разве не рад меня видеть, шельмец? Я же говорил – еще сочтемся!
– Спасибо, Питрианс! – с чувством отвечал Олоннэ, пожимая другу руку.
На этом их разговор закончился. Да и была ли им нужда говорить еще о чем-то: ведь они понимали друг дружку с полуслова? Так что на этом друзья разошлись по своим постам.
Через час «Петух» стал по ветру и двинулся в открытое море.
Первые десять-двенадцать дней перехода дул попутный ветер, погода стояла великолепная, и все заставляло надеяться, что плавание будет проходить в самых благоприятных условиях.
Граф де Ла Торре быстро расположил к себе экипаж своей любезностью и благородством.
Вахтенные матросы с удовольствием наблюдали, как он прогуливается по палубе в компании герцогини и ее очаровательной дочери. Как только эти трое объявлялись на корме, моряки почтительно отходили в сторонку, уступая им место для прогулки; матросы переговаривались меж собой уже только шепотом, изо всех сил стараясь ненароком не пустить в ход крепкое словцо и остерегаясь развязно-грубоватого поведения, к чему они привыкли.
Сеньорина Виолента де Ла Торре была главным предметом глубочайшего почтения со стороны этих большей частью неотесанных мужланов, а точнее сказать – объектом преклонения. Эта юная особа вызывала у них безграничное восхищение: в наивно-трогательной вере, присущей их натурам, простым и одновременно решительным, они считали, что присутствие на борту такой прелестной девушки сулит удачу как им самим, так и их кораблю.
А Олоннэ был просто счастлив, счастлив как никогда. По правде говоря, он не смел заговорить с девушкой ни о чем другом, кроме самых обыденных вещей, как то: о погоде, ходе судна или ожидаемой продолжительности плавания. Однако теперь он не был для нее совершенно посторонним: его мягкий, гармонично-певучий голос очаровывал девушку, ввергал в радостную дрожь; да и потом, отныне он виделся с нею каждый день по несколько часов и мог втайне любоваться и восхищаться ею. Потому-то, повторимся, он и был на седьмом небе от счастья.
И все же капля дегтя не преминула упасть в этот сосуд, полный счастья, придав его содержимому изрядный вкус горечи.
Олоннэ и подумать не мог, что коварный тайный заговор зреет против той, которую он обожал и почитал всею душой, притом, заметим, без всяких корыстных помыслов; и причиной тому послужила неодолимая преграда, выросшая между ним и ею благодаря неумолимым законам общества.
Это требует объяснения, и мы попытаемся дать его ниже в нескольких словах.
Первый штурман, он же старший помощник капитана, был в прошлом офицером королевского военно-морского флота, но за некоторые свои далеко не безобидные выходки, которые нет смысла здесь перечислять, ему пришлось подать в отставку. Это был великодушный человек, он даже имя носил благородное – Орас де Вильномбль и состоял в родстве с самыми знатными фамилиями в Оверни[39]. Кроме того, он доводился племянником одному из управляющих Вест-Индской компании. И благодаря покровительству того же дядюшки получил должность второго помощника капитана корабля «Петух» и прослужил в ней худо-бедно три года. Однако на основании этого мы не станем утверждать, что моряком он был никудышным, напротив, в своем ремесле он знал толк и смог не раз проявить в различных обстоятельствах свои недюжинные таланты и замечательные познания в морском деле. Между тем заслуги господина де Вильномбля на морском поприще напрочь перечеркивались его постыдными пороками и безнравственными поступками. То был пьяница, игрок, распутник, и все такое прочее. Ради удовлетворения своих необузданных прихотей и ненасытных страстей он был готов на все.
