Мы заметили несколько пароходов, один из которых принадлежал компании «Пи энд Оу» и был наполнен английскими военными. За нашей шхуной, легко разрезавшей форштевнем воду, наблюдали с капитанского мостика и палубы первого класса, проявляя к нам повышенный интерес и вооружившись подзорными трубами и биноклями. Несколько женщин помахали нам своими платочками, а индусы, стоявшие на носу, развернули свои шарфы, чтобы поприветствовать «Альтаир», но офицеры индийской армии, одетые в шорты и находившиеся на прогулочной палубе, воздержались от изъявления чувств, может быть, из-за нашего французского флага, который, по мнению англичан, не заслуживал внимания прирожденных яхтсменов. Оскорбленный таким пренебрежительным отношением, я в знак приветствия трижды приспустил свой флаг, желая показать, что французы, хотя они, возможно, и не столь спортивны, но уж наверняка гораздо более учтивы. Фонтенуа или Ватерлоо?.. Тогда я увидел, как матрос сбежал с мостика по трапу, и через минуту крохотный британский флаг ответил мне тем же… Нет, все-таки Фонтенуа…
Волны, поднятые пароходом и расходившиеся от кормы под острым углом, на несколько минут вызвали бортовую качку, затем к морю вернулся его привычный ритм, и вскоре огромный корабль превратился в точку, увенчанную перышком дымка.
Мы оставили далеко позади морские трассы; от пустынных берегов Аравии, где рощицы финиковых и кокосовых пальм отметили собой русла пересохших рек, нас отделяли всего несколько миль. И тут я заметил на горизонте, впереди и чуть левее, небольшой пароход, следовавший курсом зюйд… Мои люди сказали, что это «Каваджи», который раз в неделю совершает рейс из Джидды, с заходом в Ходейду и Мокку, на Перим, но, взяв бинокль, я разглядел очень знакомый силуэт патрульного катера из Адена.
Предстоящая встреча должна была бы вызвать тревогу, так как у меня были все основания ее опасаться: «Альтаир» вез гашиш, кокаин и морфий чуть ли не центнерами и вдобавок рабов, сопровождаемых королем работорговли, человеком неуловимым, за поимку которого назначена кругленькая сумма! Но нет, я почему-то был совершенно спокоен, мне даже показалось забавным, что я поприветствую этого морского жандарма и он проплывет мимо нас, ни о чем не догадываясь. Я настолько осмелел, что слегка изменил свой маршрут, чтобы подойти поближе к катеру. Конечно, за мной наблюдали с мостика, так как мой маневр сразу заметили: катер слегка отклонился в сторону и поплыл прямо на нас. Обычно такой хладнокровный шейх Исса занервничал, однако моя уверенность и спокойствие его приободрили. Если бы англичане направлялись к нам, заметив, что я хочу уклониться от встречи, у меня был бы повод для беспокойства – тогда маневр катера свидетельствовал бы о том, что у англичан закрались какие-то подозрения, и, напротив, то, что они откликнулись на наше желание познакомиться с ними поближе, говорило об обычном любопытстве, проявленном к незнакомому судну.
Как бы там ни было, но когда я начал различать две трубы и длинный ствол артиллерийского орудия, спокойствие отчасти оставило меня. Кто знает, на что способны праздные англичане, которые понапрасну бороздят морские просторы, встречая одни лишь рыбачьи лодки? Кто знает, не взбредет ли им в голову фантазия посетить эту столь хорошо оснащенную шхуну, удивившую их своим видом, просто так, чтобы убить время? Конечно, и тогда вряд ли можно опасаться каких-то незамедлительных последствий, поскольку никто из них не знает ни шейха Иссу, ни его «супруг» (я успел нацарапать их имена на своем манифесте), но англичане увидят ужасные слова «кокаин» и «героин», сообщат об этом по радио в Аден, и за мной будет установлена слежка… Гудок прервал мои размышления… Пароход находился менее чем в полумиле от нас…
Три женщины сидели на юте со своим почтенным супругом, и Мола наливал им чай. Все это, англичане прекрасно видели в подзорные трубы, нацеленные на нас. Я приспустил свой флаг, и, когда он взлетел вверх уже в третий раз, большой серый корабль проплыл в одном кабельтове у нас на траверзе… Машину не остановили, и это был добрый знак. Я облегченно вздохнул, когда катер поприветствовал меня флагом; в ответ моя команда принялась размахивать тюрбанами…
Ветер донес до меня звуки фортепиано, на мостике поблескивали большие глаза биноклей, и я, наставив на них свой, заметил раскрасневшиеся лица офицеров, которые с бокалами в руках поднимали тосты за мое здоровье…
Это был час, когда англичане обычно выпивают…
Я попросил трех рабынь подняться и помахать своими маклама. На эти знаки уважения к Англии нам ответили тремя гудками.
После чего каждый из нас поплыл своим маршрутом.
Шейх Исса, еще не совсем отправившись от волнения, произнес с улыбкой:
– Аль-хамдул-иллах. (Слава Богу!)
– Тебе бы следовало сказать: «Аль-хамдул-виски»…
Ночь избавляет нас от невыносимой жары и последних безжалостных лучей уходящего солнца, от которых нас не защищали паруса, расположенные левым галсом.
Поскольку маяк, отмечавший край длинного рифа возле Мокки, не был починен, я не осмелился сделать галс в сторону открытого моря, чтобы его обогнуть, из опасения, что чересчур далеко отойду от побережья и не увижу ночью тонкую металлическую колонну маяка. Благодаря штилю, который обычно устанавливается после заката, я бросил якорь на глубине в четыре сажени, расположив судно параллельно берегу. Таким образом, на ночь нам была обеспечена бортовая качка, но это неудобство с лихвой окупалось тем, что я освободился от тревожного чувства. Теперь, когда опасность миновала, я мог позволить себе роскошь пережить запоздалый ужас при мысли о том, что могло бы с нами случиться, если…
Утром мы вошли в просторную гавань Мокки, и я поискал взглядом заруку, встреченную нами позавчера, но флотилия зарук, похожих одна на другую, находилась в задней части порта, недоступной для кораблей со средним водоизмещением. Однако от начальника порта (Омера-эль-Бахара), который пришел произвести досмотр «Альтаира», я узнал, что из Джибути действительно прибыл сомалиец. Но мои вопросы, касавшиеся этого человека, кажется, привели в замешательство почтенного чиновника. Смутное беспокойство овладело мной, и я, желая прояснить ситуацию, заявил ему, что хочу немедленно сойти на берег. На это чиновник ответил, что мне следует дождаться начальника таможни и что он получил приказ оставить на моем судне двух аскеров, его сопровождавших…
Я уже хотел возмутиться, как в разговор вступил шейх Исса:
– Не подобает выставлять охрану на корабле человека, спасшего трех девственниц, которых имам ожидает с нетерпением. Если бы не он, то английский патрульный катер задержал бы их, а также и весь остальной караван, доставленный мной из Джиммы.
