Я вспомнил, как Веня носит на бамбуковой трубке стокилограммовые бочки. Конечно, он — Жаботинский.
Лодка подошла к катеру. Веня протянул мне чемодан.
— До свидания! — сказал я.
Веня поднял руку.
Лодку относило течением. Веня встал на корме, завертел веслом, и нос лодки тотчас же повернул к берегу.
Сегодня вечером я улечу домой.
НА АЭРОДРОМЕ
На аэродроме во Владивостоке я целый час ждал самолёта.
Проголодался, открыл чемодан и вытащил свёрток.
Попробуем пирог.
Я положил свёрток на стол и развязал шпагат. Внутри была газета, в газете почему-то ДВА СВЁРТКА.
Я раскрыл первый. Пирог. Обещанный пирог!
Во втором свёртке лежали галоши. Мои галоши. Вымытые и блестящие.
ЗАЧЕМ ОНИ МНЕ ТЕПЕРЬ?
Я положил галоши рядом с пирогом и стал думать.
Выбросить? Невозможно. Теперь это не галоши, а знак доброго внимания и заботы.
Повезу-ка я их домой. Дома у меня на подоконнике много редких вещей. Там лежат черноморские раковины рапаны, засушенная рыба-игла, бронированный кузовок, который привёз мне из Индийского океана знакомый матрос.
Там я положу одну галошу. Она ведь тоже редкость. Она плавала со мной к островам Рейнике и Два Брата. Её месяц поливало морской водой, и липкая жёлтая глина пыталась сорвать её с босоножки.
Вторую я поставлю под диван.
Пускай стоят. Они ещё пригодятся. Ведь мои путешествия не кончились.
Я уселся поудобнее и стал жевать старухин пирог.
Он был вкусный и на этот раз непригорелый.
Радио объявило посадку.
В ЛЕНИНГРАДЕ
Когда я прилетел в Ленинград, дверь мне открыла сестра.
— Ты? — воскликнула она. — А мы думали, тебя уже нет в живых!
— Это ещё почему?
— Из-за твоих дурацких телеграмм.
В переднюю вышла мать и упала ко мне на грудь.
— Ну-ну, мама… — сказал я. — При чём здесь мои телеграммы?
Мать с сестрой положили их на стол:
ДОЛЕТЕЛ БЛАГОПОЛУЧНО САМОЛЕТЕ ЗАСТРЯЛА НОГА
КОЛЯ
ЗДОРОВЬЕ ХОРОШЕЕ УДАРИЛСЯ ГОЛОВОЙ О СВАЮ
КОЛЯ
— И на этом телеграммы кончились. Что мы должны были думать? Признайся: ты сильно разбил голову?
— Да что ты? Пустяки, чуть-чуть стукнулся. Небольшая шишка.
— А нога в самолёте?
— Ещё легче. Совсем ерунда.
— Тогда зачем ты нам об этом писал?
— Ты сама просила писать подробно и писать всю правду.
Я достал папку с рисунками, и стал показывать их. Тут я сразу вспомнил рыбака и рыбку. Вот эти рисунки совсем другое дело!
Ну и что же, что у меня плохо получаются люди? Я буду рисовать морских животных, буду опускаться на дно, наблюдать, как прыгают плоские, как блюдечки, раковины-гребешки, следить за пучеглазыми бычками, красными глубоководными крабами с колючками. Буду ходить на ночной лов кальмаров и на сбор морской травы анфельции.
Я могу разглядеть спрятавшуюся в песок камбалу. Мне ничего не стоит нарисовать плывущего, как голубое облако, осьминога.
Пускай у меня не будет больших, написанных маслом картин. Пускай будут маленькие рисунки в книгах о водолазах. Я сделаю много книг о жизни рыб.
Хорошо, что я слетал на Дальний Восток.
— Что ты бормочешь себе под нос? — спросила сестра.
— Это я так, сам с собой. Вспоминаю отлёт.
РАДИО ОБЪЯВИЛО ПОСАДКУ. МЫ ВОШЛИ В САМОЛЕТ И ВЗЛЕТЕЛИ. КОГДА САМОЛЕТ ПОДНЯЛСЯ, Я УВИДЕЛ В МОРЕ ОСТРОВ. ЭТО БЫЛ ОСТРОВ ПОПОВА. САМОЛЕТ КАЧНУЛО, И ОСТРОВ НАКЛОНИЛСЯ: ОН ПРОЩАЛСЯ СО МНОЙ, ОСТРОВ, ОКОЛО КОТОРОГО ВОДЯТСЯ ОСЬМИНОГИ И ГДЕ ВОДОЛАЗЫ СОБИРАЮТ НА ДНЕ ТРЕПАНГОВ.
МЕНЯ ВЫЗЫВАЕТ МАРЛЕН
Звонок среди ночи. Я вскочил с кровати.
— Не туда! — закричала из соседней комнаты мать. — К телефону!
Я закрыл дверь, которую отворил было, и побежал к телефону.
— Завернись в одеяло, — крикнула сестра, — от окна дует!
— Да!.. Да!.. — кричал я в телефонную трубку. — Слушаю вас… Кто?.. Какой парлен?.. Ах, Марлен!.. Какая бухта?..
Я опустился на стул и начал соображать.
«Марлена я не видел два года… Наверно, зовёт меня опять на Чёрное море»…
— Скажи по буквам! — закричал я. — Тебя плохо слышно. Ты откуда? Из Севастополя… Так. Григорий… Ольга… Ласкирь… Улыбка… При чём тут улыбка? А-а, Голубая!
«Голубая бухта!»
Я вспомнил: тёплый воздух дрожит над вершинами гор… Прямо в воду опускается отвесная скала. Её поверхность вся изрыта круглыми, как оспины, отметками…
— Хорошо, я подумаю.
В трубке что-то щёлкнуло, и стало отлично слышно. Голос Марлена раздавался совсем рядом.
— Нечего думать! — сказал Марлен. — Мы начинаем работы в Голубой бухте. Очень интересно. Приедешь в Симферополь, там тебя встретят и на мотоцикле привезут к нам. Встречать будет человек в белом шлеме. Жду!
И он повесил трубку.
«Вот так раз!»
Я остался сидеть около телефона, завёрнутый в одеяло.
«Может, и верно поехать?»
Через три дня я уже слезал с поезда на перрон симферопольского вокзала.
Призывы Марлена всегда действовали на меня, как взгляд очковой змеи на мышь.
НЕУСТОЙЧИВЫЕ МОТОЦИКЛЫ
Я вышел на привокзальную площадь и первым делом стал высматривать человека в белом мотоциклетном шлеме.
Вся привокзальная площадь была полна людей в белых шлемах. Они бродили около своих мотоциклов, заводили их — трах-тах-тах! — и, размахивая руками, обсуждали какие-то свои мотоциклетные дела.
— Что тут происходит? — спросил я одного.
— Мотопробег Симферополь—Феодосия в честь праздника виноградаря! — ответил мотоциклист.
В это время какой-то человек в кожаной куртке поднял флаг, другой выстрелил из пистолета, и все мотоциклы, стреляя и взрываясь, умчались.
Последними укатили на автомашине человек с флагом и человек с пистолетом.
Площадь опустела. Остался один мотоциклист. Он стоял посреди пустой площади и держал в руке белый шлем.
Я подошёл к нему.
— Здравствуйте! — сказал я. — Меня зовут Николай. Вы от Марлена?
— Привет! — сказал он. — От Марлена. Вы когда-нибудь на заднем сиденье ездили? Не упадёте?
— Не упаду, — ответил я.
Я никогда не ездил на заднем сиденье. И вообще никогда не ездил на мотоцикле.
ПО-МОЕМУ, ВСЕ ОНИ СЛИШКОМ НЕУСТОЙЧИВЫ.
120 КИЛОМЕТРОВ В ЧАС
Я нацепил на плечи рюкзак, поставил на сиденье ящик с красками, уселся и положил руки на плечи мотоциклисту.
— Меня зовут Лёсик, — сказал он. — В детстве меня так звала мама.
