— Что же ты решил? — со слезами в голосе спросила Валя. — Надо что-то делать…
— Прежде всего узнать, почему арестовали Игоря, а потом уже действовать. Я очень надеюсь на то, что он сегодня уже вернется домой. Сейчас только шесть утра. К десяти я все должен узнать…
5
Как только Роман приехал в пароходство, он сразу же позвонил Багликову. Через несколько минут тот уже входил в кабинет начальника. Зеленый китель и галифе кадровик сменил на щегольскую морскую тужурку с одной широкой нашивкой на рукавах. Так полагалось по должности заместителя. Лицо со вздернутым носом, светлыми подозрительными глазами казалось сегодня холодным и надменным. Он как-то снисходительно посмотрел на начальника. Роман заметил это.
— Слушаю вас, Роман Николаевич.
Багликов сел в глубокое кожаное кресло, стоящее у стола, и тотчас же утонул в нем, так что видной оставалась лишь голова с редкими, зачесанными кверху волосами. Он был мал ростом.
— Так что с Микешиным? — без предисловия спросил Роман.
Багликов развел руками.
— Сообщили мне — арестован. Следовало ожидать.
— Следовало, по-вашему?
Багликов высунулся из кресла. Так ему был лучше виден начальник.
— Я имею кое-какие сведения… — многозначительно сказал он. — Следовало. Я вообще…
— Доложите, что вам известно.
— Сведения неофициальные и оглашению не подлежат. Позвонил тут одному товарищу, работали вместе… В общем, если я вам говорю, что следовало ожидать, можете не сомневаться.
— А я вот сомневаюсь, — грубо, неприязненно, с явным вызовом глядя на Багликова, сказал Сергеев.
Багликов выдержал взгляд и с видом превосходства спросил:
— Не верите? Напрасно. Королев, кстати, был очень дальновидным человеком, а чем кончилось? Погорел. Я ведь его предупреждал по-хорошему.
— Что, и меня уже предупреждаете?
Багликов промолчал.
— Так о Микешине ничего добавить не можете? Вернее, не хотите?
— Ну, не то чтобы не хочу, а ничего официального не знаю.
— Тогда я вас больше не задерживаю.
Багликов соскользнул с кресла, встал, одернул тужурку, но уходить, видимо, не собирался. Роман вопросительно посмотрел на своего заместителя.
— У вас еще что-нибудь ко мне?
— Я хотел бы вернуться к вопросу, по которому не смог договориться с Королевым. Он имеет непосредственное отношение к Микешину…
— Именно?
— Надо снять с судов кое-кого. Я имею в виду интернированных, которые прибыли из Германии. Недостаточно проверенных. Иначе мы будем получать сюрпризы, как сегодня с капитаном Микешиным. Прошу вашего разрешения.
Роман тяжелым взглядом смотрел на Багликова. В эту минуту он люто ненавидел его. Бездушного тупицу, чиновника, перестраховщика, но наверное считающего, что он делает правое и нужное дело, на пользу Советского государства. Хорошо, если так. А если он просто карьерист, строящий на чужом горе свое благополучие? Он ненавидел его еще и за то, что чувствовал перед ним свое бессилие. Прогнать его с должности? Посадить на это место человека с душой? Здесь без души нельзя. Но он не может так сделать. Нет формальных оснований, а назначили Багликова инстанции повыше…
— Прошу разрешения, — он снова услышал как бы издалека голос Багликова, — снять их всех с судов и пока поставить в резерв. Ну, а потом постепенно, чтобы не было шума, придется с ними расстаться. Так будет лучше.
— Не разрешаю, — яростно отрезал Роман. — Не разрешаю. Флот оголить хотите?
Багликов с удивлением посмотрел на начальника.
— Считаю преждевременным, — повторил, успокаиваясь, Роман. — Торопитесь.
— Как бы поздно не было, Роман Николаевич, — уже в дверях, с чуть заметной угрозой проговорил Багликов. — Королев тоже все предлагал подождать…
После ухода Багликова Роман долго сидел неподвижно. Думал.
В кабинет вошла секретарша с папкой бумаг.
— Вот тут срочное. Подпишите…
Начался обычный, заполненный разными делами день.
Вечером к Роману зашел Багликов. Он выглядел еще более надменным.
— Роман Николаевич, забыл совсем, у меня для вас посылочка лежит. Я ее сейчас принесу.
— Какая там посылочка? — удивленно спросил Роман, но Багликов уже вышел из кабинета. Через несколько минут он снова появился, держа в руках картонную коробку.
— Вот, прошу вас, получите подарочек, — не скрывая насмешки, проговорил Багликов.
Роман взял в руки коробку.
— Как она к вам попала?
— Сегодня наш «Семипалатинск» вернулся из Гамбурга, из английской зоны. Там на судно приходил какой-то американец и все выспрашивал капитана, не знает ли он Романа Николаевича Сергеева, а когда узнал, что знает, принес посылку и просил передать ее вам. Я встречал «Семипалатинск» в порту, приехал туда на машине и сказал капитану, что доставлю посылку.
— Ничего не понимаю, — нахмурился Роман, — ну, посмотрим.
Он принялся развязывать бечевку. Багликов с любопытством наблюдал за начальником. В коробке лежало два блока сигарет, банка какао, несколько плиток шоколада и письмо.
— Ого! — многозначительно воскликнул Багликов. — Дефицит.
Роман разорвал конверт, вынул письмо, посмотрел на подпись. Его нахмуренное лицо прояснилось.
— О’Конор! Жив, значит, чертяка!
— Кто это? — быстро спросил Багликов.
— Капитан, хороший парень. Воевали вместе на Севере. Что же он пишет?
Роман принялся читать письмо.
«Дорогой Ром, совершенно случайно узнал, что вы живы. Как видите — я тоже. Помню, что вы иногда любили курить наши сигареты, а остальное передайте вашей милой жене. Кажется, у вас с продуктами еще трудновато. Всего вам хорошего. Мы обязательно должны встретиться.
Искренне ваш, Патрик».
— Ну что? — спросил Багликов.
— Да ничего. Сопроводительная записка.
Роман распечатал пачку сигарет, закурил и протянул ее Багликову.
— Хотите?
— Нет уж, благодарю. Курите сами. Я как-нибудь нашими обойдусь.
Роман взглянул на заместителя и все понял. Он бросил сигареты на стол, лицо его снова стало официальным.
— Ладно. Давайте мне телефон товарища, который занимается моряками, вернувшимися из Германии.
Багликов назвал номер и ушел.
Роман поднял трубку. Он, волнуясь, говорил о том, что нельзя снимать сейчас людей с судов, что моряков нехватает, что эти люди «золотой фонд» пароходства. На другом конце провода терпеливо слушали, потом приятный мужской баритон с сочувствием сказал:
— Мы понимаем, но помочь пока ничем не можем.
Роман уехал из пароходства с тяжелым чувством.
Ежедневно приходила Женя. Она стояла в дверях и в комнату не заходила. В глазах ее светилась надежда.
— Ну что, Рома?
Он брал ее руки в свои. Хотелось утешить, сказать что-нибудь такое, от чего ей стало бы легче. Но надо было говорить правду.
— Пока ничего не известно, Женька. Скоро коллегия, поеду в Москву, уверен, что мне удастся… Все будет хорошо. Ты ему сейчас ничем не поможешь, а тебе… Тебе надо что-нибудь? Мы с Валей все сделаем.
Она отрицательно качала головой.
— Ничего пока. Спасибо.
Он понимал ее. Четыре года она провела в ожидании. Надеялась, теряла надежду… От Игоря не было никаких вестей. И вдруг радость! Живой, целый вернулся…
6
Через неделю Романа вызвали на коллегию. Перед тем как уйти из пароходства домой, он зашел к начальнику политотдела.
— Ну вот, сегодня еду, Алексей Васильевич, — сказал Роман, тяжело опускаясь в кресло. — Буду доказывать нашу правоту.
Начальник политотдела пристально посмотрел на Романа.
— Поезжай, Роман Николаевич. Помни, что я полностью на твоей стороне. Очень жалею, что не разобрался во всем раньше. Беда, что я не эксплуатационник. Трудно тебе там придется. Поезжай. Успехов тебе.
Они обменялись крепким рукопожатием.
Первое, чем Роман решил заняться в Москве, было дело Игоря. Прямо с вокзала он поехал в центр. В большом красивом здании бюро пропусков он долго сидел перед закрытым окошечком. За деревянной дверкой дежурный кому-то звонил, называя его фамилию вполголоса. Наконец дверка со стуком распахнулась, дежурный позвал:
— Сергеев! Возьмите пропуск. Не забудьте подписать при выходе.
Роман ждал против двери с номером 236 — кабинет, который был помечен в его пропуске. Дверь открылась. Роман увидел плотную фигуру военного.
— Товарищ Сергеев, прошу.
Подполковник — Роман различил погоны — прошел за стол, подвинул к себе папиросы и вопросительно посмотрел на него.
— Слушаю вас.
— Я пришел узнать о капитане Микешине, которого арестовали месяц назад по неизвестным причинам. Вы, конечно, в курсе дела?
Подполковник заглянул в какой-то листок.
— Да, в курсе, Роман Николаевич. Против него имеются материалы. Он вел себя в Германии скверно.
