— Если увидишь, что он далеко заплывает, плыви за ним…
— Хорошо, Арсен Давидович.
По мере приближения к подводному хребту все чаще стали попадаться холмы, увалы, пологие возвышенности, иногда круто обрывающиеся с той или другой стороны.
Вскоре один из холмов оказался между Ахмедом и Гореловым.
— Мама мия! — воскликнул вдруг Горелов. — Что за красота! Ну и рыба! Прямо как будто для праздника Хеллоуин иллюминована!
Никакой рыбы перед Гореловым не было, но, скрывшись за холмом, он погасил фонарь, остановил винт и опустился на склон, продолжая разговаривать:
— Промах!.. Ну, нет, красавец, не уйдешь… Пропал!.. Потушил огни, негодяй! Экая жалость! Теперь не найдешь, конечно… Можете и вы пожалеть, Арсен Давидович! Совершенно неизвестная рыба. Абсолютно круглая, с четырьмя рядами голубых и красных огоньков.
— Ну ничего не поделаешь, Федор Михайлович, — ответил зоолог. — Возвращайтесь…
— Ах, опять появилась! — радостно перебил его Горелов, не трогаясь с места. — Теперь не упущу! Я к этому мерзавцу с потушенным фонарем подплыву. Посмотрим…
И он увидел быстро несущийся к холму голубой огонек, все более разгорающийся. Вскоре внизу, под собой, он различил фигуру человека, зигзагами, на десяти десятых хода, отплывающую в пространство около холма.
Горелов наполнил свой воздушный мешок и сразу взвился на двести метров над вершиной холма. Включив фонарь и запустив винт, он устремился на восток, время от времени произнося задыхающимся голосом:
— Посмотрим… не уйдешь… Увиливаешь, черт?.. Не поможет, не поможет… Ага! Вот козел разноцветный! Увернулся!..
— Да бросьте, Федор Михайлович… — взывал зоолог с беспокойством в голосе. Но Горелов перебил его:
— Сию минуту, Арсен Давидович… Сию минуту… Прямо у рук вертится…
Показалась высокая отвесная стена. Горелов всплывал рядом с ней, поднимаясь все выше и выше над уровнем дна. На высоте около двух тысяч метров открылось ущелье с мягкими покатыми боками, усеянными скалами и обломками, давно потерявшими под толстым слоем ила свои острые углы и грани. Горелов приблизился к одной из этих скал, самой мощной, и скрылся за ней.
— Где же вы, Федор Михайлович? — донесся в этот момент до Горелова голос зоолога, полный тревоги. — Мы ждем у холма, который разъединил вас с Ахмедом.
— Плыву обратно, Арсен Давидович, — ответил Горелов.
Он быстро вынул из экскурсионного мешка шар, установил его на одном из плоских обломков, вооружил изогнутыми спицами, натянул между ними тонкую проволочку и соединил ее с кнопкой для электрической перчатки. В течение всех этих манипуляций Горелов продолжал с перерывами говорить:
— Плыву прямо на норд… Я, кажется, уплыл от холма на зюйд… Сейчас присоединюсь к вам, Арсен Давидович. Тысячу раз извиняюсь за задержку. Охотничья жилка разгорелась. Холма что-то не видно… А должен был бы уже появиться… Что за оказия! Придется вам пеленговать мне, Арсен Давидович…
— Говорил же я вам, Федор Михайлович, будьте хладнокровны! — с досадой ответил зоолог. — Ваша глубина?
— Три тысячи двести десять метров от поверхности моря… — виновато ответил Горелов и выключил все телефоны.
После этого он нажал кнопку на шаре. Из-под металлических пальцев Горелова в пространство понеслись сигналы: «ЭЦИТ… ЭЦИТ… Говорит ИНА 2… Отвечай, ЭЦИТ… ЭЦИТ… ЭЦИТ… Говорит ИНА 2…»
Наконец он встал, с трудом распрямляя затекшую ногу, запустил винт на десять десятых хода, включил телефон и с зажженным фонарем на шлеме ринулся на запад и вниз, ко дну.
— Федор Михайлович! Федор Михайлович! — раздался опять — в который уже раз! — голос зоолога. — Отвечайте! Где вы? Что с вами?
— А? Что? — тихо, слабым голосом произнес Горелов, словно приходя в себя. — Арсен Давидович, это вы?..
— Да-да!.. — обрадованно откликнулся зоолог. — Где вы? Почему вы столько времени не отвечали?
— Я… — все тем же слабым голосом ответил Горелов. — Мне стало вдруг плохо… Не знаю… Лежу на какой-то скале… Я плыл по вашим пеленгам… и вдруг… Я, кажется, потерял сознание… Сейчас мне лучше… Пеленгуйте, пожалуйста. Поплыву к вам…
На полном ходу, уже почти у самого дна, Горелов изо всей силы швырнул шар-передатчик вниз. Облачко ила поднялось оттуда, указывая место, где шар глубоко и навсегда зарылся в дне океана.
— Вам стало плохо? — переспросил зоолог и задумчиво прибавил: — Вот как… М-м-м… Да, жаль… Очень жаль… Подплывайте к нам. Я вас направлю с кем-нибудь обратно на подлодку. Вам нужно отдохнуть. Пеленгую. Глубина та же? Направление то же?
Через пять минут Горелов стоял на холме рядом с зоологом, выслушивая его нотацию и слабо оправдываясь.
— Теперь вот нужно пеленговать еще Павлику и Ахмеду! — говорил с нескрываемой досадой зоолог. — Я их разослал искать вас. Сколько времени зря пропало! Прошло уже три часа, как мы вышли из подлодки, а собрано — пустяки!
Скоро появился из подводной тьмы огонек Павлика, а еще через несколько минут показался Ахмед. Оба молча опустились на холм возле зоолога, ни одним звуком или жестом не выказывая радости или хотя бы оживления, как можно было бы естественно ожидать при виде пропавшего и затем благополучно вернувшегося товарища.
Когда Ахмед с Гореловым, отправленные зоологом к подлодке, скрылись, Павлик, прижав свой шлем к шлему зоолога, волнуясь и торопясь, сказал:
— Я плыл с потушенным фонарем, зигзагами, вверх и на ост. На глубине тысячи пятисот метров увидел огонек. Он быстро несся вниз, на вест. Я приблизился и узнал его. Потом я плыл за ним, держась выше метров на сто. Мне показалось, что он что-то бросил на дно, хотя не знаю наверняка: я был далеко…
* * *
По возвращении на лодку Горелов подошел к крайнему люку, ступил было на винтовую лестницу, но остановился и задумался. Лицо его выражало крайнее возбуждение. С минуту он постоял неподвижно, опустив глаза, потом, встрепенувшись, резко повернулся, поднялся обратно в коридор и быстро направился к своей каюте. Здесь он начал торопливо раздеваться.
— Так нельзя… Надо отдохнуть, надо набраться сил, — бормотал он.
Раздевшись, он потушил свет и улегся на койку, но долго не мог уснуть. В темноте слышны были его вздохи, он часто поворачивался с боку на бок. Сон его был тяжел и тревожен, но ровно в полночь он проснулся достаточно свежим и бодрым. Он вышел из каюты и прошел в столовую. Там он выпил какао, плотно закусил и посмотрел на часы. Было ноль часов пятнадцать минут двадцать девятого июля. Горелов
вышел из столовой и направился к центральному посту. Подойдя к его двери, он оглянулся: в коридоре никого не было. Слегка нажав на дверь, Горелов чуть отодвинул ее, заглянул в узенькую щель и довольно улыбнулся: как он и рассчитывал, на вахте опять была старший лейтенант Багрова.
— Доброй ночи, Евгения Юрьевна! Уже вступили на вахту?
