Отпускной билет он выписал до Южно-Сахалинска, так как посчитал этот город самой дальней точкой страны. В вагоне-ресторане экспресса «Россия» Башилов встретил парня из МВТУ, тоже только что призванного из запаса; бауманец ехал в отпуск - до Южно-Курильска, и Алексей пожалел, что так плохо учил в свое время географию. Недельный путь от Ярославского вокзала в Москве, украшенного барельефами медведей и лосиных голов, до каменного терема Владивостокского вокзала, примостившегося прямо на берегу Тихого океана, Башилов проделал не зря. Надо было хотя бы раз в жизни, а перед военной службой особенно, увидеть всю страну разом - от края до края, от океана до океана.
Северный флот встретил Башилова лютой июльской жарой и неожиданным назначением в УМЛ - университет марксизма-ленинизма при Северодарском Доме офицеров. От Севера здесь было разве что незакатное летнее солнце, от флота - лишь нашивки плавсостава, к которому преподаватель политэкономии лейтенант Башилов не имел, к великой своей досаде, ни малейшего отношения. Слушатели УМЛ (в народе их называли «умалишённые») - безусые главстаршины и бывалые мичмана, говорливые лейтенанты и солидные каплеи - дразнили его слух фразами, брошенными в перекурах с великолепной небрежностью: «Погружаться лучше при полной луне», «Берберки симпатичнее мулаток», «Самая прозрачная в мире вода - в заливе Сидра. Выше полста метров там лучше не всплывать…». Из окон аудитории открывался панорамный вид на Екатерининскую гавань, на причалы подводных лодок и подножие гранитного утеса. Выводить на доске формулу «товар - деньги - товар», глядя, как твои сверстники уходят в океаны и возвращаются из океанов, было невыносимо, и Башилов, выведав у слушателей, что на «четыреста десятой» открылась вакансия замполита, отправился в политотдел подплава.
- Нет, - сказал ему начпо, начальник политодела, пожилой грузный азиат с погонами капитана 1 ранга. - На такие должности мы назначаем только кадровых офицеров. А вы птица залётная, всего на три года.
- А если я останусь в кадрах?
- Тогда посмотрим.
Оставаться в кадрах, то есть отваживаться на двадцатипятилетнюю службу, Башилов не спешил. Шутка ли: на одной чаше весов - университетская аспирантура, диссертация, кафедра, столичная жизнь, международные симпозиумы; на другой - заполярный гарнизон, не атомный даже - дизельный подплав, бесконечные дежурства, учения, проверки и изнурительные многомесячные походы… Тут было над чем подумать.
Все решилось в один безрассветный зимний день. Из Атлантики вернулась подводная лодка капитана 2 ранга Медведева. Башилов шел по причалу и остановился против «сто пятой», пораженный тем, как может вода изуродовать металл: стальная обшивка мостика была содрана штормовыми волнами и смята в гармошку. На пирсе против сходни стоял вестник беды - санитарный «рафик». Матросы в белых халатах копошились на корпусе лодки у распахнутого торпедопогрузочного люка, сквозь который осторожно просовывали из отсека носилки. Алексей с болезненным любопытством пытался разглядеть, кого вытаскивают, и вскоре мимо него пронесли бледного русоволосого парня, накрытого лейтенантской шинелью.
- Что с ним? - спросил Башилов у мичмана-фельдшера.
- На верхней вахте волной приложило, - пояснил мичман, провожая носилки жалостливым взглядом. - Перелом позвоночника. Отплавался, сердяга…
Весь день и весь вечер перед глазами Башилова покачивались носилки с лейтенантом, изувеченным штормом. Подводник был младше его на два года, но он видел и испытал то, что будущий доцент с непременным брюшком и неминуемой лысиной никогда не узнает. Собственное будущее - и ближайшее, и отдаленное - открылось вдруг Башилову в такой ровной и прямой перспективе, что в конце её, там, где сходились все жизненные линии, можно было даже разглядеть бугорок могильного холмика. Утром Алексей написал рапорт, в котором просил оставить его в кадрах ВМФ и перевести на должность заместителя командира подводной лодки по политчасти. На обе просьбы он получил адмиральское «добро».
Свой первый в жизни корабль я отыскал в доке, где с бортов подводной лодки девчата-пескоструйщицы сдирали наросты морских желудей, ржавчину и старую краску. Извлеченная из воды лодка казалась неправдоподобно огромной и безобразной. Носовую часть её сверху и снизу уродовали большие желваки - «бульбы», - в которых размещались акустические приемники. На плаву субмарина выглядит куда изящнее…
С кормы подводная лодка напоминала хвостовую часть самолёта, опрокинутую килём вниз. На тронутом ржой крыле стабилизатора развалились под солнышком трое парней в монтажных касках.
Из ограждения прочной рубки торчали поднятые все выдвижные устройства - перископы, антенны, шахта РДП, - отчего лодка походила на перочинный ножик со всеми растопыренными лезвиями, штопорами, пилками…
Под ноздреватым от ракушек днищем прохаживался матрос-автоматчик. Откидной приклад у автомата был тоже приметой подводной лодки, её сверхтесного жизненного пространства.
По деревянным трехэтажным лесам, усыпанным огарками электродов, я взобрался на верхнюю палубу, пролез через невысокую овальную дверцу в ограждение рубки и тут же ударился головой так, что лязгнули зубы. Над узеньким проходом к люку свисал разобранный трубопровод.
- С прибытием! - весело поздравил меня коренастый капитан 3 ранга и, не дав произнести заученную уставную фразу, протянул руку: - Давайте знакомиться: Абатуров Вячеслав Святославович. Экипажу представлю вас позже -на построении.
Кажется, командира слегка озадачило мое последнее, и единственное, место службы.
- Ну, ничего! - утешил он сам себя. - Раньше комиссаров из кавалерии присылали - и ничего, не тонули.
Был он скор, подвижен, как ртуть. Он тут же исчез, пообещав ввести в курс дела после обеда.
Сквозь прямоугольники лобовых иллюминаторов открывался вид на замшелые сопки, завалившийся на борт старый пароход и далекое синее море. В обтекателе рубки, прозванном ещё с военных времен «лимузином», поблескивали толстенные стекла вправленных в латунные глубоководные боксы приборов: репитер гирокомпаса, указатель руля и экранчик радиолокационной станции. Здесь же торчали рычаги тифона и сирены, отливал надраенный латунью манипулятор вертикального руля. Прозаический рычаг был заменен традиционным штурвалом, пусть не деревянный, металлический, но штурвал. Над головой овальный вырез. Обычно в нём, возвышаясь из «лимузина» по грудь, стоит на крохотной откидной площадке командир.
Висела здесь рында величиной с небольшой церковный колокол и надраенная латунная доска с надписью «Подводная лодка Б-410» - и выбитым годом постройки. А над самой головой приварен турник. «Солнце» на нём не покрутишь, по подтянуться до подбородка можно вполне.
