И вот теперь, сдерживая от волнения дыхание, Маньяк рассматривал в свете луча настоящее сокровище. Не меньше десятка шариков, развешанных среди черной икры.
Мысль о том, что где-то должна прятаться живность, мечущая такую вот икру, пришла в голову с опозданием. А вполне могла стать последней.
Откуда взялась черная опухоль, что вздулась на потолке, неизвестно. Маньяк заметил ее не сразу. Заметил, когда с резким шлепком распахнулось черное нутро и оттуда вывалились десятки тонких нитей – щупалец. Водяная лилия. Интуитивно, понимая бесполезность затеи, Маньяк дернул стволом вверх и нажал на спусковой крючок. Две пули влетели в черную влажную плоть. Оглушительно чавкнуло. И все.
– Хрен тебя дери, – еще не принимая ситуацию всерьез, сказал Маньяк.
И тут же дождался ответа. На потолке, отбросив условности мимикрии, стали проявляться черные, пульсирующие опухоли. Хлоп-хлоп. И вниз потянулись сотни нитей, так плотно, что занавесили все пространство, ведущее к выходу. Когда хлопнуло за спиной, Маньяк пригнулся и отшатнулся к стене. Но было поздно. Одна из нитей коснулась левого предплечья. Маньяк отпрянул к люку, едва не взвыв от обжигающей боли.
– Мать твою, – прошипел он. Выплеснутая сотнями крошечных иголок кислота прожгла костюм насквозь. Края длинной полосы разошлись. Обожженная кожа вздулась мерзким багровым пузырем. Боль была оглушительной.
Маньяк резанул автоматной очередью от стены до стены. Если и имелся положительный эффект, то остался незамеченным для глаз. Плотный занавес колыхался, спускаясь с потолка до пола, и напрочь отрезал путь к трапу.
Когда над головой плотоядно чавкнуло, Маньяк больше не раздумывал. Он бросился вниз, в люк, ведущий в трюм. Буквально кубарем скатился, наплевав на осторожность. И тут же оказался по грудь в темной воде. Боль в руке, погруженной в прохладу, отступила. Луч фонаря бестолково зашарил по потолку, выискивая опасных тварей. На первый взгляд наверху было чисто. Но даже если так было и на второй взгляд, это ничего не решало. А только оттягивало неизбежность. Худшее состояло в том, что мысленный приказ «немедленно убираться», оказался несостоятельным. Убираться было некуда.
Маньяк стоял в отсеке, заполненном водой. Единственный путь отсюда манил черным отверстием люка над головой. Аккурат туда, откуда он только что свалился. Снова и снова он водил лучом по стенам, потолку. Вот тебе и мышеловка, дайвер. Теперь понятен механизм? Под стать сыру, что присосался «стеклянными» шариками к черным гроздьям уровнем выше. Не по зубам тебе оказался лакомый кусочек, и пасть захлопни. И жало притупи.
Луч света остановился на отверстии люка. Оттуда, сверху, неторопливо завоевывая новое пространство, потекли черные нити. О том, что будет, когда они заполнят все вокруг, думать не хотелось.
Вдруг рядом с ним, у борта, плеснуло. По воде пошли круги. Из непроницаемой темноты стала медленно подниматься голова, облепленная мокрыми волосами. Показался большой белый лоб и два огромных круглых глаза. На правом, в углу вздулось белое пятно. Их обладатель не спешил всплывать, высунулся из воды лишь до половины выпуклых глаз.
Маньяк не стал ждать продолжения. Он выстрелил туда, прямо по блестящим глазам твари. Пули ушли в воду в том месте, где, опередив их на долю секунды, мгновенно скрылась голова.
– Трындец. Теперь полный… – Маньяк выругался матом. Русалка! Вот сейчас счастье обещает быть полным!
Быстро надев очки, дайвер нырнул в воду, предпочитая встретиться со смертью лицом к лицу. В отсеке русалки не было. Но то, что он увидел, внушило ему слабое подобие надежды. Под водой темнота расступалась. На фоне абсолютной тьмы проявилось серое окно пробоины, вполне достаточной, чтобы убраться до того, как станет – в прямом смысле – очень жарко.
Маньяк вынырнул, боковым зрением заметив, как, настойчиво удлиняясь, ползут к нему черные нити, как стелются по воде в поисках загнанной в угол крысы, которую лишили последней возможности – броситься на обидчика. Из двух зол выбирают… Меньшее? Как бы ни так. Быстрое – так будет правильнее. Дайвер закрепил автомат на ремне, воткнул фонарь в гнездо. Сделал несколько сильных вздохов, затаил дыхание и нырнул в воду.
В темноте почти неразличимо что-то блеснуло, но отступать было некуда. Он преодолел пробоину без проблем, оттолкнулся от борта и проплыл под водой даже дольше, чем хотел. Только потом стал всплывать, рассчитывая глотнуть воздуха и снова уйти под воду. Русалка не стала его убивать, значит, хитрая тварь желала поразвлечься. И в его силах устроить ей чехарду. Наперегонки с пулями. Убить не убьет, но хоть лишит хитрую сучку радости спокойного обеда.
Маньяк привык интуитивно рассчитывать глубину погружения, поэтому успел удивиться тому, что все еще остается под водой. Свинцовая пленка поверхности маячила над головой, и дайвер удвоил усилия.
Поверхности не было. Легкие сжались, настоятельно затребовав глоток кислорода. Маньяк рванулся наверх, сделав мощный рывок руками. Белые блики плясали над головой, то сливаясь, то расходясь пятнами. Маньяк плыл из последних сил.
Поверхности не было. В голове возникла только одна мысль, пронесшаяся с быстротой молнии. Он вляпался в «колодец». Иного объяснения не было. И какова глубина «колодца» – десять, пятнадцать, двадцать метров – скорее всего, ему так и не узнать.
Все тело – с судорожно сжатыми легкими, с сердцем, трепыхавшимся в груди – вопило. Воздуха! Глоток! Из последних сил Маньяк плыл наверх, судорожно работая ногами. Каждая клетка, каждая частица требовала кислорода. Его тело отчаянно взывало к тому, чтобы вытолкнуть из легких жалкие остатки воздуха и…
Дальше конец. Захлебываясь, наполняя страждущее тело соленой водой, он умрет. Всего в каком-то метре от поверхности! Не эта мысль, а лишь отзвук ее, шумевший в ушах, толкнул его вверх.
Маньяк не выдержал. Легкие судорожно вытолкнули кислород. И только открыв рот, обреченно ожидая смерти, что сейчас вольется внутрь, он осознал, что может дышать. В ушах гудело. Перед глазами дрожала кровавая пелена.
Он на поверхности. И может дышать.
Только поцеловавшись с фонарным столбом, Маньяк понял, что ему стало легче. Хмель постепенно улетучивался. Но мысли, хрен их дери, опять возвращались к двухпалубной красавице с прогнившим нутром.
Обычно воспоминания о том, что случалось во время ходки, оставляли его сразу. Стоило лодке заскрести дном по песку, а швартовам закрепиться на прибрежном кнехте, Маньяк сходил на землю, пережидая внезапное чувство абсолютной надежности. Все, что касалось «приключений», оставалось в прошлом. Отступало, как дурной сон, наводненный кошмарами.
