— Смотри, Ванюха! — крикнул Степан. — Потекла лайва–то! Теперь акула к нам враз пожалует.
Но Ваня был уже в другом месте. Он помогал Климу насаживать на крючок приманку — пудовый кусок мяса.
— Дядя Клим, а как мы знать будем, что акула наживу возьмет? — волновался Ваня.
— Сам увидишь, не мешай с разговором. Подай лучше жердь, вон там, у борта, лежит.
Тонкий конец поданной Ваней жерди старик выдвинул наружу, а комель крепко привязал к бортовому брусу. Потом он бросил крючок с наживой в море и, потравив изрядно веревку, ловко накинул петлю на конец жерди.
— Теперь, Ванюха, все в порядке. Тут тебе и удило, и леска, и крючок.
Не прошло и пяти минут, как хищная рыбина отыскала приманку и вмиг проглотила ее вместе с крючком. Толстую сосновую жердь согнуло в дугу.
Только этого и ждали охотники.
— Сюда, ребята! — весело крикнул Степан.
Двое поморов взялись за веревку. Акула свободно давала тащить себя, почти не сопротивляясь. Вот она совсем близко, тянули уже за железную цепь. Наконец из воды показалась тупая голова акулы. Свирепо глянули на людей круглые глаза, фосфорически вспыхнули яркозеленые зрачки.
Ваня заметил, что челюсти хищника с некрупными, но острыми зубами судорожно двигались, как две пилы. Акула старалась перегрызть железо.
Федор Веригин, великан с широченными плечами, держал наготове полупудовый деревянный молот — кротило. Как только акулу подтянули к борту, он сильным ударом оглушил ее, и мореходы, набросив цепь на ворот, быстро вытащили добычу.
— Смиренна акула–то! — говорили мореходы, окружив распластавшуюся на палубе двухсаженную рыбину.
Действительно, полярная акула, «морская прожора», страшна только в воде. Вытащенная на палубу, она, в противоположность своим южным сестрам, совершенно безопасна.
Несколько человек, ухватившись за цепь, протащили акулу еще на два–три шага, на более удобное для разделки место. От шершавой акульей кожи на палубе остался заметный след: как будто дерево оцарапали стальной гребенкой. Это оттого, что акульи чешуйки снабжены как бы мелкими, загнутыми назад костяными гвоздочками.
Острый нож в руках богатыря Веригина с трудом брал крепкую кожу. Сделав широкий надрез на брюхе, Федор ловко отделил печень. Вот она, большая, желтая вывалилась наружу.
— Ужо натопим воюксы[6] — пуда три, не меньше, — заметил Степан.
Затем вспороли акулий желудок. Все знали, что иногда там можно обнаружить самые неожиданные предметы На этот раз, кроме двух небольших нерп, в брюхе ничего не оказалось.
Перед тем как выбросить акулу за борт, Клим через тон кую тростниковую трубочку надул воздухом рыбий желудок. Это было старое поморское правило.
— Вишь, удило–то вдругорядь поставили, — объяснял старик Ване, завязывая разрез куском веревки. — Ежели акулу так бросить, не надувши, она враз затонет и другие акулы ее жрать начнут. А приманку тогда не тронут, и не жди.
Напоследок старый Клим вырезал кусок шершавой акульей кожи пригодится в хозяйстве, а тушу, дружно поднатужась, мореходы спихнули обратно в море.
— Смиренна акула то, — говорили мореходы, окружив распластавшуюся на палубе двухсаженную рыбину.
Вторая акула также быстро была поймана и разделана. Размером она была не меньше первой, в желудке у нее оказалось около двух десятков крупных рыб.
— Свежая еще треска–то, хоть уху вари, — пошутил кто–то.
Федор Веригин, потрошивший акулу, брезгливо поморщился и выбросил треску за борт.
Тем временем морские хищники, привлеченные запахом нерпичьего жира, окружили судно со всех сторон. Бесшумно двигались их черные тени в прозрачной воде.
— Смотри, оплыла лодью акула–то. На маленьком карбасишке ежели — страшно. Бывает, акула и опружить[7] карбас может. Вместо лысуна[8] попадешь прожоре в брюхо, — с опаской поглядывая на воду, сказал Степан.
Охота закончилась Промышленники развлеклись и весело подымали паруса, выкатывали якорь. Под удалую песню большой ворот медленно навивал шлаг за шлагом мокрый канат.
Наполнив паруса ветром, снова тронулась лодья в дальний путь. Палубу убрали и начисто вымыли. И опять пошла своим чередом жизнь мореходов.
Ваню интересовало на судне все. Он был неутомим и вездесущ. Его видели то на мачтах, то на носу лодьи, то он лазил в трюм, осматривая каждую бочку. Мальчик успел разговориться и с рулевым, упросив доверить ему на минуту массивный румпель.
А сейчас он стоял у отвала[9] поглядывая на потемневшее море, и тихонько напевал про себя.
Вдруг Ваня насторожился. Недалеко от лодьи промелькнуло что–то белое. Вот совсем близко от борта, сразу в нескольких местах, в воде появились чьи–то уродливые, горбатые тела. Странных изжелта–белых существ с каждой минутой становилось все больше.
«Богатое наше море, — думал Ваня, — сколь в нем рыбы да животины всякой плавает!»
Он не выдержал и окликнул стоявшего неподалеку Веригина:
— Федор, а Федор, глянь–ка, опять зверье разгулялось, да сколь их!
Неторопливо обернувшись и прикрыв глаза ладонью, промышленник посмотрел на море.
Белухи это. Чует ветер зверье. Целым юровом[10] выплыли. Множеством своим воду сушат.
Неприятно и резко хрюкая, точно свиньи, звери вспенивали море. То ныряя, то неуклюже всплывая на поверхность подышать воздухом, они выплескивали небольшие фонтанчики из маленького отверстия на шее. Некоторые держали во рту только что пойманную, еще трепетавшую рыбешку.
Ваня стал различать идущих бок о бок с массивными телами белух небольших яркосиних зверьков. Это были детеныши–сосунки длиною около пяти футов. В стаде Ваня заметил и серых, голубых белушат.
— Белуха, она с годами светлеет. Белым зверь только на четвертый год делается, — пояснял Ване Федор. — А родятся синие, ровно крашеные, сосунки–то.
Но вот над стадом появилась чайка, потом другая, третья. Надоедливо горланя, они сотнями закружились над морем.
— Теперь смотри, Ванюха, потеха будет: ограбят чайки зверя. Чисто морские разбойники!
Как бы в подтверждение этого, одна из птиц распласталась и стала спускаться к воде, зорко следя за белухой. Мгновение — и чайка, тяжело махая крыльями, летела с рыбой в клюве, отнятой у нерасторопного зверя.
Поморы с интересом наблюдали эти сцены, отпускали веселые шутки и смеялись каждому ловкому маневру птиц. Кто–то заметил:
— Шутка шуткой, а белуха–то не меньше двенадцати пудов сала дает. Да шкура… Вот и считай, сколько барыша хороший промысел принесет.
