– Не угодно ли, сударь, посмотреть? – спросил камердинер.
– Прикажете, ваше превосходительство?
Сэр Эдвард сделал знак, что согласен на это путешествие, и Том отправился вместе с камердинером.
Глава II
Опасения его были напрасны. Эта часть замка оказалась в таком же порядке, как и все прочие. Том был знаток и с первого взгляда заметил, что в этом деле распоряжалась рука знающая: бутылки лежали или стояли, смотря по климату и возрасту вина, но, лежащие и стоящие, они все были полны. Ярлыки, прибитые к палочкам, воткнутым в землю, показывали, где какое вино и какого года, и таким образом служили знаменами этим отдельным корпусам отменной винной армии, расположение которых делало честь стратегическим познаниям почтенного Сандерса. Тóму не оставалось ничего иного, как выразить свое удовольствие при виде этой рати. Заметив, что подле каждого отделения стоит бутылка как образец вина, он захватил этих передовых часовых и с ними явился к командиру.
Батюшка сидел у окна комнаты, которую избрал для себя и из которой открывался вид на озеро. Вид этого бедного бассейна, который сиял как зеркало в своих зеленых рамках, возбудил в душе сэра Эдварда все старые воспоминания, но, услышав, что Том вошел, он, словно устыдившись, что его застали со слезами на глазах, тряхнул головой и кашлянул: так он обыкновенно делал, когда, так сказать, приказывал своим мыслям принять другое направление. Том немедленно понял, какие чувства волнуют его командира, но сэр Эдвард обратился к нему и, приняв веселый вид, которому старый моряк, впрочем, не поверил, спросил:
– Ну что, Том, я вижу, кампания была недурна? Ты, кажется, взял немало пленных?
– Следует сказать, ваше превосходительство, что земля, которую я обозревал, прекрасно населена и вам всю жизнь будет что пить за будущую славу Англии.
Сэр Эдвард машинально протянул к нему руку, проглотил без всякого удовольствия стакан бордо, которое не стыдно было бы подать и королю Георгу, просвистал какую-то мелодию. Потом вдруг встал, обошел комнату, поглядывая на картины, которыми она была украшена, и снова подошел к окну.
– Впрочем, Том, я думаю, что нам здесь будет так хорошо, как только может быть на суше.
– Не знаю, как вы, ваше превосходительство, – сказал Том, стараясь своей преданностью судьбе утешить командира, – а я через неделю, думаю, совсем забуду о нашей «Юноне».
– Ах! «Юнона»… Это был прекрасный фрегат, Том, – сказал сэр Эдвард со вздохом, – легкий на ходу, послушный рулю, стойкий в бою. Но полно об этом, не станем говорить о нем. Или нет, лучше станем вспоминать наш прекрасный фрегат. Он построен на моих глазах, от киля до брам-стеньги. «Юнона» была милая дочь… Теперь она как будто вышла замуж и покинула старика отца. Дай бог, чтобы муж хорошо с ней обходился: если с ней случится какое-нибудь несчастье, я буду всю жизнь об этом сожалеть. Пойдем пройдемся, Том.
И старик, не стараясь больше скрывать своих чувств, взял Тома под руку и пошел по лестнице, ведущей в сад.
Это был один из тех прелестных парков, которые другие народы переняли у англичан: тут были цветники, и купы деревьев, и тенистые аллеи. Кое-где можно было увидеть со вкусом выстроенные домики. У дверей одного из них сидел Сандерс. Сэр Эдвард пошел прямо к нему, управитель поспешил к нему навстречу.
– Очень рад, что вас вижу! – вскричал сэр Эдвард, пока Сандерс не успел еще и подойти. – Мне хотелось поблагодарить вас: вы, право, человек редкий. (Сандерс почтительно поклонился.) И если бы я знал, где отыскать вас, то давно бы к вам пришел.
– А я очень рад, ваше превосходительство, что вам вздумалось направиться в эту сторону, – сказал Сандерс, весьма довольный похвалами своего хозяина. – Вот дом, в котором я живу в ожидании ваших приказаний.
– Разве ваша квартира в замке не хороша?
– Напротив, я уже сорок лет живу здесь. Батюшка мой тут умер, а я здесь родился, но, может быть, вашему превосходительству будет угодно дать этому дому другое назначение?
– Покажите-ка мне ваш домик, – сказал сэр Эдвард.
Сандерс повел батюшку и Тома в свой коттедж. Приют достойного управителя состоял из небольшой кухни, столовой, спальни и кабинета, где в величайшем порядке были разложены все касающиеся имения бумаги. Везде была чистота, присущая чаще голландскому дому.
– Каково же ваше жалование? – спросил сэр Эдвард.
– Сто гиней, ваше превосходительство. Эта сумма была положена моему отцу самим покойным вашим батюшкой. Отец мой умер, и хотя мне было тогда только двадцать пять, но я получил и его место, и это жалованье. Впрочем, если вам кажется, что это слишком много, то я готов удовольствоваться и меньшей суммой.
– Совсем наоборот! – сказал сэр Эдвард. – С сегодняшнего дня я назначаю вам жалование в два раза выше. Кроме того, выберите себе в замке квартиру, какую вам угодно.
– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, – отвечал Сандерс, поклонившись. – Однако позвольте доложить вашему превосходительству, что такая значительная прибавка совсем не нужна. Я не трачу и половины того, что получаю, к тому же я не женат и копить мне не для кого. Что касается квартиры в замке… – прибавил он, запинаясь.
– Что же?.. – спросил сэр Эдвард, видя замешательство управителя.
– В этом отношении, как и во всяком другом, я готов исполнять вашу волю и перейду на другую квартиру, если вы прикажете, но…
– Но что же такое? Говорите.
– Но я привык к этому коттеджу, а он ко мне. Я знаю, какая вещь где лежит, стоит мне только протянуть руку, чтобы взять то, что мне нужно. Я здесь провел всю свою молодость – мебель стоит на тех самых местах, где я всегда ее видел. Вот у этого окна сидела всегда моя матушка в своем большом кресле, это ружье привесил над камином мой покойный батюшка, вот постель, на которой он отдал Богу душу. Я уверен, что дух его и теперь все еще присутствует здесь. Извините, ваше превосходительство, но мне показалось бы святотатством изменить что-нибудь вокруг себя. Однако если вы прикажете, то я изменю здесь все.
Сэр Эдвард отрицательно покачал головой.
– Избави бог! Я уважаю воспоминания, почтеннейший, и не хочу расстраивать их у вас. Что же касается вашего жалованья, то мы его удвоим, как я уже говорил, а вы посоветуйтесь с пастором, нет ли в округе какого-нибудь бедного семейства, которому бы вы могли помогать. В котором часу вы обедаете, мистер Сандерс?
– В двенадцать часов, ваше превосходительство.
– Я тоже предпочитаю это время. Нынче же раз и навсегда прошу вас ко мне обедать, когда вам угодно. Не играете ли вы в ломбер?
– Случается, ваше превосходительство: когда у господина Робинсона есть время, я хожу к нему или он приходит ко мне и мы, проработав целый день, позволяем себе провести вечер за картами.
– Так вот как мы сделаем: в те дни, когда он не приходит к вам, милости просим ко мне: вы составите мне отличную компанию, а когда он будет у вас, приходите вместе, если ему будет угодно, и мы вместо ломбера станем играть в вист.
– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, за честь, которую вам угодно было мне оказать.
– Я всегда буду рад вам. Так что, мы достигли согласия?
Сандерс поклонился чуть не до земли. Сэр Эдвард снова взял Тома под руку и пошел дальше.
Невдалеке от коттеджа управителя стоял домик смотрителя охоты, последний также заведовал и рыбной ловлей. У этого господина были жена и дети: благословенное семейство! Счастье как будто нашло свой приют в этом безвестном уголке. Весь маленький мир Уильямс-Хауза сначала боялся, что сэр Эдвард, вернувшись в свое поместье, все в нем перестроит на иной лад, но теперь совершенно успокоился. Дело в том, что батюшка мой известен был во флоте своей храбростью и взыскательностью по службе, а в частной жизни я не видывал человека добрее и снисходительнее его.
Он вернулся в замок несколько утомленный, потому что еще ни разу не ходил так много с тех пор, как остался без ноги, но чрезвычайно довольный – настолько, насколько можно быть довольным моряку, навсегда разлученному с морем. Предназначение его, по сути, не изменилось: он по-прежнему вынужден был распоряжаться судьбой многих людей, но только вместо командирской власти получил патриархальную. Вот поэтому он и решился преобразовать все в доме на корабельный манер. Это была единственная возможность не изменить своих привычек. Решение свое сэр Эдвард сообщил Тому. Ему же было поручено исполнить оное. Верный друг без труда справился с этим поручением, ведь он еще не забыл дисциплины на «Борее». Повар получил надлежащие приказания – и уже на другой день все в доме следовало порядку, существовавшему на фрегате «Юнона».
