Речь англичанина была так убедительна и так доказательна, что по лицам всех видно было, что все согласны с ним. Поэтому мы сказали, что остаемся. Ибо, хотя правда, что все мы стремились на родину, все же очевидности столь выгодной будущности нельзя было противостоять. Он, видимо, сильно ошибся, считая, что мы не хотим увеличить наш запас золота. Мы решили до самого конца использовать имевшиеся у нас преимущества и оставаться здесь до тех пор, покуда будет здесь золото, хотя бы потребовался для этого еще год.
Англичанин едва мог выразить свою радость по этому поводу. И, как только наступила хорошая погода, мы принялись под его руководством искать золото в реках. То, что мы нашли сперва, поощрило нас мало, но совершенно ясно было, что причина этому та, что вода еще спала не вся, и реки не вошли в свои обычные русла. Но через несколько дней мы были вознаграждены полностью. Мы нашли золото, и много больше, чем находили сначала, и большими кусками. Один из наших вымыл из песка кусок золота, величиною с маленький орех, по нашим предположениям, почти в полторы унции.
Эта удача сделала нас чрезвычайно прилежными, и немного более чем в месяц, мы, все вместе, набрали около шестидесяти фунтов золота. Но затем, как говорил наш англичанин, появилось множество дикарей, — мужчины, женщины и дети, — и они обшаривали каждую речку, каждый ручей и даже сухую землю холмов в поисках золота, так что теперь мы ничего не могли поделать, особенно по сравнению с тем, что сделали раньше.
Но наш искусный мастер нашел способ заставить других искать для нас золото, чтобы мы сами не трудились. Когда дикари стали появляться, у него уже было заготовлено изрядное количество безделушек: птиц, зверей и так далее. Англичанин служил ему переводчиком, и он поражал дикарей своим товаром. Таким образом, оборот у него получился изрядный, и вполне понятно, что продавал он свой товар за чудовищную цену. Он получал унцию, а подчас и две унции золота, за кусочек серебра ценой не более, как в грот 141. Кажется невероятным, какое огромное количество золота добыл этим путем наш мастер.
Словом, чтобы закончить рассказ об этом счастливом путешествии, следует сказать, что мы так увеличили за три добавочных месяца пребывания здесь наш запас золота, что когда начали делить, то роздали еще по четыре фунта каждому. И тогда мы двинулись к Золотому Берегу для того, чтобы найти какой-нибудь способ переправиться в Европу.
В продолжение этой части нашего пути случалось много замечательных происшествий в связи с тем, насколько дружественно или враждебно принимали нас различные дикие племена, встречавшиеся нам. Мы освободили из плена одного негритянского царька, облагодетельствовавшего нашего нового проводника и теперь в благодарность получившего с нашей помощью обратно свое царство, которое, кстати, насчитывало, вряд ли больше, чем триста человек подданных. Он угощал нас и приказал своим подданным пойти вместе с нашим англичанином, забрать всю слоновую кость, которую мы были вынуждены бросить, и отнести ее к реке, название которой я забыл. На этой реке мы построили плоты и спустя одиннадцать дней доплыли до одного из голландских сеттлементов на Золотом Берегу, добравшись туда в добром здоровье и к великому нашему удовлетворению. Что до нашего груза слоновой кости, мы продали его голландской фактории и получили за это одежду и вообще все, что требовалось для себя и для тех наших негров, которых мы сочли возможным оставить при себе. И тут нужно заметить, что к окончанию нашего путешествия у нас осталось четыре фунта пороха. Негритянского царька мы отпустили на свободу, одели его из общего запаса и дали ему единолично полтора фунта золота, с которым он прекрасно умел обращаться. И здесь мы все расстались как нельзя более дружественно. Наш англичанин оставался некоторое время на голландской фактории и, как я слыхал, впоследствии умер там с горя, ибо он послал в Англию через Голландию тысячу фунтов стерлингов, чтобы иметь их в своем распоряжении, когда вернется к друзьям, а корабль, на котором были посланы деньги, был захвачен французами, и весь груз погиб.
Остальные мои товарищи отправились в португальские фактории возле Гамбии, расположенной на широте четырнадцати градусов. Я же, с двумя неграми, которых оставил себе, отправился к Кэйп-Кост-Кэстлю 142, откуда переправился в Англию и прибыл туда в сентябре. Так окончилась первая моя растрата молодых сил. В дальнейшем растрачивал я их с еще меньшей пользой.
В Англии не было у меня ни друзей, ни родных, ни знакомых, хотя и была она моей родиной. Следовательно, у меня не было никого, кому бы я мог довериться, или кто бы мог посоветовать мне, как сберечь или сохранить мои деньги. Я попал в дурное общество, доверил трактирщику в Розерхайзе 143 значительную часть моих денег и быстро стал спускать остальную, так что та большая сумма, которую набрал я со столькими трудностями и опасностями, утекла в течение немного больше чем двух лет. Теперь от одной мысли о том, как безрассудно была она растрачена, прихожу я в ярость, но об этом незачем рассказывать здесь. Остальное нужно закрыть румянцем стыда, так как спустил я эти деньги во всяких безумствах и кутежах. Об этой части моей жизни можно сказать, что началась она бунтом и кончилась развратом; печальный выход в свет и еще худшее возвращение.
Примерно год спустя заметил я, что мои средства истощаются и что пора подумать о дальнейшей моей судьбе. К тому же и мои развратители, как я называю их, уже давали мне понять, что по мере того, как убывают мои деньги, уходит и их уважение ко мне, и что я ничего не могу ожидать от них, кроме того, что добывается при помощи денег, да и это ни мало не зависело от того, сколько я ради них тратил прежде.
Это сильно поразило меня, и я почувствовал справедливое отвращение к их неблагодарности. Но и оно прошло. И я не испытывал тогда ни малейшего сожаления о том, что растратил такую огромную сумму денег, какую привез с собой в Англию.
Тогда я поступил, и, верно, в недобрый час, на шедшее в Кадикс судно. В то время как проходили мы мимо испанского побережья, сильный юго-западный ветер принудил нас зайти в Гройн 144.
Здесь я попал в общество мастаков по части дурных дел, и один из них, еще более ловкий, чем остальные, завязал со мною тесную дружбу, так что мы называли друг друга братьями и друг другу рассказывали все о себе. Звали его Гаррис 145. Парень этот явился как-то утром ко мне и спросил, не съезжу ли я вместе с ним на берег, на что я согласился. Мы получили у капитана разрешение воспользоваться лодкой и отправились вместе. Когда мы оказались одни, Гаррис спросил, не хочу ли я пойти на одно приключение, которое вознаградит меня за все прошлые неудачи. Я отвечал утвердительно, ибо мне безразлично было, куда идти. Мне нечего было терять и некого покидать.
Тогда он потребовал от меня, чтобы я поклялся все, что скажет он мне, хранить в тайне, и если я не соглашусь на то, что он предложит, то никогда не выдавать его. Я охотно связал себя этим обещанием, наговорив самые торжественные клятвы и божбы, какие только могли изобрести дьявол да мы оба.
Тогда он сказал мне, что на том корабле, — он указал на одно стоявшее в гавани английское судно, — есть отважный парень, который в компании с некоторыми из экипажа решил завтра утром поднять мятеж и бежать, захватив судно. Если мы наберем достаточно сил среди экипажа нашего корабля, мы можем поступить так же. Предложение мне очень понравилось, а Гаррис набрал к нам еще восьмерых ребят и сказал нам, что мы должны быть готовы взбунтоваться, как только его друг примется за дело и овладеет кораблем. Таков был замысел Гарриса. Я же, ни мало не смущаясь, ни подлостью подобного поступка, ни трудностью осуществления замышленного плана, немедленно вступил в гнусный заговор. Но осуществить нашу часть замысла не удалось.
