Ночь была не слишком темной. Можно было наблюдать небо в направлении траверза и кормы. Иногда в просветах возникало усыпанное звездами синее небо, но мгновение спустя просветы эти закрывали мчащиеся стремглав рваные тучи. По бортам и по корме море казалось черным бархатом, отделанным белыми кружевами. Не было ни вчерашних стройных валов, двигавшихся чередой, ни нарядных белоснежных гребней. Повсюду, куда ни глянь, могучие водяные горы.
Сталкиваясь между собой, они расходились в разные стороны, но затем устремлялись на юг. Некоторые из этих движущихся хребтов (не верилось, что это волны), величиной с коттедж, казались лилипутами по сравнению с иными великанами, высотой в двадцать — двадцать пять метров, вздымавшимися в поднебесье, заслоняя собой горизонт... Как заметил Капковый мальчик, самое лучшее — это сделать вид, что не замечаешь этих исполинов. В большинстве своем волны проходили мимо, не причиняя кораблю вреда, но иногда обрушивали свои гребни на мостик, окатывая с головы до ног вахтенного офицера. Беднягу тотчас сменяли, иначе минуту спустя он превратился бы в глыбу льда.
Как это ни невероятно, «Улисс» остался цел и невредим. Но поскольку моряки не видели, что происходит прямо по курсу, у каждого в душе жила тревога. Что-то случится минуту спустя? Пронесется ли следующий вал мимо или же низринет их в пучину? Мысль эта ни на секунду не покидала моряков, ожидание стало еще тревожней. Оттого, что никто не видел, как «Улисс» карабкается по склону гигантской волны, а затем устремляется вниз, напряжение росло. Лишь по силе вибрации корпуса да по головокружительной скорости такого спуска можно было судить о размерах водяной горы. Шум волн тонул в адской какофонии ветра, дико завывавшего в мачтах и штагах.
Около двух часов ночи, сразу после того, как прозвучали разрывы глубинных бомб, несколько старших офицеров «Улисса» устроили своего рода бунт. Разбуженный грохотом, измученный, дрожащий от стужи командир корабля, всего час назад по настоянию старпома отправившийся в каюту, поднялся на мостик. Там его встретили старший офицер и коммандер Уэстклифф. Преградив Вэллери дорогу, они вежливо препроводили его в командирскую рубку. Открыв дверь, Тэрнер включил свет. Вэллери был скорее изумлен, чем разгневан.
— Это еще что такое? — спросил он властно.
— Бунт, — жизнерадостно прогудел Тэрнер. Лицо его, израненное осколками льда, было запачкано кровью. — Бунт в открытом море — так это, очевидно, называется. Правильно, адмирал?
— Совершенно верно, — кивнул Тиндалл. Вздрогнув, Вэллери оглянулся.
Адмирал вытянулся на койке, сложив руки, точно покойник.
— Я не вправе указывать командиру на его корабле. Но я сделаю вид, что ничего не заметил, — проговорил адмирал и в изнеможении откинулся назад.
Никому даже в голову не пришло, что адмирал и не думал притворяться.
Вэллери промолчал. С серым, осунувшимся лицом и воспаленными глазами он стоял, стискивая поручни. Когда старший офицер взглянул на командира, его точно ножом кольнуло. Он заговорил необыкновенно тихо и серьезно. Это не было похоже на Тэрнера, и Вэллери весь превратился в слух.
— Сэр, в такую ночь военному тут делать нечего. Опаснее нынешней бури противника не существует. Вы согласны?
Вэллери молча кивнул.
— Тут нужен опытный моряк. При всем к вам уважении позвольте мне заявить, что никто из нас в этом смысле не чета Кэррингтону. Это моряк высшей пробы.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы не позабыли и себя, — пробормотал Вэллери. — Только напрасно вы скромничаете, старпом.
— Всю ночь на мостике будет находиться первый офицер. Кроме него, Уэстклифф. И я.
— Я тоже, — проворчал Тиндалл. — Но сейчас я сосну. — Вид у адмирала был почти такой же измученный, как и у Вэллери.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулся Тэрнер. — Боюсь, командир, на мостике нынче будет тесновато... Так что увидимся после завтрака.
— Но постойте...
— Никаких «но», — буркнул Уэстклифф.
— Прошу вас, — настаивал Тэрнер. — Вы нас премного обяжете.
Вэллери посмотрел на него.
— Я, как командир корабля... — Он не закончил фразы. — Не знаю, что и сказать.
— Зато я знаю, — тотчас нашелся Тэрнер, взяв Вэллери под руку. — Пойдемте со мной.
— Не уверены, что я дойду без посторонней помощи? — чуть улыбнулся Вэллери.
— Нет, почему же. Но лучше не рисковать. Прошу вас, сэр.
— Ну хорошо, хорошо, — устало вздохнул старый моряк. — На что только не согласишься ради спокойной жизни... и возможности выспаться!
Лейтенант Николлс с трудом сбросил с себя путы тяжелого сна. Медленно, нехотя разлепил веки. «Улисс» по-прежнему отчаянно качало; палуба уходила из-под ног с такой стремительностью, что дух захватывало. Николлс увидел наклонившегося над ним Капкового мальчика. Лоб штурмана обмотан бинтом, остальная часть лица в пятнах крови. Вид у Карпентера был до отвращения жизнерадостный.
— Вставать, вставать, довольно спать... и так далее... — усмехался Карпентер. — Как мы себя сегодня чувствуем? — произнес он дурашливым голосом. Отпрыск знатного рода, лейтенант Карпентер не слишком-то уважал профессию врача.
— В чем дело, Энди? — вытаращил на него сонные глаза Николлс. — Случилось что-нибудь?
— Что может случиться, когда на мостике господа Кэррингтон и Карпентер, — заносчиво проговорил Капковый мальчик. — Не желаешь ли подняться наверх, посмотреть, как делает свое дело Кэррингтон? Он собирается развернуть корабль на обратный курс. А в такой заварушке дело это нешуточное!
— Так ты меня затем только и разбудил?
— Старик, при повороте корабля на другой курс ты все равно оказался бы на палубе... Только, пожалуй, со сломанной шеей. Ко всему, Джимми, требуется твоя помощь. Ему нужны толстые стекла, а их у тебя в лазарете навалом.
Однако, как я убедился, лазарет закрыт, — прибавил он без стеснения.
— Но к чему они... эти стекла?
— Пойдем, сам увидишь.
Забрезжил жуткий, зловещий рассвет — достойный эпилог кошмара. Над кораблем, едва не задевая за мачты, проносились белесые полосы, но в вышине небо было чистым. Огромные волны стали гораздо короче и круче. Машины работали на малых оборотах, лишь бы крейсер слушался руля. Несмотря на это, шедший против волны «Улисс» нещадно трепало. Ветер, скорость которого немногим не достигала пятидесяти узлов, дул ровно. И все-таки, едва Николлс вышел на палубу, вихрь обжег ему легкие, ослепил льдом и студеным ветром.
Поспешно обмотав лицо шарфом, молодой врач стал на ощупь подниматься на мостик. За ним, неся в руках куски толстого стекла, следовал Капковый. Когда они взбирались по трапу, из динамика вырвалось что-то нечленораздельное. На плохо освещенном мостике находились лишь Тэрнер и Кэррингтон, закутанные точно мумии. Глаза их были скрыты очками.
