— Я могу оказать только первую помощь и наложить транспортные шины на ноги. У пострадавшего сильное внутреннее кровотечение, его надо немедленно в больницу. Приготовьте носилки, людей для доставки больного.
Врач говорила быстро, отрывисто. Голос у нее был чуть глуховатый. Не ожидая ответа Северова, она вновь занялась матросом. Ее маленькие, крепкие руки с коротко остриженными ногтями двигались ловко, привычно разматывая бинты, что-то накладывая и перевязывая.
Когда пострадавшего отнесли на катер, Микальсен подошел к женщине и по-английски поблагодарил ее. Северов перевел его слова, но врач, к удивлению Ивана Алексеевича, ответила Микальсену тоже по-английски.
Благодарить не за что. Это мой долг. А ваш долг иметь на судне своего врача. Там, где вы собираетесь охотиться, врачей нет... До свидания.
До свидания, — повторил обескураженный Микальсен. Похоже было, что врач сделала ему выговор.
Женщина, насмешливо взглянув на норвежца, коротко кивнула Северову и пошла к трапу. Капитан-директор догнал ее.
— Ваше имя, мисс? Я должен внести запись в вахтенный журнал.
— Елена Васильевна Захматова, врач портовой больницы.
Она быстро спустилась на катер, и Северов видел, как Захматова сразу подошла к носилкам и взяла матроса за руку, проверяя пульс.
— Женщина — портовый врач, — заговорил Микальсен. — В других портах я не встречал... А мисс права. На флотилии должен быть врач, особенно сейчас, когда случай с Ларсеном произвел на команду такое тяжелое впечатление.
Северов понял завуалированную просьбу.
Вы хотите, чтобы я помог вам найти врача?
Разве здесь возможно? — Капитан-директор посмотрел на Петропавловск. Сейчас город выглядел лучше, приятнее, чем накануне. Блестела синеватая вода гавани, и чайки, скользившие по ней, казались большими белыми цветами.
Думаю, что возможно. — Северов следил за катером, который подходил к причалу. И тут у него мелькнула мысль: «А что, если попытаться заполучить Захматову?» Он повернулся к Микальсену.
Прикажите спустить вельбот. Не будем терять времени... Врач как раз и будет нашим пятым человеком на вашей флотилии.
Это было бы прекрасно, — искренне обрадовался Микальсен: ему не нужно было ломать голову над тем, куда определить еще одного советского человека.
Северов съехал на берег, полный уверенности, что его замысел легко удастся. Но уже в портовой больнице, а затем в горздравотделе он натолкнулся на категорический отказ.
— Врачей нет. Один на несколько тысяч человек, а мы должны отдавать иностранцам!
Пришлось Ивану Алексеевичу обратиться за помощью к секретарю губкома. Тот, узнав, в чем дело, подумал, что-то прикидывая в уме, потом сказал:
— Дадим врача на флотилию! Там в большинстве такие же рабочие люди, как к у нас. К тому же они в какой- то степени наши гости. Кандидатура Захматовой вполне подходящая, она серьезный и весьма деловой человек.
Он вызвал Захматову и, пока ее ожидали, Северов с интересом выслушал короткий рассказ о Елене Васильевне. Студентка медицинского института э Томске, она выполняла опасные задания большевиков-подпольщиков. Оказавшись на Камчатке, сражалась в партизанском отряде Елизарова, в труднейших условиях делала перевязки и даже операции.
— Многие наши партизаны обязаны ей жизнью, — закончил свой рассказ о Захматовой секретарь губкома.— Вам надо знать, что весной двадцать третьего года ее постигло большое горе. Во время ликвидации банды Бочкарева погиб ее муж. Елена Васильевна сильно переживает потерю. Возможно, пребывание на флотилии для нее будет полезно. Другая обстановка, люди, события...
В дверь постучали, и вошла Захматова.
-Ты меня по какому делу вызывал?
Видно, Елена Васильевна шла быстро. Она раскраснелась и часто дышала. Увидев Северова, она вопросительно посмотрела на секретаря губкома. Тот сказал добродушно:
- Знакомься, Елена. Это товарищ Северов, наш уполномоченный у норвежцев.
- Мы уже с ним знакомы, — кивнула в сторону капитана Захматова. — Так зачем меня звал?
- Садись и слушай, — секретарь пододвинул Захматовой папиросы.
Она привычным жестом взяла папиросу, размяла ее в пальцах.
Пока секретарь губкома говорил, Елена Васильевна смотрела куда-то в окно сквозь голубой табачный дым и, казалось, думала о чем-то своем. Северову не понравилось, что она курила. Это он считал непристойным для женщины. Но еще больше ему не понравилось, что она так панибратски, грубо, на «ты» говорила со всеми. «Может, ошибаюсь, что приглашаю ее», — думал Северов. И тут же устыдился, вспомнив рассказ секретаря о том, как Захматова переживает гибель мужа.
— А другого врача не можешь послать? — спросила
Шахматова. — Чертовски не хочется на капиталистов работать!
Ты будешь помогать простым людям, а не капиталистам, — улыбнулся секретарь. — К тому же ты у нас единственный врач коммунист. Вот мы и посылаем тебя. Согласна?
— Если надо, то согласна, — ткнула Захматова папиросу в пепельницу. — Когда уходит флотилия?
На рассвете, — вступил в разговор Северов. — Успеете собраться?
— Успею, — тряхнула головой Захматова и спросила: — Как звать тебя?
Он назвал, и Захматбра вновь нахмурилась, но не сердито, не зло, а печально. Нагнула голову, словно пряча от собеседников глаза. Северов не понимал, что произошло. Секретарь губкома с досадой покачал головой. Он забыл предупредить, что и мужа Захматовой звали Иваном Алексеевичем.
В кабинете несколько секунд стояла тягостная тишина. Елена Васильевна овладела собой, встала, тряхнула головой.
Пойду собираться. Надо еще забежать в больницу.
Как состояние матроса? — спросил Северов.
Сейчас трудно сказать, — у Захматовой влажно поблескивали глаза. — Ну, я иду. Через два часа жди меня на пристани.
Распрощался и Северов. Когда он вышел из губкома, то увидел Захматову. Грустно опустив голову, она медленно шла по дороге, заложив руки в карманы куртки. И как-то странно было видеть это в яркий солнечный день.
Северов снял фуражку. Бриз легко перебирал волосы. Иван Алексеевич направился на «Кишинев» за моряками.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Рандольф Дайльтон, как раньше его отец, был единственным владельцем фирмы «Дайльтон и К°». Кроме этого, он унаследовал и отцовскую манеру вести дела, не отставая от требований времени и вводя необходимые новшества.
Последним новшеством был перевод конторы из Сан-Франциско в Нью-Йорк, поближе к самым крупным деловым кругам. Контора помещалась на семнадцатом этаже недавно выстроенного небоскреба. Большой кабинет с окном в целую степу был обставлен с той скромностью, которая обходится слишком дорого.
