До сих пор мы не предпринимали никаких агрессивных действий по отношению к своим спутникам. Поэтому рыбы и не боятся. Плывут себе спокойно, даже· позволяют гладить их по спине. Не могу представить себе, чтобы эти красавицы попались на крючок. Ни за что не стал бы я их ловить. Да и чистота опыта с планктоном нарушилась бы, если б мы стали есть рыбу. Запутались бы наши научные штудии, потому что в океане трудно определить ее состав и калорийность. А ведь еда, которую мы взяли с собой, исследована доктором Пенчевым в Институте питания.
По-прежнему преобладает фитопланктон. Он придает дурной привкус нашей основной пище.
Жара и пот. Выдерживать трудно.
Проклятое безветрие раздражает нас.
Ждем.
Юлия читает и вздыхает от жары.
Измерения, которые мы проводим каждую неделю, показывают, что моя талия стала тоньше на целых 22 сантиметра. Должно быть, раньше я походил на бочку. Физическая сила уменьшилась на 30 процентов. Зато очень быстро восстанавливается пульс после предписанных упражнений. 60 ударов. Браво.
Мне ничего не хочется делать. Солнце печет. Столько солнца я никогда не видел. С нетерпением жду пяти часов, когда немного спадет жара.
Из-за голода мы стали сонливыми и рассеянными. Как-то вообще понизился тонус. Это самое ярко выраженное последствие принудительного безделья.
На закате солнце увеличивается до невероятных размеров. Напоминает огромный таз для варки варенья. Оно сопровождается оранжевыми облаками. Это верный признак ветра. И так уже в течение нескольких дней ждем, ждем, и все напрасно. Развеян еще один миф.
Мы уже пережили многое: штормы, ветры, волны, штиль, жару. Осталось только благополучно возвратиться в Софию.
Строю планы новой экспедиции. Эх, если бы в Тихом океане было прохладнее!
С тех пор как существует мир, чередуются ветер и безветрие. Это так же естественно, как ночь приходит на смену дню. И я не злюсь. Пусть себе печет! Пусть не дует. Подождем.
– Дунешь, ветерок! Дунешь, выбора у тебя нет!
Лежу, читаю и плавлюсь, а голова гудит от жары.
Я приготовил все для большого ветра. Паруса свернуты так, что десяти движений будет достаточно для того, чтобы их натянуть. Время от времени поливаем себя водой из ведер или купаемся в океане. Не помогает. Вода теплая. Мне кажется, что я и в ней потею.
Лаг показывает, что мы прошли 1,6 мили. Течение относит нас на северо-запад. И оно уже ополчилось против нас.
Мое состояние сродни настроению человека, стоящего в очереди. Разница, однако, заключается в том, что в очереди никогда не знаешь, хватит ли тебе того, за чем стоишь, а ветер обязательно будет.
21° 30'с. ш., 58° 10 з. д.
С широтой все в порядке. Для нас сейчас главное – долгота. Она для нас важна, так как мы должны прибыть в Сантьяго-де-Куба.
Хочется клубники, мороженого и брынзы, причем чтобы всего этого было в изобилии. Нет, не голод мучает меня и не гастрономические галлюцинации, но это бездействие скоро доконает меня. Как вспомню, что мы предполагали закончить плавание 10–12 июля, мне становится грустно. Беспомощно торчим на месте. У нас нет ни барометра, ни термометра, даже определить температуру воздуха не можем. На палубу нельзя ступить. Дончо учил меня ходить по огню, но по палубе босиком я не пройду.
Пререкаемся относительно того, кому орудовать камерой. Съемка фильма также стоит нам неимоверных усилий. Надо одеваться, заряжать камеру, в поисках подходящих ракурсов висеть на канатах. Можно снимать с пяти-шести точек. В других местах нельзя закрепиться. Черно-белая отснятая пленка подпортилась от влаги, несмотря на то, что она находилась в контейнере.
У нас есть всего лишь двенадцать цветных катушек, и мы их экономим. Снимаем только, когда нас не заливают волны. А в бурю необходим третий человек для того, чтобы держать камеру.
Пятидесятый день плавания.
Около 3 часов ночи мы заметили корабль, который, к моему ужасу, прошел всего в 3 метрах от носа лодки. Если бы дул небольшой ветерок, мы бы врезались в его корму. Я ругался, проклиная все на свете, и впервые испугался.
Чего было больше – страха или злости? Все равно. Это было достаточно сильное переживание. Мы кричали. Они кричали. В конце концов последовало дежурное и успокаивающее:
– О'кей.
Затем:
– Вы нуждаетесь в помощи?
– Нет! Сообщите в Варну, что все отлично. Прибываем 15–20 июля в Сантьяго-де-Куба. Привет друзьям и родным. Яне – поцелуи.
– Повторите!
Они ничего не поняли и удалились. К моему удивлению, капитан, которого я поносил, остановил огромный танкер и вернулся. Из-за этого маневра он потерял целый час. Возвратился, чтобы вновь спросить, куда точно передать сообщение, и опять не понял. Мы вновь прокричали текст телеграммы. Он повторил его, и мы успокоились.
Стало ясно, насколько примитивен мегафон. Для «Планктона IV» возьмем репродуктор. Мы будем говорить, а наши голоса с помощью техники будут слышны на большом расстоянии. Батарейки легко хранить, хорошо упаковав их в картонные коробки и завернув в полиэтиленовую пленку.
Я бесконечно благодарен этим неизвестным морякам. Мы спросили, как называется корабль, но ответа не расслышали и не узнали даже порт приписки. Во тьме нам не удалось ничего прочесть. Говорили они по-испански. Будем надеяться, что благодаря этой книге до них дойдут слова нашей признательности.
Погода начала меняться. Вчера мы прошли 11 миль. Это кое-что да значит. Сейчас в пятый раз моросит. Каждый раз я пытаюсь вымыться пресной водой, но не успеваю даже намокнуть.
Если бы мы рассчитывали на дождевую воду как на питьевую, мы бы уже давно скончались. До сих пор не было такого дождя, чтобы нам удалось собрать хотя бы два литра воды.
Легкий ветерок дует со всех сторон. Дует с юга, востока, севера.
– Пусть дует все равно откуда! Пусть даже встречный ветер! Отсюда и он поможет нам добраться до Сантьяго.
Опять пошел дождь. Я только намылился, а он сразу же прекратился. Юлия прыгала и пела песенку экспедиции:
Нам, зайчишкам голым, голодно и больно,
Ничего вторые сутки мы еще не ели,
Все же нам живется радостно и вольно,
День-деньской плясали мы, спозаранку пели.
Песня бессмысленная, но для нас вполне подходящая.
Обрушился ливень. Отовсюду течет.
