Однако же много еще дней протекло, и каждый вечер Полярная звезда поднималась капельку повыше над горизонтом…
Между тем Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, нисколько не беспокоился ни о каких-то там течениях, ни о каких-то там бризах, и еще меньше о звездах, полярных или тропических. Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, пока помощник его и команда работали с полным рвением над тем, чтобы обеспечить фрегату хорошее плавание и изготовиться ко всяким случайностям, сам довольствовался тем, что пил, ел, спал, а главное предавался самым сладостным утехам в обществе подруги своей, Хуаны. Луи Геноле, с болью и грустью отмечал эту перемену в привычках и характере того, кого он некогда знавал столь деятельным и сильным, как в работе, так и в сражениях; он не мог не видеть здесь влияния таинственного колдовства и всякий раз крестился при виде испанки и сильно подозревал ее в том, что она-то и была той проклятой колдуньей, которая навела эту порчу…
По правде говоря, тут действительно было колдовство, — но колдовство скорее небесного, чем дьявольского происхождения, раз дело шло просто-напросто о любви, о любви пылкой, страстной и ненасытной, которую утолить было невозможно, раз колдун, сотворивший это колдовство, был не кто иной, как маленький стрелок Купидон, который безо всякого страха и почтения к такой мишени, страшно глубоко вонзил свои стрелы в почти невинное сердце корсара, сердце, бесспорно лучше вооруженное против целой вражеской эскадры, чем против карих глаз и белой кожи прекрасной женщины, когда-то презрительной, теперь покорной и влюбленной, — влюбленной страстно, — опытной в утонченных ласках.
Прошло много дней…
Наконец Луи, заставлявший ежечасно бросать лот, решил, что земля должна быть недалеко. Взяв высоту Полярной, он даже объявил по окончании вычислений, что землей этой, вероятно, является остров Уэссан, — Эсса, по-нижнебретонски. После чего матросы заспорили о том, кому забраться в «воронье гнездо», чтобы добиться парусиновой рубахи, которую капитан обязан дать тому, кто первый усмотрит французский берег при возвращении из кампании или каперства. Но никто из них не добился упомянутой рубахи, ввиду того, что судьба уготовила «Горностаю» пристать вовсе не у Уэссана и еще менее того у Сен-Мало «
Действительно, под утро пятьдесят шестого дня, считая с того времени, когда судно снялось с якоря у Тортуги, — а пятьдесят шестой этот день приходился на канун сочельника, — сигнальщик заметил вдруг много парусов, видимых прямо по носу; ему казалось, что паруса эти идут полным ветром, держась на ост, подобно самому» Горностаю «. Луи Геноле, уверенный в скорости своего фрегата, — тем более, что они быстро нагоняли замеченные корабли, — не побоялся приблизиться к ним. Видя это, один из них отделился от других и лег в дрейф, как бы поджидая фрегат. Вооружившись подзорной трубой, Луи легко узнал королевский корабль, — корабль короля Франции, — как по аккуратному такелажу и двойной крытой батарее, так и по прекрасному белому с лилиями флагу, поднятому на топе грот-мачты. Через некоторое время удалось прочесть название этого линейного корабля, — он именовался» Отважным «, — потом разглядеть стоявшего у гакаборта с рупором в руке гордого дворянина, который, казалось, командовал королевским экипажем.
Малуанский фрегат тоже лег, в свою очередь, в дрейф, как только корабли сблизились настолько, что можно было хорошо слышать друг друга. И человек с рупором начал говорить, задавая принятые на море вопросы:
— Эй, на фрегате!.. Кто вы? Откуда и куда идете?
На что Луи Геноле ответил, не таясь. И произнесенное имя Тома Трюбле произвело хорошее действие, так как дворянин, услышав это имя, сделался учтивее, чем это бывает обычно у господ офицеров королевского флота, когда они опрашивают обыкновенных корсаров.
— Я, — крикнул он, — кавалер д'Артелуар, командир его величества на этом корабле в сорок четыре орудия. Но вы-то, разве вы не знаете, что ваш Сен-Мало тесно блокирован голландскими эскадрами, которые заняли весь Ла-Манш, от Уэссана до Па-де-Кале? Так что мы, два командира королевского флота и командующий эскадрой, сопровождаем этот караван из тридцати двух купцов, чтобы ввести его в любой французский порт, если есть хоть один, свободный от неприятельской блокады.
Очень изумленный, почти сбитый с толку такими новостями, Луи Геноле хранил молчание. Слова кавалера д'Артелуара, благодаря рупору, звучали громко и ясно, и вся команда» Горностая «, столпившаяся позади помощника, слышала их. Луи, не поворачивая головы, услыхал встревоженное перешептывание.
Кавалер д'Артелуар снова поднес рупор к губам.
— Я не думаю, — закричал он снова, — чтобы вам удалось прорвать неприятельскую блокаду и войти без помехи в Сен-Мало. Но вы можете воспользоваться караваном и его прикрытием. Нас три корабля его величества, —» Француз «, под флагом господина де Габаре, командующего нашей эскадрой, » Отважный» и «Прилив». Сто шестнадцать пушек. Этого хватит, с Божьей помощью!
Тут на плечо Луи Геноле опустилась тяжелая рука Тома Трюбле, по прозванию Ягненок; он вышел из ахтер-кастеля, привлеченный необычайным шумом. Повернувшись лицом к капитану его величества, он поклонился, и перо его фетровой шляпы довольно горделиво заколыхалось под дуновением бриза. Затем стал кричать так громко, что его чудесно слышали на обоих кораблях, несмотря на большое еще расстояние и несмотря на то, что он-то никаким рупором не пользовался.
— На корабле! — воскликнул он. — Господин кавалер, я, Тома, капитан, охотно принимаю ваше любезное предложение и присоединяюсь к вам, конечно, не для того, чтобы меня защищали, а чтобы защищать вместе с вами ваш караван и защищать также честь короля нашего Людовика. Будет сто тридцать шесть орудий вместо ста шестнадцати. Этого хватит, с Божьей помощью!
И он гордо надел шляпу, в то время как кавалер д'Артелуар снимал свою, в свою очередь довольно низко кланяясь.
Жестокий бриз дул с веста. Большие волны цвета морских водорослей бежали по морю, сотрясая корабли и подвергая их сильнейшей качке, боковой и килевой. Тяжелые тучи покрывали небо, над водой стлались полосы тумана. На востоке бледная заря боролась с темной еще ночью.
— Бог ты мой! — пробормотал Луи Геноле, осматривая горизонт. — Если только погода сейчас не прояснится, голландским часовым не удастся нас заметить. Но самим-то нам удастся ли заметить вход в Гавр, весь усеянный мелями и банками?
Он некоторое время колебался, потом, решившись вдруг, спустился с мостика в кают-компанию и постучал в дверь капитанской каюты, где спали Тома и Хуана.
