Он поднял глаза, когда мы с отцом появились в дверях. Обеими руками он держал стоявший на столе стакан с бренди, как будто боялся, что тот соскользнет на пол. На его плечи был накинут бушлат, но и без этого я бы сразу понял, что перед нами старый моряк. Каждая морщинка на его лице, каждый изгиб тела дышали морем. Глаза, изъеденные солеными ветрами и солнцем, казались маленькими темными бусинами, вшитыми в складки кожи. Он посмотрел на нас, потом отвернулся, чтобы наполнить стакан бренди с водой.
Отец уселся в кресло перед камином, как можно ближе пододвинув его к угасающим уголькам. Я взял кочергу с решетки и разворошил угли, давшие чуть больше тепла. Отец протянул к ним руки.
В камзоле и жилете зияла сквозная дыра. Через нее виднелась рубаха, прожженная и пожелтевшая.
Отец, поймав мой взгляд, дотронулся до дыры. Он наклонился к ней, прижав бороду к груди.
— Я знал, что на Треднидл-стрит делают прекрасные ткани, — сказал он. — Но здесь они превзошли себя. Эта ткань прочней брони.
Он дразнил меня. Конечно, никакая ткань не может спасти от пули.
— Наверное, вышла осечка, — продолжал отец. — У этого бандита была дюжина пистолетов, и он выбрал тот, который отказал. — Он снова задрожал. — Хотел бы я видеть, как его за это повесят.
— Эть, не, не надо бы — произнес зычным голосом подвыпивший моряк. Он говорил с явным шотландским акцентом. — Никогда не
видели, как вешают? Не, не надо. Гадкое зрелище, скажу я вам. Отец вздрогнул.
— Прошу прощения, — строго сказал он. — Я с вами, кажется, не знаком.
— Капитан Кроу, — прогрохотал моряк, как будто стараясь перекричать шторм. — Капитан Тернер Кроу. И раз я видел, как вешают. Скажу я вам. Да. Близкого мне человека. — Он неожиданно рассмеялся. — Вишь ты, близкого и дорогого.
Отец фыркнул:
— Если он был мерзавцем, то заслужил это. Я бы вешал каждого разбойника. И каждого контрабандиста тоже.
— Эть, дел бы у вас было… Долго трудиться пришлось бы не вздохнувши, не отдохнувши, спины не разогнувши, — посочувствовал капитан Кроу.
— Но я был бы доволен. Честный купец едва сводит концы с концами из-за всей этой лихой братии. Если положение с контрабандой не изменится, то я скоро окажусь в богадельне. И пол-Лондона со мной вместе.
Бедная слепая миссис Пай вошла в комнату, проделав долгий путь из буфетной. Она принесла суп, кувшин воды и толстый каравай хлеба.
— Капитан Кроу, — позвала она. — Помоги мне, дорогой. — Но я уже встал и взял у нее из рук поднос.
— Эть, тащи сюда, паренек, — сказал капитан Кроу. Он выпрямился и придвинул к себе стакан, широким жестом пригласив нас к нему присоединиться. — Если лондонские не побрезгуют нашей простой компанией, — добавил он. Что оставалось делать отцу? Он встал с кресла у камина и подсел к моряку.
Бушлат был бел от соли, ткань похожа на корку хлеба. Но капитан поплотнее завернулся в него, словно в саван.
— Что вас сюда привело?
— Судно, — сказал отец. — Оно называется «Дракон».
Из другого конца комнаты донесся глухой стук.
— Господи, помилуй! — сказала миссис Пай. Она натолкнулась на стол.
— Эть, да, «Дракон», — торопливо вступил капитан Кроу. — Конечно, я знаю «Дракона». Отличное старое судно. — Он приложился к стакану, глядя на нас поверх его края. — И что вы с ним хотите делать, если мне позволено поинтересоваться?
— Я надеюсь его купить. А Джон поможет перегнать его в Лондон.
— Что, вдвоем справитесь?
Отец засмеялся:
— Смею надеяться, Джон справился бы и в одиночку. — Он отломил кусок хлеба, обмакнул его в суп, сунул в рот и стал жевать. Проглотив, он покачал головой и добавил: — Я надеюсь найти груз — местные товары — и нанять матросов.
— Оно в бухте Пегвел?
Отец кивнул.
— Тогда, парень, имеешь Форланд, а главное — не проспи банку Гудвина.
— Это что?
— Это? — гаркнул капитан. — Ну, парень, это то, что сгубило сто лет назад целый флот. Смотри, — сказал он. — Это берег Кента. — Он сунул палец в бренди и протянул извилистую линию по столу к кувшину с водой. Сент-Винсент он пометил краюхой хлеба, другую краюху двинул в угол, обозначив таким образом Лондон, разместившийся как раз возле отцовской тарелки. — «Дракон», знать, здесь, — сказал он, роняя еще кусок, — а это — Гудвинские пески. Банка. — Он размял в руке кусок хлеба и высыпал крошки. Он продолжал крошить хлеб, пока из крошек не образовался полумесяц, обращенный концами к югу и к востоку. — Ну, — сказал он, вытирая руку о бушлат, — выглядят они, скажем, таким образом; смотрите вы на них и думаете: «Эть, что ж тут страшного?» — думаете вы. А вот что, смотрите-ка сюда, мистер. Пески все время бродят, ползают, и в следующий раз, — он дунул на стол, и крошки рассеялись, — они уже вот такие. Мало кто может предугадать их поведение, и уж совсем немногие рискуют через них ходить.
Отец наклонился, рассматривая крошки.
— В большой шторм флот пережидал на якоре в Дюнах. Это к берегу от банки Гудвина. — Он ткнул пальцем в стол. — Тринадцать кораблей погибли в тот день. Все до одного. И каждый моряк на них — покойник.
— Боже мой, — выдохнул отец.
— Их стоны разносит ветер, а души бродят в тумане.
— И нам надо через это пройти? — ужаснулся я.
— Обогнуть их. — Капитан Кроу нажал пальцем на кусок хлеба, которым он обозначил «Дракона». Двинул его среди крошек извилистой длинной тропой. — Так дальше, верно? Идешь, знать, меняешь курс, по ветру, против ветра, вокруг, вокруг, выходишь. — Его палец вел кусок сквозь крошки, а я с таким напряжением следил за этим занятием, будто нас всех ждала неминуемая гибель, если бы кусок коснулся хоть одной крошки. — Не спеша, не спеша, эть, — приговаривал капитан Кроу. — Вошел, вышел, мимо, мимо. — Его палец достиг свободной от крошек поверхности стола, и я услышал вздох отца, одновременно поняв, что тот тоже наблюдает затаив дыхание.
Мы оба засмеялись. Капитан засмеялся вместе с нами.
— Эть, не так уж страшно. — Он смахнул крошки со стола. — Не страшнее, чем пройтись по этой комнате, если знаешь путь так же, как вот, скажем, я.
— Мне нужен такой человек, — сказал отец.
— Ну дак. — Капитан плотнее запахнул бушлат. — Верь моему слову, нужен, скажу я вам. Я эту банку проходил в зимние шторма и в туман, мало кто может похвастать тем же, да… Ну, где бы вам его взять? — Он задумчиво поскреб подбородок, как бы напряженно раздумывая, но я понимал, что он сам сгорает от желания попасть на «Дракон».
Отец не видел глаз капитана. Он сосредоточился на еде, с аппетитом поглощая суп с хлебом. Но вот он поднял глаза. Улыбаясь, он хлопнул себя по лбу.
— Будь я проклят, да ведь я нашел такого человека! — воскликнул он. — Вот он, сидит передо мной.
