Мальчишка ошалел.
— Ты?! — Он был, как и все в доме, убежден, что выбраться ночью за пределы усадьбы без разрешения дона Диего или хотя бы Фабрицио нельзя.
— Открывай скорее!
Но мальчик медлил. Еще более подозрительным, чем факт нахождения этой английской служанки за пределами дома, было то, что она хочет вернуться внутрь. Мальчишка подозвал остальных, и они стали обсуждать, что им делать. Отпирать дверь им было строго-настрого запрещено, звать стражу на помощь было опасно — обнаружилось бы то, чем они тут занимаются.
— Скорее, скорее! — умоляла Тилби.
* * *
На взгляд Фабрицио, дон Диего был безнадежен: глаз вытек, повреждена височная кость, потеряна уйма крови. Правда, лекарь сделал все нужные примочки и заявил, что кровопускание больному не повредило — кровь вымыла из раны всю заразу, которую мог занести вертел. Фабрицио выслушал его внимательно и даже похвалил за усердие, но остался при своем убеждении, что хозяину долго не протянуть.
Оставив врача дежурить у тела (какая, право, преданность), Фабрицио поспешил к мисс Элен. Дон Диего что-то хрипел в горячке, Фабрицио ухмыльнулся в ответ.
Дверь в покои пленницы была заперта, и генуэзец улыбнулся опять — у него имелись ключи от всех помещений в доме. Ах вот оно что, тут не только заперто на ключ! Изнутри придвинуты какие-то стулья. Даже сил тщедушного Фабрицио хватило, чтобы опрокинуть эту баррикаду. Он вошел в комнату, поправил отвороты манжет и иронически поклонился.
— Не кажется ли вам, мисс, что пришло время нам поговорить?
— С вами мне говорить не о чем, — холодно сверкая голубыми глазами, сказала Элен.
— Не спешите. Вы неумно себя ведете. Надо учиться на собственном опыте. Ведь тактика непрерывных оскорблений и препирательств не принесла вам пользы, согласитесь.
— Мне не надо от вас ни пользы, ни помощи.
Фабрицио притворно вздохнул:
— Вы не понимаете, что сами усиленно расшатываете мост, по которому могли бы спокойно перейти бездну.
— Я не слушаю вас!
— И тем не менее я скажу, что я именно тот человек, который вам нужен, и вам лучше всего иметь дело со мной, чем с кем бы то ни было еще.
— Почему? — не удержалась Элен.
— Потому что я принесу вам наименьший вред. Мне не нужна ваша жизнь, мне не нужна ваша любовь, мне нужны лишь деньги. Я помогу вам выбраться отсюда, и вы...
— Насчет любви я вас поняла, но вы что-то говорили насчет жизни. Кому нужна моя жизнь?
— Вы опять мне не верите. — Фабрицио достал из кармана письмо Лавинии и протянул Элен. — Я сейчас объясню вам, в чем тут дело.
Но он не успел договорить, распахнулась дверь на террасу. В дверях стоял дон Мануэль с обнаженной шпагой. Лицо Фабрицио посерело от ужаса.
— Что вы хотели сказать этой беззащитной девушке, сеньор, чего вы хотели от нее добиться?
Генуэзец отступил к стене и прижался к ней спиной, затравленно глядя на человека со шпагой.
В это время в глубине дома раздался какой-то грохот, и почти сразу вслед за этим раздался звериный рев дона Диего. Он, очевидно, встал с постели. Фабрицио вытащил шпагу и, воспрянув духом, решил продержаться до прихода хозяина.
— Сюда, дон Диего, сюда! — завопил он, но больше ничего сказать не успел, дон Мануэль одним элегантным движением пригвоздил его к стене. Вслед за этим он схватил Элен за руку.
— Идемте, у нас ни одной лишней секунды.
— Да, да, — согласилась она, — только вот это. — Она подбежала к упавшему Фабрицио и вырвала письмо Лавинии у него из руки.
— Что это? — спросил дон Мануэль.
— Кажется, какая-то важная бумага.
И они стремительно покинули комнату, а вслед за этим и усадьбу.
Оказывается, во время переговоров, которые вела с поварами Тилби, к дверям кухни тихонько подкрался Энтони со своими людьми. Они затаились в темноте, и даже камеристка не чувствовала, что они стоят рядом.
Стоило одному из мальчишек отодвинуть обе задвижки, запиравших тяжелую, обитую железом дверь, как вслед за Тилби внутрь влетело шестеро вооруженных англичан. Естественно, в спешке они произвели такой грохот, что он мог разбудить даже мертвого. Дон Диего, во всяком случае, поднялся. Обнаружив, что в его доме происходит черт знает что, старый разбойник, забыв о выбитом глазе, стал созывать людей, которых в доме было предостаточно. И через какую-то минуту Энтони со своими людьми вынужден был отступить в столовую под натиском превосходящих сил.
Там, отражая удары сразу двоих или троих испанцев, Энтони крикнул Тилби:
— Где Элен?
Камеристка, еще каким-то чудом сохранявшая присутствие духа, показала знаком, чтобы он шел за ней. И англичане стали отходить в указанном направлении.
Дон Диего сразу понял, что имеется в виду, взревел от ярости, — и натиск его людей еще больше усилился.
Энтони и его людям удалось забаррикадироваться в комнате Элен, образовалась пауза в несколько секунд, и лейтенант, не обнаруживший в комнате той, которую искал, снова спросил у служанки:
— Где Элен?!
Подручные дона Диего стали высаживать дверь.
Чихая от набившегося в нос порохового дыма, Тилби крикнула:
— Она была здесь.
— Но где она?
Второй удар почти сорвал дверь с петель.
— Ее, наверное, увел дон Мануэль.
— Дон Мануэль? — ошарашенно спросил Энтони. — И она... — У Энтони перехватило дыхание. — Она сама, она согласилась?
И тут Тилби сказала правду, о чем сожалела потом очень и очень долго:
— Да, мисс Элен сама меня послала за ним.
Лейтенант остолбенел.
— Сама?! Что ты говоришь?! Поклянись!
— Клянусь, но тут вот в чем дело...
Третьим ударом вынесло дверь, в комнату со страшным ревом вломилась целая толпа вооруженных испанцев, и объяснения камеристки канули в нахлынувшем грохоте.
Лейтенант Блад, побледневший, с остекленевшими глазами, вяло и неохотно отмахивался шпагой. Его оттеснили к стене, где ему был нанесен страшный удар прикладом мушкета в голову. Он рухнул на пол. Остальные англичане были перебиты.
* * *
Наутро дон Диего подводил итоги прошедшей ночи. Они были неутешительны. Он лишился глаза, и хотя, по уверениям всех лекарей, которых нашли в округе, его жизни травма не угрожала, радоваться не приходилось. Потерей номер два он считал Элен. Предательство племянника его ничуть не удивило, от любого из своих родственников, товарищей и подручных он ждал только плохого. Исчезновение пленницы держало его в состоянии ярости. Он остался в дураках, а в сердце осталась отравленная заноза, от которой он не знал, как избавиться.
Гибель Фабрицио он потерей не считал. Поэтому третьей по счету и значению неприятностью был тот факт, что англичанам стало известно его убежище. «Мидлсбро» попытался проникнуть в гавань, но после перестрелки с батареями внешнего форта ушел в море. Было бы наивным считать, что губернатор Ямайки не предпримет никаких действий против похитителя дочери и пленителя сына. Да, сын сэра Блада был единственным приобретением дона Диего, и распорядиться им следовало с максимальной выгодой и быстротой.
