– Где ты видишь «Йорику»? – крикнул я.
– Какого черта, Пипип! Ты смеешься надо мной. Вон она, гром меня порази! Почему ты не несешь кофе? – Он опять и опять тыкал кулаком в пространство, но мне вдруг все стало безразлично. Что мне до кораблей мертвых? Но Станислав орал: – Давай торопись, Пипип! Мы упустим «Йорику». Видишь, она уже развела пары. Надо плыть к «Йорике». Какого черта ты не несешь кофе? Эй, на «Йорике»! – заорал он еще громче и со всех сил стал рвать непрочную бечевку. – Пипип, дай мне лопату, я разрублю бечеву, иначе мы не догоним «Йорику». Видишь, нам машут руками?
Он рванул еще раз, и бечева лопнула.
– Идем, Пипип! Ну же, освобождайся. Мы упустим «Йорику». А на ней сейчас дают чай и сладкие пироги. Ты что, не хочешь сладкого пирога?
И я вдруг увидел «Йорику».
Да это была она, Станислав не соврал.
Ему не приснилось. Я увидел тяжелые грязные обводы. Я узнал пятна краски и ржавчины, густо покрывавшие борта. И мостик, который на «Йорике» был нелепо сдвинут вперед и здорово отличал ее от всех других кораблей. Вода за кормой пенилась, хотя ход у «Йорики» никогда не был велик. Смена допивала чай и кофе, мы бы тоже могли заступить на вахту, чтобы согреться… Сливы в крахмальной жижице… Черт меня побери, так вкусно не готовят нигде… Я лихорадочно пытался развязать узел. Станислав помогал мне, но его все время относило от меня… Видимо, он сильно ударился, потому что по бледному лицу текла кровь. Ее смывало водой, но кровь тотчас снова заливала все лицо. Я рвался как бешеный. Я боялся, что «Йорика» бросит нас. Я искал нож или лопату, чтобы разрубить узел одним ударом, но ничего под рукой не было.
– Торопись, Пипип! Мы доплывем. Рви эту веревку!
Но сквозь порывы ветра что-то завизжало в тумане, как наша лебедка. Ужасно и страшно завизжало: «Это не „Йорика!” Это не „Йорика”. Это только свободное море, в котором вы все свободны!» И я сам ясно увидел, что ничего вокруг нет, только море и волны, только порывы ветра, несущие пену.
И крикнул:
– Лавски, не отвязывайся!
Он даже не посмотрел на меня.
– Лавски, остановись! Станислав, остановись, друг! Но он меня не услышал. Он крикнул, отталкиваясь от деревянных обломков:
– Я ухожу, Пипип. «Йорика» ждет. Не задерживайся!
И окончательно оттолкнулся от спасающего нас обломка. Нигде больше не было ни небоскребов, ни «Йорики», ни норвежца. Только волны. Никаких кораблей. Только угрюмое, холмистое море. Станислав пару раз взмахнул руками и исчез. Он не вынырнул. Он пропал во впадине между двумя волнами.
– Лавски!
Никто не откликнулся.
– Друг! Станислав! Он не ответил.
Я уже нигде его не видел.
Он не выплыл из-под тяжелых волн.
Он не попал на «Йорику». Ее здесь и не было. Здесь ничего не было. И он не выплыл. No, Sir!И это было очень странно. Это было непостижимо и не умещалось у меня в голове. Он ушел от меня. Он ушел в последнее, самое далекое свое плавание. Ему это удалось, его наконец-то приняли на борт приличного корабля. Но как такое могло произойти? Я не понимал. Ведь никаких документов! Ни паспорта, ни корабельной книжки! Он не выплыл, no, Sir!Великий Капитан принял его. Никто его не принимал, а Великий Капитан принял. Он поверил Станиславу и не стал требовать у него документов. «Поднимайся на борт, Станислав Козловский, – сказал Великий Капитан, прикладывая руку к фуражке. – На основании настоящих, а не придуманных законов я беру тебя в плавание. Ни слова о документах. Мне они не нужны. Отныне ты будешь плавать на почтенном и честном корабле. Спускайся в кубрик, там можно отдохнуть. Видишь, что написано над входом?»
И потрясенный Станислав прочел:
«Входящий сюда свободен от всех страданий».
