Григорий Карев - Синее безмолвие

Командование торопило Павла Ивановича: золотая осень и так затянулась, вот-вот должны наступить холода и жестокие штормы. Ночью моряки с тревогой всматривались в радужные венцы вокруг луны и сильно мерцающие звезды, а по утрам в ослепительно яркую зарю, не радовались прозрачному воздуху при восходе солнца, ждали, что часам к десяти наползут тучи, поднимется сильный ветер, пойдет дождь, а может быть, и снег. Олефиренко хмуро смотрел то на высокие неподвижные, будто сотканные из ледяных кристалликов, прозрачные облачка, разметавшиеся по небу, и быстро бегущие под ними ватные барашки, то на медленно и упорно падающую стрелку барометра и на вопросы водолазов о предполагающейся погоде отвечал старинной морской поговоркой:

Но «резких контуров» пока не наблюдалось и погода не менялась, только лучи солнца с каждым днем становились ярче и будто утрачивали тепло.

Отоспавшись после продолжительной работы на морском дне, Прохор поднялся на палубу. Лица матросов были сосредоточенными и хмурыми.

— В чем дело? — спросил Прохор пробегавшего мимо Бандурку.

— Получено штормовое предупреждение, — бросил тот не останавливаясь и скрылся в горловине люка.

Навстречу шел Олефиренко.

— Проснулся? — спросил он, пожимая Демичу руку. — Очень хорошо. Я шел тебя будить.

— А почему капитан «Руслана» здесь, а не на своем мостике?

— Пока ты спал, «Руслан» и все суда, не связанные непосредственно со спусками, ушли к причалам, делать им здесь больше нечего. А я вот выпросился в обеспечивающие, все ближе к водолазам. Да, кстати, и тебе записочку привез с берега. — Олефиренко протянул аккуратно сложенный вчетверо тетрадный листок.

«Ленюшку сегодня выписали из больницы, — писала Людмила. — У него все в порядке. Чувствует себя хорошо, только левое веко немножко дергается. Ждем тебя. Очень. Не забыл ли ты посмотреть из глубины на звезды? Вчера в фабричном клубе пробовала играть на пианино. Получалось плохо. Но, думаю, скоро все восстановлю. Как ты считаешь, Проша, в Братске есть уже музыкальная школа или хотя бы кружок? Приходи скорее… Люда».

Прохор чувствовал, как у него краснеют щеки. Он стоял перед Виктором, не решаясь поднять глаза, и то складывал, то снова разглаживал пальцами тетрадный листочек, украшенный синими, не очень ровными, но очень дорогими ему строчками.

— Ничего, не смущайся. — Виктор взял Прохора за локоть и крепко пожал. — Девушку я знаю. Очень хорошая.

Олефиренко рассказал, что за ночь под водой побывали почти все водолазы, и сейчас они после ускоренного подъема проходят воздушную декомпрессию в камерах. Когда Демич спросил о Майбороде, Олефиренко кивком головы показал за борт:

— Павел Иванович там. Обнаружил потайной сейф в командирской каюте и второй час пытается его открыть. Только что к нему на помощь пошла последняя пара водолазов. Осталось вас двое: ты да Арсен… Скоро твоя очередь. Если потребуется еще помощь Павлу Ивановичу, вся надежда на тебя, Проша. Ты теперь остался на спасателе самый сильный и самый опытный.

— Хорошо, Виктор! Спасибо на добром слове.

То, что несловоохотливый и скупой на похвалу Олефиренко впервые за их совместную работу на «Руслане» назвал его по имени, Прошей, как называла его когда-то мать, как назвала его в записке Люда, как-то согрело Прохора, придало ему силы, укрепило веру, что все обойдется благополучно: Павел Иванович обязательно откроет секретный сейф, найдет ключ к шифру и поднимется на борт спасателя. Все суда отойдут с Чертова ковша на безопасную дистанцию, останется только катер с водолазами-подрывниками. Потом уйдет и катер, отматывая с барабана провод, соединяющий взрыватели мин со взрывным устройством на борту. Наконец старший специалист-пиротехник повернет ручку взрывной машинки, замкнет цепь и взорвет субмарину.

— Иди пока в кубрик, позавтракай и погрейся. Когда надо будет, я тебя позову, — сказал Олефиренко.

В кубрике свободные от вахт матросы играли в домино. Из водолазов был здесь только Качур. Он сосредоточенно рассматривал на ладони черные костяшки с белыми точками, искоса поглядывая на соседа справа, — худощавого белобрысого матроса в сером свитере. Когда подходила очередь ставить, Арсен высоко поднимал длинную руку с зажатым в ладони камнем и замирал, подсчитывая выставленные очки, прикидывая возможные ответные ходы соседа слева. Потом резко опускал руку и «с пушечным ударом» ставил камень:

— Зарезать Наполеона!

— Вы, Арсен Васильевич, оглушите нас. У меня барабанные перепонки скоро лопнут от ваших ударов, — явно желая сказать приятное водолазу, притворно жаловался белобрысый в свитере.

— Мне каждый дань морская пучина бьет по перепонкам, и ничего, — с сознанием собственного достоинства говорил Качур. — Привыкайте.

Прохор подсел к одному из играющих, посмотрел в его камни: оказывается, Качур «зарезал» Наполеона своему партнеру. Прохор улыбнулся. Он не любил ни играть, ни болеть за игроков. Вообще эту игру Прохор считал пустой тратой времени, презрительно называл домино самой умственной игрой после перетягивания каната и уверял, что даже между карточной игрой и домино такая же разница, как между интегральным исчислением и детской считалкой. Но делать было нечего: надо же как-то убить время, оставшееся до спуска.

— Да, глубина — штука опасная, — поддакивал Качуру белобрысый в свитере. — Вчера, говорят, чуть не задохнулся на глубине старший матрос Ганько.

— Плохо, что не задохнулся, — с наигранным безразличием ответил Качур, вбивая очередной камень.

— То есть?

— Объект закрыли бы самое меньшее на недельку. И я провел бы несколько чудесных ночей у своей Людочки.

Демич подскочил с табуретки, как ошпаренный.

— Вы пошляк, Качур!

— А вы слюнтяй, товарищ Демич, — не глядя на Прохора и поднимая руку с очередным камнем, невозмутимо Произнес Качур.

— Я… — Прохор задыхался от обиды и злости и не находил слов, которыми можно было бы, как плевком, отомстить обидчику. — Я дам тебе в морду, подлец!

— Стоит ли так горячиться из-за девчонки, Прохор Андреевич? — ехидно осклабился Качур. — Я с ней уже набаловался вволю, теперь могу уступить вам.

Прохор не мог стерпеть такого оскорбления. Он схватил табуретку, чтобы запустить ее в голову Качуру. Но чья-то сильная рука сжала ему плечо. Прохор резко обернулся. Перед ним стоял Бандурка.

— Бросьте табуретку, — спокойно сказал водолаз своему начальнику. — Неужели не видно, что эта рыжая подлюга нарочно хочет спровоцировать драку?