Возможно, французы ночью изменили курс и давно затерялись в западном Средиземноморье, однако Хорнблауэр в это не верил. Его офицеры не могут и вообразить, как расхлябанны и неумелы французы. Если Джерард вынужден был взять рифы, они вполне могли лечь в дрейф. И Буш, и Джерард не в меру ревностны – за ночь «Сатерленд», вполне возможно, оторвался миль на двадцать. Хорнблауэр не сомневался, что, вернувшись, увидит неприятеля.
Вернее, не сомневался в той мере, в какой это касалось его математического ума. Не в его власти было совладать с тошнотворной пустотой в груди, с участившимся пульсом, он мог только прятать их под маской невозмутимости, стоять, не шелохнувшись, хотя волнение гнало расхаживать взад-вперед. Тут он придумал занятие, которое поможет отвлечься и вместе с тем не выдаст его переживаний.
– Позовите моего вестового, – сказал он. Руки почти не дрожали, так что он смог побриться, а искупавшись под холодной струей из помпы, даже приободрился по-настоящему. Он надел чистое белье, тщательно счесал на пробор редеющие волосы, даже слишком тщательно: еще под помпой он сказал себе, что французов увидят, пока он заканчивает туалет. Однако с пробором было покончено, ни малейших предлогов тянуть у зеркала не оставалось, а известий о неприятеле по-прежнему никаких. Хорнблауэр чувствовал себя жестоко обманутым. И вот, когда, надев сюртук, он уже ступил на трап, мичман Паркер звонко завопил:
– Вижу парус! Два… три паруса, сэр! Четыре! Это неприятель!
Хорнблауэр поднялся, не взбежал, по трапу. Он надеялся, что матросы это видят. Буш был уже на середине вант, Джерард быстрым шагом расхаживал по шканцам и только что не пританцовывал от радости. Глядя на них, Хорнблауэр самодовольно подумал, что и минуты не сомневался в своих выкладках.
– Поверните через фордевинд, мистер Буш. Положите судно на левый галс.
Словоохотливый капитан не преминул бы объяснить, что нужно оставаться между Испанией и неприятелем, однако Хорнблауэр вовремя удержался от ненужных слов.
– Ветер по-прежнему поворачивает к зюйду, – сказал Джерард.
– Да, – ответил Хорнблауэр.
«А с течением дня еще и ослабеет» – подумал он.
Солнце пробилось сквозь облака, обещая теплый денек – осенний средиземноморский денек, когда барометр ползет вверх и ветра почти нет. Гамаки укладывали в сетки, те из вахтенных, кто не был занят у брасов и шкотов, стучали по палубе ведрами и кусками пемзы, флотская жизнь шла своим заведенным чередом. Палубы надо драить, даже если их сегодня же обагрит кровь. Матросы перебрасывались шуточками – Хорнблауэр, не без гордости наблюдая за ними, вспомнил угрюмых обреченных людей, с которыми выходил в плаванье. Сознание реальных заслуг – вот единственное, наверно, что принесла ему неблагодарная служба. Оно помогало забыть, что сегодня или завтра – во всяком случае, скоро – он в водовороте боя вновь испытает тошнотворный физический страх, которого так невыносимо стыдится.
Солнце поднималось выше, ветер стихал и по-прежнему поворачивал к югу, Испания делалась ближе и отчетливее. Хорнблауэр, сколько мог, поворачивал реи, ловя малейшие перемены ветра, потом все-таки лег в дрейф. Французская эскадра медленно приближалась. Теперь, когда ветер изменился, они потеряли преимущества наветренного положения: если они попробуют его атаковать, он двинется на север, так что, преследуя его, они будут приближаться к «Плутону» и «Калигуле» – жаль только, что надеяться на это почти не приходится. Французы прорвали блокаду не для того, чтобы лезть в драку, какая бы заманчивая наживка перед ними ни маячила. При таком ветре они могут идти к Барселоне, и если им не помешать, вряд ли откажутся от своего намерения! Что ж, коли помощь не подоспеет, он будет держаться в пределах видимости, а ночью кто-нибудь из них непременно отстанет, и «Сатерленд» его атакует.
– Они много сигналят, сэр, – доложил Буш – он давно разглядывал французов в подзорную трубу. Кстати, сигналили они весь день – началось это, когда они впервые увидели «Сатерленд». Им невдомек, что к этому времени он наблюдал за ними уже пятнадцать часов. Французы и в море не теряют природной разговорчивости, а французскому капитану жизнь не мила, если он поминутно не сигналит спутникам.
«Сатерленд» миновал мыс Креус, с траверза открылся залив Росас. В этих самых водах, но в иных погодных условиях, они буксировали покалеченный «Плутон», на этих самых зеленых склонах потерпела поражение атака на Росас – в подзорную трубу Хорнблауэр различал даже обрывистые склоны месы, в которую Кларос увел своих каталонцев. Если ветер будет и дальше поворачивать к югу, французы успеют укрыться под пушками Росаса. Собственно, для них это убежище более надежное, чем Барселона – пока британцы не сумеют провести в залив брандеры или начиненные взрывчаткой суда.
Хорнблауэр взглянул на вымпел: ветер по-прежнему поворачивал против часовой стрелки. Сомнительно, чтобы французы обошли мыс Паламос на этом курсе – скоро надо ложиться на другой галс и пристраиваться в их кильватере. Переменчивая погода лишила его всех недавних преимуществ. Ветер налетал слабыми порывами – скоро уляжется совсем. Хорнблауэр обратил подзорную трубу на французов: что-то поделывают они? И увидел бегущие по далеким реям флажки.
– Эй, на палубе! – завопил с нока мачты Сэвидж.
Наступило молчания. Сэвидж, видимо, сомневался в том, что увидел.
– Что там, мистер Сэвидж?
– Мне показалось, сэр, что я увидел еще один парус, прямо на горизонте, позади неприятельского траверза, только точно не уверен, сэр.
Еще парус! Это может быть купеческое судно. Если нет, это «Плутон», «Калигула» или «Кассандра».
– Не спускайте с него глаз, мистер Сэвидж.
Долее ждать было невыносимо. Хорнблауэр уцепился за выбленки и полез вверх, долез, встал рядом с Сэвиджем и направил подзорную трубу туда, куда тот показывал. На секунду в поле зрения заплясала французская эскадра.
– Чуть-чуть левее, сэр. Вроде так, сэр.
Крохотный белый отблеск, однако не гребень волны и несколько иного оттенка, чем плывущие по синему небу облака. Хорнблауэр чуть не заговорил, однако сдержался и ограничился привычным «кхе-хм».
– Приближается к нам, сэр, – сказал Сэвидж, не отрываясь от подзорной трубы. – Я бы сказал, сэр, что это фор-бом-брамсель.
Сомневаться уже не приходилось. Какой-то корабль под всеми парусами несся к французской эскадре.
– Кхе-хм, – сказал Хорнблауэр и полез вниз. Буш бегом спустился на главную палубу, чтобы встретить его у самой мачты; Джерард и Кристэл взволнованно смотрели со шканцев.
– «Кассандра», – сказал Хорнблауэр. Направляется к нам.
Желая похвалиться хорошим зрением, он рисковал достоинством. Никто бы не узнал «Кассандру» по одному бом-брамселю. Однако ни одно другое судно не могло бы идти этим курсом – или он очень сильно ошибается. Если это не «Кассандра», он выставил себя на посмешище, но уж больно велик был соблазн притвориться, будто он узнал фрегат, когда Сэвидж еще гадал: корабль это или облако.
Что значит появление «Кассандры», мигом поняли все.
– Где флагман и «Калигула»? – спросил Буш, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Может, тоже приближаются? – сказал Джерард.
– Если так, лягушатникам придется несладко, – сказал Кристэл.
Ветер порывистый, встречный, мыс Паламос близко, и, если «Плутон» и «Калигула» отрежут французов от моря, «Сатерленд» – от берега, то без боя они не уйдут. Все глаза устремились на французскую эскадру: корабли были видны. Уже целиком и в крутой бейдевинд шли курсом зюйд-тень-вест, впереди трехпалубник, в кильватере два двухпалубника. На фок-мачтах первого и третьего судов реяли адмиральские флаги. Ясно видны были уже и широкие белые полосы на бортах. Если «Плутон» и «Калигула» далеко отстали от «Кассандры», то французы их еще не видят – тогда понятно, почему они не поворачивают.
– Эй, на палубе! – крикнул Сэвидж. – Это «Кассандра». Я вижу ее марсели, сэр.
Буш, Джерард и Кристэл взглянули на Хорнблауэра уважительно: ради этого стоило рискнуть.
