Ознакомительная версия.
Даже радости всесокрушающей и торжествующей юности в отдельном купе потихоньку становились не столь эмоциональными. Хотя, конечно, взрывы эмоций периодически случались:
– Оленька, какая ты у меня все-таки трогательная женщина!
– И чего это во мне трогательного? Я похожа на кисейную барышню?
– Да Боже упаси! Ты натуральная амазонка. Вот только тебя все время хочется ТРОГАТЬ. За все места! Чем я и собираюсь заняться.
– Руки прочь! Ай! Лейтенант, я пожалуюсь вашему начальнику!..
Дальнейший сюжет фантазия читателя дорисует сама…
Но вряд ли кто попробует утверждать, что только таким образом можно коротать время на протяжении трех недель.
Редким развлечением были сколь-нибудь длительные остановки, когда можно было выйти из вагона и прогуляться по перрону или даже в окрестностях вокзала.
Нет, самих остановок после Урала было предостаточно, даже значительно больше, чем хотелось бы: чуть ли не каждые пятьдесят верст поезд останавливался на час-другой на какой-нибудь заштатной станции или разъезде. Но, согласитесь, что это не те места, где можно развлечься в долгом пути. Отдыхом можно было назвать только стоянку в сколько-нибудь крупном населенном пункте, где на вокзале имелся хотя бы буфет, а перрон не представлял из себя просто участка утоптанной земли.
Кстати, именно в такой ситуации, в Иркутске, у Василия появился повод задуматься над проблемами, которые его ожидали на службе.
– Ну конечно, господам офицерам за эту войну крестов понавешают. И георгиевских, и всяких. А нам и деревянных может не достаться. Похоронят в одной общей яме после боя какого-нибудь… – лейтенант совершенно случайно услышал разговор двух мобилизованных солдат, отправлявшихся, вероятно, в Маньчжурию и не заметивших находившегося рядом офицера.
– Ну да. Им-то зачем о мире договариваться – их, господ, война кормит, а меня от семьи, от хозяйства оторвали, чтобы в китайской земле непонятно за что зарыть…
Василий не стал ни одергивать «политиканствующих» солдат, ни дослушивать их разговора. По пути к вагону он вдруг подумал о том, что должны чувствовать его матросы, которые прошли через войну, через ад Цусимского пролива, ждущие мира и зачастую предвкушающие свое возвращение в родную деревеньку… А тут снова воевать. Потому что «господа не договорились». Ведь даже он, офицер, был уверен, что мирные переговоры закончатся именно миром. Ан нет! И теперь большинство матросов, если не все они, будут чувствовать себя обманутыми. Будут! А ведь их нужно как-то заставить воевать, воевать не хуже, чем раньше.
Вернувшись в купе, лейтенант поделился тревогами с женой, и реакция Ольги была совершенно неожиданной для молодого офицера:
– А чего ты ожидал, Вася? Ты совершенно напрасно ждешь от меня осуждения этих солдат или твоих матросов – я их прекрасно понимаю и разделяю недовольство тех, кто должен рисковать своей жизнью в этой войне. Не обижайся, мой родной, но я женщина. И для меня твоя жизнь значительно дороже, чем Корея и Китай, вместе взятые.
– Но подожди! Ведь честь России…
– Нет, это ты подожди. Не перебивай меня. Я все понимаю – ты офицер. Герой. Мне очень приятно идти рядом с тобой и видеть, как люди с восхищением смотрят на твои ордена. Ты служишь благородному делу – защищаешь Родину. Я горжусь тобой, Васенька, но ты бы знал, как мне страшно, когда вдруг приходит мысль, что ты можешь не вернуться с моря в этой войне. А я ведь дочь офицера. И жена офицера. И совсем неглупая девочка. Я понимаю, что ваша профессия – воевать за Россию, когда это потребуется. А матери и жены солдат и матросов – они что думают об этой войне, по-твоему? Ведь не Наполеон же топчет русскую землю, правильно? Где-то на краю света «господа» что-то не поделили. И из-за этого русские женщины будут терять навсегда своих самых близких мужчин? Мужей, отцов и сыновей?
– Эх, Олечка, – Василий приобнял явно разволновавшуюся от своей речи девушку, – я, бывало, тоже так раньше думал. Но мы, мужчины, на то и мужчины, чтобы встречать врага еще там, где он не может до вас, женщин и детей, дотянуться. Вот недобили Наполеона в италиях и австриях, так пришлось его в Москве встречать. Мы же не где-нибудь в Южной Африке или Америке сражаемся. И если японцы, как они утверждают, собрались строить Великую Азиатскую Империю вплоть до Уральских гор, то лучше уж встретить их где-нибудь в Китае, чем во Владивостоке, Иркутске, а то и, не дай Бог, Москве…
Но, кажется, жену Василий не убедил. Снова потащились нудные дни пути. Поезд по-прежнему шел «спотыкающимся аллюром»: час ехал – два стоял. Но все когда-нибудь заканчивается, сначала замелькали горы, потом открылся Байкал и, так как Кругобайкальская железнодорожная ветка уже была закончена, пересекать озеро на одноименном с ним пароме не пришлось. Проведя в пути почти месяц, Василий с Ольгой наконец ступили на перрон Владивостокского вокзала.
Встречавший друга мичман Денисов обменялся энергичным рукопожатием с Соймоновым, после чего, представившись, преподнес Ольге букет цветов и церемонно приложился к ее ручке.
– Насчет квартиры не беспокойтесь – все сделал в лучшем виде: и от порта недалеко, и район приличный, и цена не особо высокая, – поспешил ответить на еще не заданный вопрос ревизор «Пересвета», прекрасно понимая, что в первую очередь волнует его друга.
– Спасибо тебе огромное, Володя, я твой должник!
– Ладно тебе, ты бы для меня сделал то же самое, ведь так?
– Разумеется, но все же…
– Да перестань! – Денисов вдруг лукаво посмотрел на лейтенанта. – А ты больше ничего интересного вокруг не заметил?
– Рад приветствовать тебя, Василий Михайлович! – подошел к молодым людям улыбающийся капитан второго ранга с черной повязкой на левом глазу.
– Александр Васильевич! – задохнулся от неожиданности Соймонов. – Вы живы!
Василий со всей юношеской непосредственностью обнял любимого командира, раскрывшего объятия.
– Ай! – скривился Колчак. – Василий! Тебя не устраивает, что я жив? Хочешь доделать то, что не смогли японцы?
– О Господи! – испугался лейтенант. – Извините ради Бога! Совсем забыл… Вернее, не подумал… Вернее…
– Да хватит уже, – усмехнулся кавторанг, потирая левое плечо, – понятно, что не хотел. И, честно говоря, несмотря на боль, даже приятно, что не забыл меня и не загордился.
– О чем вы говорите, Александр Васильевич?! – попытался обидеться Соймонов…
– Может, в конце концов представишь меня своей супруге?
– Ох! Простите, пожалуйста! Моя жена, Ольга Михайловна. А это Александр Васильевич Колчак – мой первый командир. Помнишь, Оленька, я тебе писал, рассказывал о нем…
– Очень приятно, – протянула руку Ольга, – Василий действительно рассказывал о вас очень много хорошего.
Ознакомительная версия.