— Бедный старый... — Тэрнер осекся на полуслове, вспомнив, что говорит об адмирале, и сокрушенно покачал головой. — Запросить Флетчера на «Кейп Гаттерасе»?
— Ни к чему, — нетерпеливо оборвал его Вэллери. — Некогда. Бентли, распоряжение капитану «Вайтуры»: «Прошу немедленно покинуть судно. Намерены потопить танкер».
Неожиданно Вэллери пошатнулся, но успел схватить Тэрнера за рукав.
— Виноват, — проговорил он. — Ноги ослабли. Какое там — совсем не держат. — Он с невеселой улыбкой оглядел озабоченные лица. — К чему далее притворяться, не правда ли? Особенно когда собственные ноги тебе не повинуются? О Господи милостивый! Пропащее мое дело.
— Ничего удивительного, тысяча чертей! — выругался Тэрнер. — Я с бешеным псом не стал бы так обращаться, как вы с собой обращаетесь! Прошу вас, сэр. Вот вам адмиральское кресло, ну же. А если не сядете, напущу на вас Петерсена, — погрозил он, заметив протестующий жест командира. Однако в конце концов с кроткой улыбкой Вэллери позволил посадить себя в кресло.
Облегченно вздохнув, он блаженно откинулся на спинку, положил локти на подлокотники. Он чувствовал себя совсем разбитым и беспомощным. Обессилевшее его тело было насквозь пронизано болью и лютым холодом. Несмотря на это, он испытывал благодарность и гордость; о том, чтобы командир спустился к себе в каюту, Тэрнер даже не заикнулся.
Послышался стук дверцы, рокот голосов. В следующее мгновение Тэрнер очутился рядом с каперангом.
— Прибыл старшина корабельной полиции, сэр. Вы посылали за ним?
— Конечно. — Вэллери повернулся в кресле; лицо его было сумрачно. — Подойдите сюда, Гастингс!
Старшина корабельной полиции вытянулся во фрунт. Как всегда, лицо его походило скорее на маску, чем на лицо живого человека. Освещенное жутким заревом, оно, как никогда, казалось непроницаемым и бесстрастным.
— Слушайте внимательно. — Пламя ревело так громко, что Вэллери пришлось повысить голос. Даже это усилие оказалось для него утомительным. — Мне с вами некогда сейчас разбираться. Вызову вас утром. А пока освободите старшего матроса Ральстона, и немедленно. После этого передадите свои полномочия, а также всю документацию и ключи унтер-офицеру Перрату. Вы дважды превысили свои права — это уже непослушание, и оно должно быть наказано. Кроме того, вы оставили человека в запертом помещении во время боевой тревоги. Заключенный мог бы погибнуть, как крыса, попавшая в мышеловку. Вы отстранены от должности. У меня все.
Несколько секунд Гастингс стоял неподвижно. Потрясенный, он не верил услышанному и не произносил ни слова. Стальная цепь дисциплины лопнула.
Бесстрастной маски как не бывало. На искаженном лице Гастингса появилось крайнее изумление. Умоляюще воздев руки, он шагнул к командиру.
— Лишить меня полномочий? Лишить меня должности? Но вы не смеете, сэр!
Вы не имеете права...
Голос его прервался, сменившись стоном боли: железная рука Тэрнера сжала ему локоть.
— Командиру не говорят: «Вы не имеете права!» — прошипел старший офицер. — Слышали, что сказал командир корабля? Убирайтесь с мостика!
Дверца со щелчком закрылась за Гастингсом. Как ни в чем не бывало, Кэррингтон произнес:
— На «Вайтуре» нашелся толковый парень. Установил красный фильтр на сигнальный фонарь. Иначе ничего бы не разглядеть.
И напряжение тотчас спало. Взоры всех, кто находился на мостике, обратились в сторону красного огня, мигавшего на средней надстройке танкера метрах в тридцати от пожарища и все-таки едва различимого. Неожиданно огонь погас.
— Что он написал, Бентли? — поспешно спросил Вэллери.
Бентли смущенно откашлялся.
— Текст донесения следующий: «Вы что, рехнулись? Только попробуйте, и я вас протараню. Машина исправна. Можем идти дальше».
Вэллери на мгновение прикрыл глаза. Он начал понимать, каково приходилось старому Джайлсу. Когда каперанг открыл веки, решение было принято.
— Передайте на «Вайтуру»: "Вы подвергаете опасности весь конвой.
Немедленно оставить судно. Повторяю: немедленно".
Командир повернулся к старшему офицеру. Рот его кривился страдальчески.
— Я обнажаю перед ним голову. Как бы вы себя чувствовали, если бы под вами находилось такое количество горючего, что при взрыве его вы мигом очутились бы в царстве небесном?.. В некоторых цистернах, должно быть, есть еще нефть... Боже, до чего неприятно угрожать такому человеку!
— Знаю, сэр, пробормотал Тэрнер. — Понимаю, что это такое...
Интересно, что там поделывает «Викинг»? Выяснить?
— Запросите его по радио, — распорядился Вэллери. — Пусть сообщит о результатах поиска. — Он оглянулся назад, ища глазами лейтенанта-торпедиста.
— А где же Маршалл?
— Маршалл? — удивился Тэрнер. — В лазарете, конечно. Он ранен. У него сломаны четыре ребра, помните?
— Ах да, конечно! — Вэллери устало покачал головой, досадуя на себя. — А старшина-минер Нойес, так, кажется, его звали?.. Ах да. Убит вчера в помещении номер три. Что с Виккерсом?
— Он находился в командно-дальномерном посту.
— В командно-дальномерном посту, — медленно повторил Вэллери. Отчего это до сих пор не остановилось у него сердце, удивлялся каперанг. Он давно уже миновал ту стадию, когда кости стынут, а кровь свертывается. Все его тело, казалось, походило на огромную глыбу льда... Он даже представить себе не мог, что бывает такая стужа. Очень странно, мелькнула у него мысль, что он перестал дрожать...
— Я сам произведу залп, сэр, — прервал его размышления Тэрнер. — Переведу управление торпедной стрельбой на мостик. Правда, когда я служил на базе Чайна, я был самым бездарным офицером-торпедистом. — Он едва заметно улыбнулся. — Но, может, кое-какие навыки еще не забылись!
— Спасибо, — с признательностью произнес Вэллери. — Займитесь этим сами.
— Придется стрелять аппаратом правого борта, — напомнил старший офицер.
— Прибор управления левобортного аппарата утром разбило вдребезги. Вес у фок-мачты приличный... Пойду произведу нужные расчеты... Боже правый! — воскликнул Тэрнер, до боли стиснув плечо командира. — Да ведь это же адмирал! На мостик поднимается!
Вэллери недоверчиво оглянулся. Старший офицер был прав. Отворив дверцу мостика, Тиндалл направлялся к нему — в этом не было никакого сомнения.
Темная тень ограждения мостика падала на адмирала, и тот казался как бы лишенным тела. Четко, точно на барельефе, выделялась в свете пожара его обнаженная голова, едва прикрытая пучками жидких седых волос, серое, жалкое, осунувшееся лицо, опущенные, невероятно худые плечи, прикрытые черным дождевиком. Ниже ничего не было видно. Ни слова не говоря, неслышно ступая по мостику, Тиндалл остановился возле Вэллери.
