Когда они уже собирались покинуть сад, Бонус заметил в начале бассейна статую лошади в натуральную величину. Это было довольно старинное произведение искусства: уши и хвост статуи были надломлены, а металл, похоже бронза, — покрыт зеленой патиной, окисью меди. К тому же что-то в этой статуе было странным.
— А где же всадник? — изумился Бонус.
— Всадника не было, — сказал Абдулла, продолжив играть с водой. — Этот памятник установлен в честь коня. В те дни, когда римляне были хозяевами этого города, кто-то поднял восстание, причины которого до нас не дошли, здесь чуть ли не ежедневно случаются бунты — ничего особенного.
К ним подошел слуга с кувшином воды и кубком. На кубок Бонус внимания не обратил, зато кувшин опорожнил залпом, продолжая внимательно слушать пояснения Абдуллы.
— Тогда римский император как раз находился в городе и воспринял бунт как личное оскорбление. Эти римляне были слишком вспыльчивыми, — покачал головой Абдулла, — неудивительно, что их империя погибла.
— И что дальше? — спросил Бонус, вытирая воду со своей всклокоченной бороды.
— Император приказал своим легионерам уничтожить повстанцев: солдаты должны были работать мечами до тех пор, пока крови на улицах не окажется по колени его коня. Но конь поскользнулся и упал на передние колени в лужу свиной крови. Император вынужден был сдержать свое слово, и многие жители Александрии были спасены от смерти.
Зачем наместник рассказал ему эту сказку? Бонуса одолевала уверенность, что за этим что-то кроется, — но что?
— А, — наконец понял он, — вы поставили в саду коня, потому что он сумел навязать свою волю повелителю, не так ли?
Загадочная улыбка появилась на лице Абдуллы.
— Для тебя корабль — как женщина.
В сиянии вечернего солнца Кахина прошлась по «Висундуру». Она нежно погладила фальшборт и весла, изучила обработку деревянных заклепок, потрогала материал нового зеленого паруса, лежавшего в межбортовом пространстве и мечтавшего поскорее оказаться на мачте.
— Женщина? — хриплым голосом ответил Ингвар. — Значит, это самая крепкая женщина, на которую я когда-либо взбирался.
— А ты познал не очень много женщин, верно? — взглянула на него Кахина, вызвав смех экипажа.
Альрик с Магнусом упаковывали мумию для путешествия по морю. Хотя труп из катакомб был маленьким, а все же его размеры не подходили для бочек и моряцких сундуков. Однако перевозить мертвеца по морю на открытой палубе было никак нельзя: соленая вода разъела бы его кожу быстрее, чем лампа поглощает рыбий жир. В конце концов Магнусу в голову пришла мысль уложить мумию в одни из санок, которые служили для транспортировки льда, а вторыми санками накрыть этот временный гроб, после чего обвязать санки канатами.
— Вон подошел Анба Мусса, наш друг, он хочет увидеть мертвого, — указала королева амазигов на низкорослого египтянина с короткими седыми волосами.
Египтянин, появившийся на причале, был примерно в возрасте Альрика, его широкая одежда, спускающаяся до земли, трепетала на горячем ветру.
— Это же рассказчик историй! — вырвалось у Альрика. — Я видел его на улицах. Правда, ничего не понял. — Он кивком пригласил араба на корабль.
Мужчина сначала поклонился Альрику, затем — Кахине и подошел к еще открытым саням. Когда же заглянул внутрь ящика для льда, установленного на них, он стал что-то говорить по-арабски — судя по выражению лица, что-то значительное. На вопрошающий взгляд Альрика Кахина отрицательно покачала головой, мол, не сейчас. Рассказчик же поднял руку со своей длинной узловатой палкой. Альрик вспомнил, как эта палка во время его выступлений превращалась во что угодно, во всяком случае в представлении зрителей. Анба Мусса, подобно магу, простер посох над головой мумии и подержал какое-то время. Труп и колдун? Альрик уже представил, что мертвец встает из саней и начинает непринужденную беседу с рассказчиком историй.
Когда араб отошел от саней, на его щеках блестели слезы. Он что-то тихо сказал Кахине, и она перевела:
— Анба говорит, что нет сомнений, Александр Великий вернулся в этот мир: на остатках его панциря видна Македонская звезда.
— А не мог ли другой солдат или король носить такой же знак? — на всякий случай уточнил Альрик.
— Нет, — ответила Кахина и посмотрела на мумию. — К тому же шлем с бараньими рогами — единственный в своем роде. Но еще выразительнее его лицо — на нем отсутствует нос. Он не просто отпал, а был отломан.
Ингвар открыл было рот, однако тут же получил от Альрика знак помолчать: время для язвительных замечаний было неподходящим.
— Как можно узнать мумию, которой тысяча лет, по одному носу, которого больше уже нет? — продолжал допытываться он, удерживая серьезное выражение на лице.
— Это долгая история, — произнес рассказчик на безукоризненном греческом. — Если хотите, я могу посвятить вас в эту тайну.
— Ты копт? — догадался Альрик. — Но во время представления ты говорил по-арабски. — Альрик на мгновение запнулся. — Потому что твоя публика состояла из арабов, — догадался он. — Впрочем, это не важно. У нас нет времени для долгих историй. Как только все будут на борту, мы отчалим.
— Еще нет Бонуса, Джамиля, Яа, Дариоса и Эриоса, — перечислил всех Ингвар.
И тут послышались возгласы со стороны моста, ведущего к порту. К кораблю приближалась группа моряков, это были отсутствующие члены команды. На плечах они несли массивный кусок дерева. Четверка осторожно положила свой груз на палубу, и Яа вынул из своего голого плеча занозу.
— Вот тебе и мачта! — воскликнул Джамиль, хлопая Альрика по спине. — Немного поработать рубанком и топором — и мы отплываем.
Альрик внимательно рассмотрел лежащий у его ног кусок дерева — тот состоял из длинной балки и балки покороче, которая была привязана поперек длинной.
— Клянусь громким сторожевым горном Хеймдалля [29], это же крест христиан! — вырвалось у Альрика.
— Откуда это у вас? — Возмущению Кахины не было предела. Она схватила Джамиля за плечо с такой силой, что с лица маленького араба мгновенно исчезла гордость за проделанную работу.
— Из церкви… Свят-того… М-марка, — запинаясь, сказал ничего не понимающий Джамиль. — Просто я вспомнил, что христиане вешают в своих храмах такие деревянные кресты — высокие, выше человеческого роста.
— И мы просто порылись в руинах, не осталось ли там подходящего дерева, — продолжил Яа своим басом. — На нем видны следы пожара, — указал он на остаток креста, — но бо`льшая часть сохранилась хорошо. Продольная балка послужит мачтой, а изменяя положение поперечной балки, можно применять ее как рею. Дерево крепкое, парус выдержит.
— Вы не имеете права, — закричала Кахина. — Это символ моей веры!
— Но нам нужен парус, — запротестовал Яа, ища поддержки в глазах Альрика.
К своему собственному удивлению, Альрик опустил глаза.
— Что с тобой случилось, кендтманн? — С правого борта донесся голос Ингвара, полный насмешки. — Ты в пустыне обратился в христианина?
Кто-то из команды громко хохотнул.
«А и правда, — подумалось Альрику, — что это со мной?» Он был хозяином самого быстроходного судна на этом море, имел команду, которая пошла бы за ним на смерть, и эти люди нашли мачту в стране, в которой деревом даже нигде не пахнет, — что еще надо?
Он поднял глаза на Кахину. Под синей накидкой угадывались очертания ее изящного тела, тонких рук и ног. Ее серьги раскачивались на ветру, словно спелые плоды, а большие глаза таили в своей глубине силу умиротворения.
— Это, — наконец указал Альрик на крест, который должен был стать мачтой, — крест христиан, и таким он и останется.
Яа в недоумении покачал головой, Магнус отвернулся. Рассказчик историй прислушивался к ним, сощурив глаза.
— Но это, — продолжил он размеренным тоном, тщательно подбирая слова, — не мешает ему стать нашей мачтой. У нас с собой на борту пепел святого Марка, настоящие останки святого человека. А теперь мы установим еще и крест, который станет знаком нашей миссии. Королева Кахина, назови мне другой способ доставить реликвии через море, и я подчинюсь твоей ревности к символу твоей веры.
