Внеся Лонни в барак, мы положили его на кровать. Каждый как мог старался проявить заботу о старике. В ход пошли грелки с горячей водой, масляные радиаторы, теплые одеяла. Достав стетоскоп, я убедился, что сердце у Лонни бьется, хотя и едва слышно. От каких бы то ни было средств стимулирования сердечной деятельности я решил отказаться, сосредоточив усилия на том, чтобы отогреть замерзшее тело старика как можно скорее. В это время, чтобы хоть отчасти ускорить кровообращение, четверо растирали ему ледяные руки и ноги. Через четверть часа появились первые признаки дыхания.
Лонни, похоже, достаточно согрелся. Поблагодарив своих помощников, я отпустил всех, кроме маленькой Мэри и Мэри Стюарт, попросив их поухаживать за больным. Сам я очень торопился: взглянув на часы, я убедился, что опаздывал на десять минут.
Веки у Лонни дрогнули. Спустя несколько мгновений он открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на меня.
— Старый осел! — произнес я, хотя и понимал, что не следовало так разговаривать с человеком, еще стоящим одной ногой в могиле. — Зачем ты это сделал?
— Ага, — едва слышно прошептал он.
— Кто тебя выманил? Кто напоил тебя? — Я видел, как девушки переглянулись, но сейчас их мнение меня не интересовало.
Губы Лонни беззвучно шевельнулись. Глаза его лукаво блестели, послышался шепот:
— Один добрый человек. Очень добрый. Если бы я не боялся вытрясти из Лонни душу, я бы как следует тряхнул его. Сдерживая гнев, я спросил:
— Какой человек, Лонни?
— Добрый, — пробормотал он, — добрый. — Подняв худую руку, жестом поманил меня. Я наклонился. — Знаешь что? — выдавил Гилберт.
— Скажи мне, Лонни...
— Главное... — вздохнул он.
— Да, Лонни?
— Главное... — сказал он с усилием и замолчал. Я приложил ухо к его губам. — Самое главное — это милосердие, — произнес он и опустил восковые веки.
Я выругался и продолжал браниться до тех пор, пока не заметил, что обе девушки с ужасом смотрят на меня, решив, что брань моя относится к Лонни.
— Ступайте к Конраду, то есть к Чарльзу, — обратился я к Мэри Стюарт. Пусть он попросит Графа зайти в мою комнату. Сию же минуту. Конрад знает, как это сделать.
Ни слова не говоря, Мэри Стюарт вышла из комнаты. А маленькая Мэри спросила:
— Доктор Марлоу, Лонни будет жить?
— Не знаю, Мэри.
— Но ведь... ведь он совсем согрелся.
— Убьет его не холод.
Девушка испуганно вскинула на меня глаза.
— Вы хотите сказать, он может погибнуть от алкоголя?
— Вполне возможно.
— Вас это совершенно не волнует, доктор Марлоу? — вспыхнула девушка.
— Нет, не волнует. — Она в ужасе смотрела на меня. — Нет, Мэри, не волнует, потому что не волнует его. Лонни давно уже мертв.
Вернувшись к себе в комнату, я нашел в ней Графа.
— Вы поняли, что это было покушение на жизнь Лонни? — спросил я его без обиняков.
— Нет. Но событие это меня озадачило. — Обычного для Графа шутливого тона как не бывало.
— Известно ли вам, что и Джудит Хейнс была умерщвлена?
— Умерщвлена? — Граф не скрывал, что потрясен известием.
— Кто-то ввел ей смертельную дозу морфия. Причем и шприц, и морфий были похищены у меня. — Граф промолчал. — Так что ваши поиски золотого руна из невинного приключения превратились в нечто совершенно иное.
— Действительно.
— Понимаете ли вы, что связались с убийцами?
— Теперь понимаю.
— Теперь понимаете. Вы понимаете, как к этому отнесется закон?
— Понимаю и это.
— У вас есть пистолет? — Он кивнул. — Стрелять умеете?
— Я польский граф, сударь. — И снова появился на миг прежний Тадеуш.
— Любопытное зрелище будет представлять собой польский граф, когда его вызовут в качестве свидетеля, — заметил я. — Вы, разумеется, отдаете себе отчет в том, что единственный ваш шанс — выступить в качестве свидетеля обвинения?
— Вполне, — ответил он.
— Мистер Джерран, — проговорил я. — Буду весьма признателен, если вы, мистер Хейс-ман, мистер Гуэн и Тадеуш выйдете со мной на минуту.
— Выйти с вами? — Отто взглянул на часы, затем на троих своих коллег, снова на часы, а потом на меня. — В такую-то стужу и в столь поздний час? А зачем?
— Прошу вас. — Я посмотрел на актеров, собравшихся в кают-компании. Буду также весьма признателен, если остальные останутся в помещении, пока я не вернусь. Надеюсь, задержу вас ненадолго. Вы не обязаны подчиняться моей просьбе, а я, разумеется, не вправе заставить вас сделать это. Хочу лишь отметить, что это в ваших же собственных интересах. Мне известно, кто из нас убийца. Но, думаю, будет справедливо, если прежде, чем назвать его имя, я побеседую с мистером Джерраном и остальными членами руководства кинокомпании.
Я ничуть не удивился тому, что краткое мое обращение было выслушано в полной тишине. Как и следовало ожидать, первым нарушил молчание Отто Джерран. Прокашлявшись, он изрек:
— Так вы утверждаете, будто вам известно, кто этот человек?
— Да.
— И можете это подтвердить?
— Хотите сказать, представить доказательства?
— Именно.
— Нет, не могу.
— Ну вот видите! — сказал Отто многозначительно. Оглядев присутствующих, он добавил:
— А не много ли вы на себя берете?
— В каком смысле?
— В том смысле, что вы все больше и больше проявляете диктаторские замашки. Старина, если вы нашли преступника, сообщите кто он и дело с концом. Здесь не место для представлений. Не подобает простому смертному изображать из себя этакого Господа Бога. Доктор Марлоу, хочу напомнить вам, что вы всего лишь один из сотрудников нашей киностудии.
— Я не сотрудник вашей киностудии, я сотрудник британского казначейства, которому поручено расследовать некоторые аспекты деятельности компании «Олимпиус продакшнз лимитед». Расследование это закончено.
При этих словах у Джеррана отвисла челюсть. На гладком лице Гуэна появилось не свойственное ему настороженное выражение. Хейсман удивленно воскликнул:
— Правительственный агент! Сотрудник секретной службы!
— Вы перепутали две страны. Правительственные агенты работают в министерстве финансов США, а не в британском казначействе. Я обыкновенный чиновник 'и за всю свою жизнь не только ни разу не выстрелил из пистолета, но даже никогда не носил его с собой. И прав у меня не больше, чем у почтальона или мелкого клерка с Уайтхолл. Вот почему я не требую, а прошу. Взглянув на Отто, я сказал:
— Именно поэтому я предлагаю вам нечто вроде предварительной консультации.
— Расследование? — спросил Отто, успевший прийти в себя. — Какое еще к черту расследование? И каким образом лицо, нанятое для выполнения обязанностей врача... — Отто выразительно замолчал, показывая, насколько поражен открытием.
