Джек искурил пять сигар до самого кончика, и рот был воспален и сух. Он смотрел вдоль ствола пушки в ожидании момента, когда бушприт «Ваакзамхейда» поднимется у него перед глазами, увидел как выпалила его правая погонная пушка. Мгновение спустя Джек ткнул сигару в затравку и раздался громкий треск, сильнее, чем рев пушки.
Сколько прошло времени, сказать он не мог. Взглянув наверх, не мог сказать и того, что произошло. Он лежал на переборке салона, Киллик держал ему голову, а Стивен торопливо зашивал. Джек чувствовал прохождение иглы и нити, но не ощущал боли. Он посмотрел направо и налево.
— Не дергайся, — сказал Стивен. Сейчас Джек почувствовал раскаленную острую боль, и все встало на свои места. Пушка не взорвалась — из нее палил Мур.
Его аккуратно оттащили — вне всякого сомнения, ранение щепкой. Стивен и Киллик склонились над ним, и тут внутрь хлынула зеленая морская вода. Затем Стивен обрезал нить, обмотал влажную ткань вокруг ушей, глаза и лба, и сказал:
— Сейчас ты меня слышишь?
Джек кивнул. Стивен отошел к другому человеку, лежащему на палубе. Джек поднялся, упал, и пополз к орудиям. Киллик попытался удержать, но Джек отпихнул его, схватился за тали и помог выкатить заряженную пушку правого борта. Мур наклонился над ней, сигара в руке, и у него из-за спины Джек мог видеть «Ваакзамхейд» — всего в двадцати ярдах, огромный, черный корпус, далеко отбрасывающий воду. Когда рука Мура пошла вниз, Джек автоматически отошел в сторону, но он все еще был заторможен, двигался медленно, и откат пушки снова швырнул его на палубу. Стоя на карачках, Обри нащупывал в дыму тали, нашел их, когда тьма немного рассеялась, и поднялся. На мгновение он не мог понять причины радостных воплей, заполнивших каюту, затем через расщепленные штормовые иллюминаторы увидел, что фок-мачта голландца накренилась раз, потом накренилась снова. Ванты полопались, мачту и паруса пронесло прямо через нос корабля.
«Леопард» достиг гребня. Зеленая вода ослепила Джека. Прояснилось, и через кровавую пелену, струящуюся с повязки, капитан увидел огромную волну с загибающимся вниз буруном, и под ней «Ваакзамхейд», в безвыходной ситуации, развернутый лагом. Огромный, секундный водоворот из черного корпуса и белой воды, летящий рангоут, на мгновения дико натянувшиеся снасти и более ничего. Только огромный серо-зеленый холм с пеной наверху.
— О Господи, о Господи, — произнес он, — шесть сотен душ.
В течение дня «Леопард» шел только под фор-марселем, и в течение дня барометр поднимался. Ветер, как заметил Джек перед потоплением «Ваакзамхейда», продолжал слабеть, но некоторое время волны по-прежнему оставались высокими или даже еще выше, и не было никакой возможности изменить курс больше, чем на один румб, а тем более лечь в дрейф.
Джек лежал в кровати в странном оцепенении. Он знал, что корабль держит курс и находится в хороших руках, знал, что помпы откачивают воду, плотник управился с разбитыми глухими иллюминаторами, а Киллик и его помощники теперь восстанавливают кормовую каюту, где уже установили печку; знал, что вероятнее всего шторм понемногу утихает, и корабль успешно выдержал испытание, сохранив при этом все орудия. Если бы голландец не потонул в тот момент, они, должно быть, последовали бы за борт вслед за пресной водой. Все эти вещи взаимосвязаны. Он знал это, но не переживал. Вид «Ваакзамхейда» в безвыходном положении, погребенного той страшной волной, снова и снова представал перед его внутренним взором. Это война, «голландец» искал битвы и сделал все от него зависящее, чтобы уничтожить «Леопард», но попался, который кусался. Корабль Джека совершил подвиг, имеющий большое значение для Королевского флота в дальней Ост-Индии. Но это наполняло его своего рода печалью, странной, непреходящей печалью.
Появился свет, и он закрыл глаза.
— Так, мой дорогой, — произнес Стивен, — тебе не нравится свет, так и есть. — Он поставил лампу за книгу, и они некоторое время тихо разговаривали. Его, как Джек и предполагал, ранила щепка — двухфутовый кусок дуба с острой режущей кромкой, отправленный в полет голландским ядром.
— Полагаю, что из-за неё у тебя будет несколько дней болеть голова, — продолжил Стивен. — Сама по себе рана впечатляющая, и попортит твою красоту, но у тебя бывали и похуже. Как рана лорда Нельсона, знаешь ли — кусок твоей кожи со лба свисал прямо над глазом. — Джек улыбнулся: осталось лишь потерять руку для полного сходства. — Тем не менее, мне не совсем нравится, как ты грохнулся плашмя. Видимо, наличествует в некоторой степени сотрясение мозга. Но это ничто, по сравнению с тем, если бы ты попал под отдачу орудия. Но с интерпозиции Святого Иоанна это просто мякоть, малоинтересная даже для анатомии. У меня большие надежды на твою ногу. Сейчас, чувствуешь в ней что-нибудь?
— Нога? Какая нога? Она онемела! Клянусь честью, онемела.
— Не волнуйся, мой дорогой, я видел, как сохраняли намного более уродливые конечности.
После паузы, во время которой Джек, казалось, потерял всякий интерес к своей ноге, он спросил:
— Стивен, что это у тебя вокруг шеи? Надеюсь, ты не ранен?
— Это шерстяной шарф от холода, связанный миссис Уоган. Ярко красный цвет предназначен увеличить ощущения тепла, по ассоциации идей. Я крайне ей обязан.
— Мистер Грант спрашивает разрешения сделать доклад, — хриплым шепотом сказал Киллик, просунув голову в дверь.
Стивен вышел и сообщил Гранту, что пациента не следует беспокоить, нарушение режима может взволновать его разум.
— Вы имеете в виду, что у него не все в порядке с головой? — воскликнул Грант.
— Этого я не говорил, — сказал Стивен. Ему чрезвычайно не понравился радостный тон Гранта, его очевидное желание верить в худшее. В любом случае, Стивен почти падал от недосыпа, и, когда вернулся в спальную каюту, взгляд стал злым и холодным как у рептилии. Но Джек его отстраненности не заметил и сказал:
— После любой схватки у меня всегда хандра и на этот раз намного хуже. Я вижу, как тот корабль разворачивает лагом к волне и весь его экипаж людей, пять или шесть сотен человек. Вижу снова и снова. Можешь ли ты объяснить это, Стивен? Похоже это на физическую расплату?
— В некоторой степени, думаю, так и есть, — ответил Стивен. — Двадцать пять капель этого, — произнес он, аккуратно наливая из находящейся в тени бутылки, — поправит твои жизненные силы настолько, насколько способна медицина.
— Оно не такое противное, как твои обычные лекарства, — удивился Джек. — Забыл спросить, как прошла ночь? Как справилась твоя цыганка?
