Четыре шлюпки медленно курсировали вдоль побережья, чтобы помешать осажденным бежать с острова, — мера совершенно излишняя, ибо у флибустьеров не было ни одной лодки, а вплавь они никак не могли пересечь огромное расстояние, отделявшее остров от устья Ката-тумбо.
Ни один из отрядов, пытавшихся взять высоту, казалось, не вернулся на берег, так как внизу не было никаких скоплений людей.
«Неужели они засели в лесу в ожидании подходящего момента, чтобы снова пойти на штурм? — подумал корсар. — Боюсь, что „нику“ и камни Кармо не дали больших результатов. А Пьетро нет и в помине… Если через несколько дней он не появится, мы угодим в лапы к проклятому старику».
Медленно спустившись с наблюдательного пункта, он поделился с товарищами своими опасениями.
— Как бы нам не пришлось худо, — заметил Кармо. — Не пойдут ли они на решительный штурм сегодня вечером, капитан?
— Это не исключено, — ответил корсар.
— Как же мы справимся с такой кучей народа?
— Не знаю, Кармо.
— А если нам попытаться прорваться?
— А что потом?
— И овладеть одной из четырех шлюпок.
— Думаю, что это хорошая идея, Кармо, — ответил корсар после минутного размышления. — Твой проект осуществить нелегко, но и ничего невозможного в нем нет.
— Когда мы попробуем прорваться?
— Сегодня вечером, до восхода луны.
— Как, по-вашему, далеко от острова до устья Ка-татумбо?
— Не более шести миль.
— За час доберемся, а то и раньше, если грести изо всех сил.
— А каравелла не пустится за нами в погоню? — спросил Ван Штиллер.
— Наверняка пустится, — ответил корсар, — но мне известно, что на подходе к устью реки полно песчаных банок, и если каравелла решится заплыть туда, она рискует сесть на мель.
— Значит, сегодня вечером, — повторил Кармо.
— Да, если нас к тому времени не убьют и не захватят в плен.
— Капитан, пирайя зажарилась в самый раз! — провозгласил Кармо.
Глава XXXII. В РУКАХ ВАН ГУЛЬДА
В течение этого долгого дня ни Ван Гульд, ни моряки с каравеллы не подавали признаков жизни. Они, по-видимому, были абсолютно уверены в том, что рано или поздно захватят трех флибустьеров, окопавшихся на вершине холма, и считали совершенно лишним заниматься его осадой.
Они надеялись принудить их сдаться из-за голода и жажды.
Кармо и Ван Штиллер убедились, что моряки не ушли из лесу. Осторожно, пробравшись в лес, они увидели сквозь кусты большие группы людей, расположившихся на склонах холма. В окрестностях озера, однако, не оказалось ни одной живой души: явный признак того, что осаждавшие уже вкусили сладость вод, насыщенных «нику».
С наступлением вечера трое флибустьеров приготовились к побегу, решив, что лучше прорвать осаду, чем дожидаться в укрепленном лагере, пока голод или жажда не лишат их последних сил, ибо все пути к пополнению провизии были отрезаны противником.
К одиннадцати часам вечера, прочесав окрестности маленькой площадки и убедившись, что враги не покидали своих стоянок, флибустьеры взвалили себе на плечи остатки провианта и, поделив между собой скудные боеприпасы — на каждого пришлось не более тридцати зарядов, — бесшумно вышли из своего укрепления, направляясь в сторону озера.
Прежде чем пуститься в путь, они как следует запомнили расположение испанских отрядов, дабы случайно не забрести в один из вражеских лагерей, не переполошить врага, чего они во что бы то ни стало хотели избежать, понимая, что только от успешного осуществления задуманного плана зависит их избавление от свирепой ненависти старого губернатора. В лесу могли оказаться также расставленные в разных местах часовые, однако, пользуясь темнотой, флибустьеры надеялись перехитрить их и осторожно пройти мимо.
По-змеиному скользя в траве, флибустьеры двигались крайне медленно, стараясь не столкнуть вниз ни малейшего, камушка. Через десять минут они добрались до высоких деревьев, под которыми царила полная тьма. Замерев на несколько минут, они прислушались и, не уловив ни единого звука, двинулись дальше, успокоенные видом мирно горевших костров в расположении противника. Ползти приходилось с большой осторожностью: прежде чем двинуться вперед, каждый ощупывал почву, чтобы не зашуршать сухими листьями и не упасть в какую-нибудь расщелину или овражек.
Они уже спустились на триста метров, как вдруг Кар-мо, который полз впереди всех, остановился, спрятавшись за ствол огромного дерева.
— Что там? — спросил его вполголоса корсар, который тем временем подполз к нему.
— Кто-то хрустнул веткой, — прошептал еле слышно моряк.
— Далеко?
— Рядом с нами.
— Какой-нибудь зверь?
— Не знаю.
— Может быть, часовой?
— В потемках ни зги не видно, капитан.
— Подождем немного.
Бесшумно растянувшись на траве возле корней, все трое затаили дыхание и обратились в слух.
Проведя несколько минут в тревожном ожидании, они услыхали, как где-то рядом переговаривались два человека.
— Время близится, — сказал один из них.
— Все готовы? — спросил другой.
— Наверное, уже нет никого в лагере, Диего.
— Однако я вижу, еще горят костры.
— Их не велели тушить, чтобы флибустьеры подумали, что у нас нет желания выступить.
— Губернатор хитер!
— Просто он много воевал, Диего.
— Как ты думаешь, нам удастся их схватить?
— Мы застанем их врасплох, уверяю тебя.
— Однако они будут драться изо всех сил. Черный корсар один стоит двадцати, Себастьяно.
— Но нас шестьдесят, да к тому же граф — отличный вояка.
— Вряд ли этого достаточно для такого свирепого зверя. Боюсь, что мы недосчитаемся многих.
— Зато оставшиеся уж попируют: обещанные губернатором десять тысяч пиастров
— это немало!..
— Кругленькая сумма, ничего не скажешь, Себастьяно. Каррамба! Так, значит, губернатор жаждет убить его!
— Напротив, Диего, взять живым.
— Да, да, чтобы повесить.
— В этом не сомневайся. Что это?.. Слышишь, Диего?
— Да, наши товарищи двинулись в путь.
— Пойдем и мы: десять тысяч пиастров лежат наверху!
Черный корсар и оба его друга лежали не шевелясь. Притаившись в траве, меж корней и лиан, они сохраняли полное спокойствие. Только ружья были слегка подняты на тот случай, если придется стрелять.
Напрягая зрение, они заметили неясные тени двух моряков, которые медленно пошли вперед, осторожно раздвигая кусты и лианы, преграждавшие им путь. Они отошли уже на несколько шагов, как вдруг один из них остановился и спросил:
— Эй, Диего, ты ничего не слышал?..
— Нет, друг.
— А мне показалось, что кто-то рядом вздохнул.
— Ба!.. Да какое-нибудь насекомое.
