Читая письмо, Джек осуждающе качал головой, затем положил его на стол, издав при этом восклицание, похожее на «фи». Это получилось непроизвольно, и он сам удивился, когда оно вырвалось у него. «Тут есть о чём поспорить», — по привычке подумалось Джеку. Недовольный отцом и самим собой, он отправился к Гаскойну, у которого спросил, не получил ли тот писем из Англии, а потом, поскольку приближалось время обеда, вернулся к себе, чтобы переодеться. Когда он и Гаскойн спустились в обеденную залу, губернатор сказал им:
— Вы оба говорите по-итальянски, поэтому я прошу вас взять на себя заботу о молодом сицилийском офицере, который приехал сюда с рекомендательным письмом и будет сегодня обедать с нами.
Перед обедом их познакомили с приезжим офицером, хрупким красивым юношей, но с неприятным выражением лица. По желанию губернатора, дона Матиаса (так звали молодого офицера) усадили между двумя мичманами, которые сразу же завязали с ним беседу, чтобы узнать о своих друзьях, живущих в Палермо. Джек спросил, знаком ли он с семьёй дона Рибьеры, на что сицилиец ответил утвердительно, и они стали беседовать о всех членах этой семьи. В конце обеда дон Матиас спросил Джека, каким образом он познакомился с доном Рибьерой. И Джек рассказал ему о том, как он и Гаскойн спасли жизнь дона Рибьеры, когда на него напали два негодяя. Услышав такой ответ, молодой офицер стал менее разговорчивым, но, прощаясь после обеда, выразил пожелание продолжить их знакомство. Как только он ушёл, Гаскойн задумчиво сказал:
— Где-то я видел это лицо раньше, но где, хоть убейте, не могу припомнить. Ты же знаешь, Джек, какая у меня память на лица. Я встречался с ним раньше, уверяю вас.
— Я не припоминаю, чтобы видел его раньше, — сказал наш герой, — но знаю, что твоя память ещё никогда не подводила тебя.
Разговор на этом закончился, и Джек некоторое время молча слушал беседу между капитаном Вилсоном и губернатором, когда Гаскойн, сидевший в задумчивости, вдруг вскочил и воскликнул:
— Вспомнил наконец!
— Вспомнил кого? — осведомился капитан Вилсон.
— Кто этот сицилиец. Я же поклялся, что видел его прежде.
— Этого дона Матиаса?
— Нет, сэр Томас, он вовсе не дон Матиас. Это тот самый дон Сильвио, который пытался убить дона Рибьеру, когда мы подоспели к нему на помощь и предотвратили его убийство.
— Вероятно, ты прав, Гаскойн.
— А я уверен в этом, — ответил Гаскойн. — Никогда в жизни я не был прав так, как сейчас.
— Принеси-ка мне письма, Тихоня, и посмотрим ещё раз, что там пишут о нём. Ага, вот оно — дон Матиас Алайерес. Может быть, ты ошибаешься, Гаскойн? Ты выдвигаешь против этого молодого человека тяжкое обвинение.
— Сэр Томас, если это не дон Сильвио, я откажусь от своего офицерского патента. Притом же я заметил, как он изменился в лице, когда мы сказали ему, что Тихоня и я были теми людьми, которые пришли на помощь дону Рибьере. А ты обратил внимание, Тихоня, что после этого из него и слово нельзя было вытянуть?
— Верно, — ответил Джек.
— Хорошо, — сказал губернатор, — мы проверим. Если это так, значит, рекомендательное письмо подложное.
После этих слов компания разошлась по своим комнатам, а на следующее утро, когда Джек и Гаскойн обсуждали свои планы в связи с разоблачением дона Сильвио, им принесли письма из Палермо. Они были написаны в ответ на то письмо, которое Джек отправил по прибытии на Мальту. Письма содержали несколько строк от дона Рибьеры, записочку от Агнессы и пространное послание от дона Филиппа, который подробно сообщал о здоровье всех членов семьи, об их добром отношении к Джеку, о неизменных чувствах к нему Агнессы, о том, что он откровенно поговорил с отцом и матерью о взаимной привязанности Джека и Агнессы, и родители сперва дали своё согласие на брак, но затем взяли его назад, так как отец Томазо, их духовник, и слушать не захотел о союзе Агнессы с еретиком. Вместе с тем дон Филипп заверил Джека, что они с братом рассчитывают преодолеть это препятствие, так как они не хотят, чтобы их сестра и Джек были несчастны из-за такого пустяка. В конце письма сообщалось о том, что дон Сильвио опять покушался на жизнь отца и преуспел бы в своей попытке, если бы не вмешательство духовника, который встал между ними, предотвратив убийство. В ярости дон Сильвио нанёс удар отцу Томазо, но, к счастью, рана оказалась несерьёзной. Вследствие этого события дону Сильвио отказали в ежегодной субсидии, и власти разыскивают его, чтобы предать суду за покушение на убийство и святотатство, но до сих пор не могут найти. Как полагают, он сбежал на Мальту на одной из сперонар.
Таково было содержание письма, которое Джек сразу же показал губернатору и Вилсону, как только они встретились за завтраком.
— Хорошо, хорошо, мы об этом позаботимся, — заметил губернатор, после того как ему сообщили все новости, содержащиеся в письмах.
Джек и Гаскойн едва дождались конца завтрака, а затем исчезли из-за стола. Когда спустя несколько минут капитан Вилсон поднялся, собираясь ехать на судно, их нигде не могли найти.
— Я понимаю, в чём дело, Вилсон, — сказал губернатор. — Отправляйтесь на судно и не беспокойтесь, я беру это дело на себя.
Тем временем наши мичманы, надев шляпы, отправились на батареи, где им никто не мог помешать.
— Так вот, Гаскойн, — сказал Джек. — Ты догадываешься, что я собираюсь предпринять. Я должен стреляться с этим негодяем прямо сейчас. Именно поэтому я и позвал тебя.
— Правильно, Джек, только стреляться с ним буду я, а не ты. Это моё право, так как я разоблачил его.
— Давай обсудим этот вопрос, — возразил Джек. — Он покушался на жизнь моего будущего тестя, а посему у меня больше прав на него.
— Прошу прощения, Джек, но предпочтение следует отдать мне — это я его разоблачил. Возьмём такой случай: идут два человека — один впереди, другой сзади. Человек, идущий впереди, поднимает с земли кошелёк, какие права на него может предъявить второй? Нет, Джек, я нашёл его, а не ты.
— Так-то оно так, Гаскойн, ну а что, если ты нашёл мой кошелёк? Ведь тогда я имею на него права, хотя нашёл его ты. Нет, это моя пташка, а не твоя!
— Тогда у меня есть ещё одно соображение, причём очень веское. Дон Сильвио — родственник Агнессы, и если его кровь будет на твоих руках, как бы он ни был виноват перед ними, может возникнуть препятствие твоему браку с Агнессой. Ты об этом подумал?
Джек задумался, Гаскойн продолжал:
— Кроме того, прошу тебя, Джек, сделай мне личное одолжение. Ты меня очень обяжешь, если уважишь мою просьбу.
— Это будет величайшая милость, которую я когда-либо оказывал, — сказал Джек, начиная сдаваться. — Ты будешь обязан мне по гроб жизни!
— А я надеюсь, что дон Сильвио будет обязан мне гробом в конце своей жизни, — ответил Гаскойн.
У моряков есть обычай: отправляясь за призом, ещё до того, как прозвучит первый выстрел, они заранее рассчитывают, какую долю призовых денег они получат. Наши мичманы, по всей видимости, делали то же самое — делили шкуру неубитого медведя.
Уступив Гаскойну, Джек отправился в гостиницу, где остановился дон Сильвио, и послав ему свою визитную карточку, поднялся со слугой наверх. Слуга открыл дверь в комнату и подал дону Сильвио карточку.
— Хорошо, — сказал дон Сильвио. — Ступайте и приведите его сюда.
Услышав эти слова, Джек не стал дожидаться, а вошёл в комнату, где он увидел, как хозяин поспешно убирает со стола оселок, на котором правил острый стилет. Сицилиец подошёл к Джеку, протягивая руку для дружеского рукопожатия, но Джек не принял протянутой руки, а сказал с вызывающим видом:
— Мы узнали вас, дон Сильвио. Я пришёл сюда, чтобы передать вам вызов на поединок от имени своего друга. Вы не заслуживаете его, но мы вынуждены потребовать у вас сатисфакции в связи с вашим повторным покушением на дона Рибьеру. Если вы не умрёте от руки моего друга, вы будете иметь дело со мной. В общем, считайте, дон Сильвио, что вам повезло, ибо лучше погибнуть от руки джентльмена, чем от руки палача.
