– Я живу как в аду, – сказал мистер Кристиан, нажав на последнее слово, и, клянусь, голос его звучал так, точно он был до крайности обеспокоен. – Мне этого больше не вынести.
– Мы все живем как в аду, сэр, – произнес второй. – Однако дни идут. С каждым часом мы уходим все дальше. Действовать нужно сегодня.
– Я не могу… не уверен, – ответил мистер Кристиан. – Но эти его оскорбления, его безумие – они уже чрезмерны. Почему он вообще командует нами? Ты знаешь, кто его родители? Кому-нибудь это известно? И я, отпрыск древнего рода, должен склоняться перед ним?
– Дело не в том, кто кем командует, сэр, дело в том, где мы предпочитаем жить. И как.
Наступило молчание, я пытался сообразить, о чем идет речь. Наверное, сейчас я, не понявший этого сразу, могу показаться безмозглым тупицей, однако предъявить мне такое обвинение вправе лишь человек, знающий, чем завершилась та ночь. Я же никогда не думал, что дело может принять подобный оборот.
– Так что же – сегодня, сэр? – спросил второй голос.
– Не дави на меня! – воскликнул мистер Кристиан.
– Так сегодня? – повторил второй, удивив меня: кто мог разговаривать с помощником штурмана в подобном тоне, как не равный ему офицер? Но нет, в голосах офицеров, даже в голосе паскудника ощущалось их благородное происхождение. А в этом – нимало.
– Сегодня, – ответил наконец мистер Кристиан. – Ты уверен, что все матросы на нашей стороне?
– Готов поклясться. Память у них короткая. А сердца остались на острове.
Разговор продлился еще недолгое время, затем эти двое расстались, и, посмотрев налево, я увидел идущего к матросам человека, но толком различить его очертания в темноте поздней ночи не смог. И снова уставился в море, размышляя об услышанном. И ведь что смешно – я совсем уж собрался выбросить все это из головы и больше о нем не думать, поскольку решил, что разговор здесь шел о сущей ерунде, меня на касающейся, но тут из темноты появился быстро и решительно шагающий мистер Кристиан; увидев меня, он замер на месте и приоткрыл в удивлении рот – так, точно никого прекраснее отродясь не встречал.
– Турнепс, – произнес он. – Это ты.
– Да, сэр, – ответил я, поворачиваясь к нему. – Капитан заснул. Вот я и решил подышать свежим воздухом.
– Давно здесь стоишь?
Я взглянул ему в лицо и внутренне сжался, внезапно поняв: признание в том, что я слышал беседу, в которой он участвовал, может дорого мне обойтись.
– Нет, сэр, – ответил я. – Только что пришел.
Он прищурился:
– Ты ведь не врешь мне, Турнепс, нет?
– Вру, сэр? – переспросил я с видом самым невинным. – Как можно? В последний раз я соврал торговцу в Портсмуте – сказал, что яблоки у него червивые и если он не отдаст их мне за шесть пенсов, так я его на всю улицу ославлю.
Мистер Кристиан быстро покачал головой и повернулся к морю, взглянуть туда же, куда и я.
– Ты смотришь в сторону острова, – сказал он с несколько большим дружелюбием. – В сторону Отэити.
– Да, верно, – отозвался я. – Мне как-то не приходило это в голову.
– Нет? Ты не думаешь, что какая-то часть твоей души заставляет тебя с тоской глядеть туда?
Я усмехнулся было, однако каменное лицо мистера Кристиана заставило меня подавить смешок.
– Что толку тосковать, сэр? – спросил я. – Я никогда больше не увижу того берега.
– Да, возможно, не увидишь. У тебя ведь девушка там была, верно?
– Вы же знаете, что была, сэр.
– Ты любил ее?
Я снова повернулся к нему. Такой разговор между двумя моряками нашего судна был до крайности необычным, а уж между мной и мистером Кристианом – так и попросту удивительным.
– Да, сэр, – ответил я. – Бывало, и по три раза на дню.
Мистер Кристиан тоже усмехнулся, покачал головой.
– Думаю, и у меня была на острове недурная репутация, – заметил он.
– Правда, сэр? – спросил я, не желая льстить ему тем, что она мне известна. – Я ничего об этом не слышал.
– Да вранье это все, – сказал он. – Конечно, я получал удовольствие где и как мог, для мужчины это только естественно, однако была одна женщина… особенная. Не такая, как все.
– И ее вы любили, сэр?
– Бывало, и по четыре раза на дню, – с улыбкой ответил он и, признаюсь, заставил меня рассмеяться. Он вовсе не был мне по душе, это уж будьте уверены, мы с ним никогда особо не ладили. Я презирал его за помаду в волосах, зеркальце у койки, чистоту ногтей и за то, что во все время, проведенное мной на «Баунти», он и мистер Хейвуд были для меня бичами Божьими, чтобы не сказать чего похуже, однако случаются мгновения, когда двое мужчин, неважно, друзья они или враги, забывают об осторожности и разговаривают с чем-то вроде чистосердечия.
Дальнейшее было настолько неожиданным, что я почти и не понимал происходящего, пока оно не завершилось. Мистер Кристиан вдруг схватил меня за горло и перегнул через поручень.
– Ты же все слышал, так, ублюдок? – прошипел он. – Ты подслушивал!
– Нет, сэр, – пролепетал я, почти лишившийся голоса, настолько сильно он сдавил мне гортань. Волны били прямо подо мной в борт корабля. – Я не понимаю, о чем вы говорите.
– О том, что ты – капитанский шпион, – пояснил мистер Кристиан. – Посланный сюда, чтобы вынюхать то, что тебя не касается, и донести о нем твоему хозяину. Скажи, что я ошибаюсь!
– Вы ошибаетесь, сэр, – сказал я. – Ужасно ошибаетесь. Я просто стоял здесь, вот и все. И думал о своем.
– Ты можешь в этом поклясться?
– Клянусь жизнью моей матери, – ответил я, хотя кем была эта греховная женщина и жива ли она еще – и то и другое для меня оставалось загадкой.
Мистер Кристиан немного ослабил хватку – как видно, смилостивился.
– Ты ведь понимаешь, что я могу бросить тебя за борт, – сказал он. – Могу отправить на тот свет, и никто об этом не узнает. Спишут все на несчастный случай. И жизнь будет идти на судне своим чередом.
– Прошу вас, сэр… – прошелестел я, пронзенной яростной жаждой жизни, желанием, которое возникает, лишь когда ей угрожает подлинная опасность.
– Но я не убийца, – сказал он, выпуская меня.
Я повалился на палубу, кашляя на самый неприятный манер, потирая шею и с ненавистью глядя на него снизу вверх. Клянусь, будь у меня абордажная сабля или мушкет, я прикончил бы его, не сходя с места и наплевав на последствия. Однако ни того ни другого я не имел, а сцепиться с ним и попытаться перевалить за борт его – на это мне не хватило храбрости. И потому я просто сидел на палубе, чувствуя, как к глазам подступают слезы, и стараясь не дать им пролиться.
– Ступай в трюм, – равнодушно произнес он. – На свою койку. Палуба – место для мужчин.
Мистер Кристиан прошел мимо меня, зацепив носком сапога мою ногу, и, когда он скрылся из виду, я сделал в точности то, что мне было велено. Побежал к уюту моей койки, с головой накрылся простыней и дал волю слезам, и они текли так долго, причиняя мне такую боль, что в конце концов сами собой перетекли в сон. Я заснул, даже не заметив того, и проспал несколько часов, а потом резко сел, вытянувшись в струнку. До меня вдруг дошло, о чем толковали мистер Кристиан и его товарищ-заговорщик. Я все понял. Это же было так очевидно. Я попытался выпрыгнуть из койки, но сильный удар отбросил меня назад.
Трое моряков. Они прошли мимо меня. И вломились в каюту капитана.
Началось.
– Какого?..
Это донеслось до меня из каюты, в голосе капитана звучало потрясенное удивление и полное непонимание происходящего. Его никогда еще не будили подобным манером. И, ошеломленный таким пробуждением, он терялся в догадках.
– Что это значит, мистер Кристиан? – воскликнул он.
– Значит? – столь же громко ответил тот. – Давайте не будем доискиваться каких-то значений. И не задавайте вопросов, мистер Блай. Время ваших вопросов прошло.
– Что? – взревел капитан. – О чем, во имя Божье, вы…
Я вылез из койки и вбежал в каюту как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое моряков – мичман Джордж Стюарт и палубный матрос Томас Беркетт, тот самый, что когда-то чуть не свалился с фор-брамселя и едва не забрызгал своими мозгами палубу, – вытащили одетого в ночную сорочку капитана из койки и поставили посреди каюты. Действовали они грубо, да еще и кричали на него: «Встать! Стой смирно, собака! Делай, что велят, а то хуже будет!» И прочее в том же роде. Когда я появился в двери, они поворотились ко мне, но немедля выбросили меня из головы и вернулись к своему грязному делу.
