В два часа дня жестокое сражение, начатое утром, закончилось, но в лесу и вокруг форта, который старый губернатор так упорно защищал, лежали четыреста испанцев и сто двадцать флибустьеров.
Глава XXXVI. КЛЯТВА ЧЕРНОГО КОРСАРА
В то время как флибустьеры жадной толпой устремились в беззащитный город, чтобы помешать жителям укрыться в лесах и унести с собой свое имущество, Черный корсар, Кармо, Ван Штиллер и Моко стали искать среди трупов, которыми была усеяна вся крепость, тело ненавистного Ван Гульда — губернатора Маракайбо.
На каждом шагу их взорам представали ужасные картины. Повсюду были нагромождены обезображенные тела. Кое-кто из убитых так и валялся со шпагой, пронзившей ему грудь, другие не выпускали из рук сабли, которой еще недавно отбивались от противников.
Время от времени из кучи тел доносился жалобный стон, и какой-нибудь раненый, отвалив от себя трупы, обращал к флибустьерам бледное лицо и слабым голосом просил глоток воды.
Наконец они добрались до небольшого дворика, где лежали убитые испанцы и корсары. Вдруг они услышали чей-то голос, показавшийся им знакомым.
— Тысяча акул!.. — воскликнул Кармо. — Я уже где-то слышал этот сиплый голос!..
— Я тоже, — подтвердил Ван Штиллер.
— Уж не наш ли это земляк Дорлас?
— Нет, — ответил корсар. — Это какой-то испанец.
— Каррамба!.. — донеслось из кучи мертвых тел.
— Гром и молния!.. — воскликнул Ван Штиллер. — Да ведь это наш каталонец!..
Корсар и Кармо кинулись вперед и стали раскидывать трупы. Вскоре они увидели голову, залитую кровью, и две длинные худые руки, а затем и все туловище в кожаной броне, сплошь измазанной кровью.
— Каррамба! — вскричал раненый при виде корсара и Кармо. — Вот уж действительно мне повезло!
— Это ты? — изумился корсар.
— Каталонец, голубчик ты мой! — воскликнул весело Кармо. — Я рад снова видеть тебя живым. Надеюсь, тебя не очень искалечили?
— Куда тебя ранили? — спросил корсар, помогая ему подняться.
— Мне разрубили саблей плечо и ранили в голову, но надеюсь, вы не обидитесь, если я вам скажу, что я насадил своего обидчика на шпагу, точно козленка' на вертел… Клянусь, однако, кабальеро, что я рад вас видеть живыми и невредимыми.
— Раны тяжелые?
— Нет, синьор. Но мне было так больно, что я потерял сознание. Воды, синьор, хотя бы один глоток…
— Держи, кум, — сказал Кармо, протягивая ему фляжку со спиртом, разбавленным водой. — Это тебя поставит на ноги.
Каталонец, страдавший от жажды, осушил ее до дна, а затем, взглянув на Черного корсара, спросил:
— Вы ищете губернатора Маракайбо, не так ли?
— Да, — ответил корсар. — Ты его видел?
— Ах, синьор, вы упустили случай вздернуть его на виселицу, а я — возвратить ему двадцать пять ударов.
— Почему? — спросил корсар с трепетом в голосе.
— А потому, что этот негодяй, сообразив, что победа будет на вашей стороне, передумал и высадился в другом месте.
— В каком же?
— От одного из солдат, сопровождавших его в пути, я узнал, что Ван Гульд поплыл на каравелле графа Лермы к восточному берегу озера и во избежание встречи с вашими кораблями высадился в Коро, чтобы пересесть на поджидавший его там испанский корабль.
— И куда он намерен плыть?
— В Порто-Кавалло, там у него есть земли и родственники.
— Ты уверен в этом?
— Конечно, синьор.
— Проклятье! — вскричал корсар в бешенстве. — Удрать от меня, когда он был почти в моих руках! Но черт с ним! Пусть бежит хоть в преисподнюю. Черный корсар отыщет его и на краю света! Даже если мне придется разориться дотла, я поплыву за ним в Гондурас, клянусь богом!
— А я поеду с вами, синьор, если позволите, — попросился каталонец.
— Хорошо, ведь мы одинаково ненавидим этого человека… Скажи мне еще одну вещь.
— Слушаю вас, синьор.
— Как ты думаешь, можно ли его догнать?
— Сейчас он уже на корабле, и прежде чем вы доплывете до Маракайбо, он будет уже в Никарагуа.
— Пусть удирает, но когда мы вернемся на Тортугу, я снаряжу такую экспедицию, равной которой не было в Мексиканском заливе! Кармо, Ван Штиллер, займитесь этим человеком, я поручаю его вашим заботам. А ты, Моко, пойдешь со мной в город. Мне надо повидаться с Олоннэ.
Покинув форт, корсар в сопровождении африканца спустился в Гибралтар.
Город, не оказавший корсарам почти никакого сопротивления, представлял собой печальное зрелище.
Грабеж шел полным ходом. Отовсюду доносились крики мужчин, плач женщин и детей, проклятья и скрежет оружия.
Толпы горожан, преследуемых корсарами и бука-нирами, пытались бежать из города, унося свои пожитки.
Между победителями и несчастными обитателями города то и дело вспыхивали ссоры, из распахнутых окон кое-где выбрасывали на мостовую трупы убитых.
Иногда воздух сотрясали душераздирающие крики. Это пытали, наверное, городских богачей, не желавших признаться, где они спрятали свои сокровища. Ведь в поисках золота отчаянные пираты не останавливались и перед крайними средствами.
Несколько опустошенных домов уже горели ярким пламенем, угрожая пожаром всему городу.
Корсар, привыкший к подобным сценам во Фландрии, не обращал на них никакого внимания. Он спешил поскорее оставить эти места.
Выйдя на центральную площадь, он увидел Олоннэ посреди флибустьеров, сдававших ему золото, которое тот взвешивал на весах.
— Не будь я Олоннэ, — воскликнул флибустьер, — если это не Черный корсар! А я-то думал, что ты уже покинул Гибралтар, чтобы повесить Ван Гульда на первом попавшемся суку. Гм, да ты, видать, расстроен, кабальеро?
— Это правда, — ответил корсар.
— Какие у тебя новости?
— Ван Гульд сейчас спешит к берегам Никарагуа.
— Как?! Опять сбежал?.. Это не человек, а сущий дьявол, клянусь своим именем! Но это верно, что ты говоришь?..
— Да, Пьетро. Он намерен укрыться в Гондурасе.
— А ты что будешь делать?
— Я пришел тебе сказать, что хочу вернуться на Тортугу, чтобы организовать новую экспедицию.
— Без меня? Ах, кабальеро!..
— А ты согласен участвовать?
— Конечно. Через несколько дней мы уедем отсюда и по возвращении на Тортугу соберем новый флот, чтобы отыскать старого пройдоху.
— Спасибо, Пьетро, я рассчитываю на тебя.
Спустя три дня флибустьеры оставили разграбленный город и, погрузившись на шлюпки, двинулись к эскадре, дрейфовавшей на озере.
Помимо двухсот пленников, за которых они рано или поздно надеялись получить щедрый выкуп, флибустьеры везли с собой большое количество припасов, товаров и золота на сумму в двести шестьдесят тысяч пиастров, намереваясь спустить его за несколько дней во время празднеств на Тортуге.
