— Мы не желаем разлучаться с вами! — подхватил Жилиас, достигнув апогея своей чувствительности. — Я вступаю в должность вашего корабельного врача!
— Принимаю ваше предложение, — отвечал Ле-Ноэль, — и при случае напомню вам это.
Сцена эта, вероятно, долго бы еще забавляла, если бы внезапно не раздался голос вахтенного:
— Парус направо!
Мигом выбежал Ле-Ноэль на палубу и направил трубу по указанному направлению. При последних лучах заходящего солнца он ясно увидел на далеком горизонте небольшие паруса фрегата[24], почти слившиеся с туманным пространством, но это было лишь минутное видение, потому что в этих широтах ночная темнота наступает почти без сумерек и мгновенно облекает океан черным саваном.
— Верже, — прошептал Ле-Ноэль, — мы вблизи крейсера… Случилось то, что я предвидел. Прикажите поубавить парусов, чтобы он обогнал нас. В полночь повернем к берегу, а завтра на рассвете высадим пассажиров на мыс Лопес.
— Вы отказываетесь от намерения держаться мыса Попгара?
— Совершенно! Мы дошли сюда без всякой помехи, и я совсем не желаю подвергаться новым опасностям, а эти добрые люди, черт их побери, всегда найдут у туземцев какую-нибудь пирогу[25], которая доставит их в Габон.
В эту минуту послышался взрыв хохота из столовой, и в то же время раздался пьяненький голос Тука:
— Да, молодые люди, не помешай родители моему призванию, у меня было бы двадцать тысяч франков ежегодного дохода благодаря моему голосу. Вот послушайте сами:
На дне мрачного подвала
Несколько старых бутылок,
Полных виноградного сока,
Воспевали песнь новую свою:
Буль, буль, буль,
Буль, буль, буль.
— Ну а мне следует кончить! — закричал Жилиас, ревнуя к успехам друга, и тут же затянул второй куплет старинной песни, увеселявшей их молодость в тулонских кабачках:
На дне нашего черного брюха
Водится всего понемножку:
Любовь, деньги, розы
И вечерние мечты.
Буль, буль, буль,
Буль, буль, буль.
— Отправлю-ка я этих пьяниц в их каюту, — сказал Ле-Ноэль задумчиво. — Приходите потом ко мне, Верже. В эту ночь мы с вами не будем спать.
Жилиас и Тука, поддерживаемые юными друзьями, торжественно спустились в каюту, и долго еще их шумное веселье нарушало ночное спокойствие «Осы».
Распорядившись убавить парусов и отдав приказание Голловею, сменявшему вахту в полночь, командир и его шкипер заперлись в большой кают-компании Мало-помалу смолкли все звуки. «Оса» тихо скользила по волнам, все ближе придвигаясь к берегу. В четыре часа утра, когда Верже пришел сменять вахту, капитан последовал за ним и, позвав к себе Голловея, направлявшегося в свою каюту спать, приказал ему разбудить кочегаров.
— На всякий случай надо быть готовым, — сказал он, — потому что если вчерашний корабль крейсирует, то очень может быть, что завтра же утром мы увидим его по соседству с нами, особенно если нас заметили...
Прошло несколько минут, и Голловей со своим помощником и восемью кочегарами уже хлопотали около машины и наполняли топку углем. По окончаний работы Верже доложил капитану, что через полчаса машину можно привести в действие.
— Хорошо, можете идти спать, — сказал Ле-Ноэль коротко, но Верже остался на палубе.
При первых лучах рассвета они увидели черную полосу, милях в двадцати от «Осы». То была земля. Потом они оба вскрикнули и тотчас замолчали… С другой стороны, на расстоянии трех миль, летел во всю силу парусов и пара великолепный фрегат. Капитан мог выбрать одно из двух: либо отважно пойти навстречу опасности, прикрываясь в случае обыска официальным положением своих пассажиров, либо попытаться уйти от неприятеля, видимо, на него нападавшего. Но Ле-Ноэль ни минуты не колебался и выбрал как средство спасения быстроту. Он сам принялся управлять своим судном.
— Всех наверх! — закричал он звучным и энергичным голосом, который хорошо был знаком команде в трудные минуты.
Свисток боцмана мигом повторил приказание, и тотчас же все люди были уже на местах.
— По местам! — скомандовал капитан.
Секунду спустя каждый был на своем месте.
— Повороти! — прозвучала команда еще энергичнее.
Мигом, с покорностью лошади под рукою хозяина, шхуна совершила изящный поворот.
— Боком к ветру! — закричал капитан, кормчему[26], и, мгновенно отвернувшись от мыса Лопеса, «Оса» направилась на юго-запад со всею быстротою, которую придавали ей ее стройный корпус и особенности оснастки. Мигом были подняты паруса всех родов.
Видя маневр «Осы», фрегат тотчас же понял, что имеет дело с подозрительным судном, и счел обязанностью преградить ему путь. В самом начале погони он сделал пушечный выстрел и поднял флаг, требуя тем самым, чтобы неизвестное судно тоже подняло в ответ свой флаг и остановилось. Само собою разумеется, что «Оса» не обратила внимания на это требование. Началось состязание в быстроте хода, и в этой борьбе все преимущества, на первый взгляд, были на стороне крейсера.
— Это англичанин, Верже, — сказал капитан, не отнимая от глаз подзорной трубы.
— Что ж? Это, по-моему, лучше, — ответил шкипер коротко.
— Кажется, ему хочется угостить нас ядром.
Не успел Ле-Ноэль произнести эти слова, как на фрегате сверкнул огонь и ядро ударилось в воду в нескольких метрах от «Осы».
В ту же минуту вылетели на палубу четверо полуодетых пассажиров, вообразивших, что береговая батарея приветствует их прибытие. Каково же было их удивление, когда оказалось, что «Оса», повернувшись спиной к берегу, бежит, насколько хватает силы, от корабля, видимо, спешащего перерезать ей дорогу в открытое море.
— Что случилось, капитан? — закричал Жилиас в испуге.
Второе ядро пролетело со свистом в снастях «Осы», как бы в ответ на вопрос врача…
— Что случилось? — повторил капитан, никогда не бывавший веселее, чем в минуту опасности. — Могу вас заверить, что ничего особенно важного: за нами только гонятся пираты.
— Как, пираты, капитан? — перебил его Тука. — Неужели же вы не видите, что это военный корабль? Его флаг развевается на корме, и вы легко можете убедиться в его национальности, как только посмотрите в трубу.
— Да нет же, говорю вам, я ничего этого не вижу и могу вас заверить, что мы повстречались с морскими разбойниками, только они разбойничают на счет общества, ну а мы…
— А вы на чей счет? — спросил молодой подпоручик.
