— Вы собираетесь его убить в отместку за Красного корсара?
— Убить!.. — воскликнул гневно флибустьер. — Я боец, а не убийца, ибо я — рыцарь. Вызвать его на дуэль куда ни шло, а убивать исподтишка — это не по мне.
— Губернатор стар, а вы молоды, и вам не удастся войти к нему в спальню не замеченным множеством солдат, которые его охраняют.
— Я знаю, что он смел.
— Да, как лев.
— Ну, тогда все в порядке, я надеюсь скоро с ним увидеться.
Обернувшись к флибустьерам, он сказал Ван Штиллеру:
— Ты останешься здесь охранять этого человека.
— Но с него достаточно африканца, капитан.
— Нет, африканец силен, как Геркулес, и он мне понадобится, чтобы нести тело моего брата. Пойдем, Кар-мо, выпьем по бутылочке испанского винца в Маракайбо.
— Тысяча акул!.. В такую-то темь, капитан!.. — воскликнул Кармо.
— А ты, никак, трусишь?
— Да с вами я готов хоть в преисподнюю, хоть к черту на рога, но боюсь, что вас схватят.
Насмешливая улыбка искривила тонкие губы корсара.
— Посмотрим, — сказал он. — Идем же!
Маракайбо, население которого не превышало десяти тысяч душ, был в то время одним из наиболее важных городов, которыми Испания владела на побережье Карибского моря.
Расположенный в прекрасном месте, в южной оконечности залива Маракайбо, соединяющегося проливом с обширным озером того же названия, на много миль вда-ющимся в глубь континента, Маракайбо быстро превратился в важнейший центр вывоза ценного сырья из Венесуэлы.
Испанцы, постоянно боявшиеся неожиданных нападений бесстрашных флибустьеров с Тортуги, снабдили его мощными укреплениями, вооружили огромным числом пушек, а на двух островах, защищающих город с моря, разместили сильнейшие гарнизоны.
Высадившиеся на этих берегах искатели приключений построили себе прекрасные дома; там и сям виднелись дворцы, воздвигнутые архитекторами, прибывшими из Испании на поиски легкого заработка в Новом Свете. Особенно много было злачных мест, где собирались богатые владельцы рудников и где в любое время года танцевали фанданго или болеро.
Когда корсар в сопровождении своих верных товарищей — Кармо и африканца — беспрепятственно проник в Маракайбо, улицы города были еще оживлены, а в тавернах, где торговали заокеанскими винами, было полно народу, ибо испанцы не отказывались и в колониях пропустить стакан отличного вина из родной Малаги или Хереса.
Корсар замедлил шаг. Закутавшись в плащ, несмотря на летнюю жару, и гордо опираясь на эфес шпаги, он внимательно рассматривал из-под низко опущенной шляпы улицы и дома, словно хотел запечатлеть их в своей памяти.
Дойдя до площади Гранады, составлявшей центр города, отважный капитан остановился на углу улицы и прислонился к стене дома, словно почувствовал внезапную слабость.
Зрелище, представшее его глазам на площади, было так страшно, что и у самого смелого человека на свете невольно поползли бы мурашки по коже.
На пятнадцати виселицах, стоявших полукругом возле дворца, на котором развевался испанский флаг, висело пятнадцать человеческих тел.
Все повешенные были босы, в рваных одеждах, и лишь на одном был огненно-красный костюм и высокие морские сапоги.
Все пятнадцать виселиц кишмя кишели каракарами и грифами-урубу — небольшими хищными птицами с черным оперением, несущими «санитарную службу» в городах Центральной Америки, которые, казалось, только и ждали, когда трупы несчастных начнут разлагаться, чтобы наброситься на них с остервенением.
Кармо приблизился к корсару и горестно ему сказал:
— Вот наши товарищи.
— Да, — ответил глухо корсар. — Они требуют отмщения, и скоро оно свершится.
С трудом оторвавшись от стены и склонив голову на грудь, словно стараясь скрыть ужасное волнение, исказившее его лицо, он быстро зашагал прочь, вошел в посаду — что-то вроде трактира,"где обычно собираются полуночники, чтобы на свободе попить винца.
Найдя свободный столик, он рухнул на скамью, так и не подняв головы, в то время как Кармо загорланил:
— Бокал лучшего хереса, какой только найдется в этой дыре! Не вздумай, хозяин, напоить нас какой-нибудь дрянью, не то я оторву тебе уши!.. Морской воздух требует промочить глотку, и я способен опустошить весь твой погреб!..
Эти слова, произнесенные на чистом баскском диалекте, заставили слугу более чем поспешно принести бутыль отличного испанского вина, Кармо наполнил три стакана, но корсар настолько погрузился в свои думы, что не подумал дотронуться до своего.
— Тысяча акул? — пробормотал Кармо, толкая африканца локтем. — Хозяин глядит мрачнее тучи, и я не хотел бы очутиться на месте испанцев. По правде говоря, только храбрец осмелится прийти сюда, а он, видать, совсем ничего не боится.
Кармо поглядел вокруг не без опаски, и его глаза встретились со взглядом пятерых или шестерых парней, вооруженных огромными складными ножами-навахами, которые пристально его разглядывали.
— Сдается мне, что они нас слушают, — сказал он африканцу, — Кто это такие?
— Баски, что на службе у губернатора.
— Земляки под чужим флагом. Ба, если они думают, что запугают меня своими навахами, то они глубоко ошибаются!
Тогда парни, побросав сигары, которые они курили, и промочив горло несколькими стаканами малаги, стали переговариваться между собой так громко, что все слова отчетливо долетали до Кармо.
— Видали повешенных? — спросил один из них.
— Я и сегодня вечером ходил взглянуть на них, — ответил другой. — Как не полюбоваться на этих каналий!.. От одного из них, того и гляди, помрешь со смеху: у него язык висит чуть не до подбородка.
— Это у Красного корсара? — спросил третий. — Ему сунули в рот сигару, чтобы сделать его посмешнее.
— А я хочу дать ему зонтик, чтобы завтра у него было чем укрываться от солнца. То-то повеселимся!
Громовой удар кулаком по столу, от которого задребезжали стаканы, прервал говорившего.
Не в силах сдержаться, Кармо еще до того, как Черный корсар успел вмешаться, вскочил на ноги и со всего маху обрушил на соседний стол свой мощный кулак.
— Rayos de diosnote 4! — вскричал он, — Много ли надо, чтобы издеваться над павшими, куда как лучше посмеяться над живыми, мои дорогие caballerosnote 5!
Пятеро собутыльников, пораженные внезапным взрывом ярости незнакомца, поспешно встали, держась рукой за свои навахи, затем один из них, несомненно самый смелый, спросил у него сердито:
— А вы-то кто будете?
— Добрый баск, почитающий мертвых, которому ничего не стоит пропороть брюхо живому.
При этих словах, показавшихся пустым бахвальством, пятеро парней громко рассмеялись, чем еще больше разъярили флибустьера.
