— Бруно Александрович! Бруно Александрович! — на мостик взлетел старший офицер броненосца Дуркин. Лицо его раскраснелось, глаза выпучены, ну и вообще кавторанг явно пребывал в состоянии крайнего возбуждения.
— Владимир Николаевич! — укоризненно посмотрел на своего заместителя Фитингоф. — Что случилось? Ну вы же не мичманец уже…
— "Микаса"! "Микаса" потоплен, Бруно Александрович! Представляете?
— Ну а что же вы мне сами радио принесли, Владимир Николаевич? — спросил Фитингоф своего старшего офицера, когда на мостике отбушевали страсти по поводу радостной вести.
— Да понимаете: вышел на спардек из духотищи кормовой рубки, а тут матрос бежит с бумажкой и орёт радостно. Ну остановил, хотел внушение сделать… В результате сам у него донесение отобрал и к вам прибежал, — смущённо оправдывался Дуркин. — Но ведь кто бы сдержался, а?
— Да и я бы не сдержался, — рассмеялся командир. — Спасибо вам ещё раз за радостную весть.
— Ну так и нам наверное стоит такой почин поддержать. Ещё минуты и мы снова в контакте с япошками будем.
— Дай-то Бог.
Эскадренный броненосец "Наварин"
Но вид кораблей русской эскадры бьющихся на юге оптимизма не внушал. С большим удивлением смотрели с мостика "Наварина" на свои корабли ведущие бой с заведомо более слабым противником: русские броненосцы еле ползли, штатного количество труб и мачт не было ни на одном из них, да и вообще выглядели они уныло… А ведь был виден не тот борт, который обращён к японцам…
Но, судя по всему, бой уже догорал. И перестрелка продолжалась только по той причине, что обе группировки кораблей шли на север – русские шли таким курсом поскольку он был генеральным, а японцы стремились объединиться со своими крейсерами. Воевать не хотелось уже никому, здорово побиты были почти все, снарядов оставалось всё меньше, но раз уж курсы параллельные – чего бы не пострелять по противнику. Правда "Ослябя", ведущий за собой остальные броненосцы, потихоньку склонялся к востоку. Дистанция стала слегка увеличиваться.
Но пожилые броненосцы третьего отряда взяли курс на сближение с основными силами. На колеблющиеся чашки весов русские готовились бросить вполне весомый аргумент. Сражение могло разгореться с новой силой. Но не судьба…
К тому же скорость линии, ведомой "Ослябей" уже сравнялась со скоростью "беструбных инвалидов" и те, ведомые "Ретвизаном", уже явно собирались выйти в голову колонны ведущей бой. Со скоростью у них было неважно, но с артиллерией всё обстояло относительно благополучно. Да и снарядов было пока достаточно.
Японским кораблям нужно было либо разрывать дистанцию и уходить на север, либо грозили им серьёзные неприятности, очень серьёзные.
Камимура уже утратил возможность управлять силами, находящимися под его началом, и решение должен был принять командир "Асахи", идущего головным.
А "Ослябя" устал… Никакое железо не способно так долго переносить все те удары, которые достались этому броненосцу. Никакой экипаж не способен так долго бороться за жизнь свою и корабля, если во время заделывания одной пробоины образуется две-три новых и разгорается новый пожар как только потушен предыдущий, когда в лёгкие людей врываются ядовитые газы, образовавшиеся при взрывах вражеских снарядов, а сами люди уже измождены до последнего предела…
Трюмный механик поднялся на мостик и, козырнув, обратился к командиру:
— Господин капитан первого ранга, "Ослябя" тонет. Хорошо если ещё полчаса на воде удержимся. Шансов нет. Водоотливные средства, в основном, разбиты. Тех, что осталось не хватает.
— Ну вообще-то ожидаемо, — Бэр снял фуражку и промакнул лысину платком. — Передайте на "Победу": "Выхожу из строя. Тону". Право на борт! Но осторожно: два румба. Прекратить огонь! Экипажу – спасаться!
"Ослябя" с сильным креном покатился вправо. Крен неумолимо нарастал, артиллеристы спешно задраивали орудийные порты броневыми ставнями. Но не успевали… Вода начала вливаться уже и через нижние казематы. Броненосец всё сильнее прилегал на борт и, в конце концов повалился окончательно. Дым от оставшихся труб стелился по морю, отравляя последние минуты моряков плававших в холодной воде. Но у них ещё оставался какой-то шанс на спасение, а вот из-под броневой палубы выбраться не успели многие. И не выбрался бы никто, если бы командир не отдал заранее приказа спасаться…
Когда на "Победе" получили сигнал со впередиидущего мателота, верить в это не хотелось, теплилась надежда, что на "Ослябе" сгущают краски, что всё не так плохо, что выдюжат, справятся… И тяжкий стон-рычание вырвался хором у всех, кто находился в боевой рубке, когда избитый товарищ лёг на борт.
Вегда невозмутимый командир "Победы" Зацаренный дал волю эмоциям. Специфически правда.
— Владимир Александрович, — обратился он к старшему артиллеристу Любинскому, — огонь по "Асахи". Главным калибром.
— Так ведь снарядов-то…
— К чёрту! Выстреливайте погреба до железки, хватит уже экономить неизвестно зачем. Эти снаряды должны попасть здесь и сейчас! И, даст Бог, отомстим за "Ослябю"!
А снарядов в десятидюймовых башнях оставалось: пять в носовой и шесть в кормовой. Но "Победа" не зря был лучшим "стрелком" русского флота, регулярно бравшим главные призы на учебных стрельбах. В "Асахи" попали два снаряда. Всего-то два. Что это может сделать пятнадцатитысячетонному броненосцу? Но эти два были одиннадцатым и двенадцатым, попавшими в корабль. И это не считая шестидюймового "града" в несколько десятков штук. И попала эта пара донельзя удачно. (Удачно для русских, конечно). В корме был пробит не только борт, но и скос бронепалубы, а в носу просто отвалилась броневая плита и море стало забрасывать свои волны в широченные ворота, открывшиеся на его пути. Захлёбываясь в этих волнах "Асахи" стал зарываться носом в море всё сильнее и сильнее, вот вода уже подступила к клюзам, пушки нижних казематов втягивались внутрь корабля, казематы задраивались… Нет! Поздно! Бронированный гигант стал быстро переворачиваться и вскоре только его днище возвышалось над поверхностью. Третий броненосец японского флота был потоплен в сегодняшнем бою.
А на грани был ещё один… Русский броненосец.
Одним из последних выстрелов комендоры "Сикисимы" умудрились попасть двенадцатидюймовым снарядом в носовую башню "Александра". Он пробил броню и взорвался внутри. Сдетонировали заряды находившиеся в башне. Расчёт мгновенно разметало на атомы, крышу сорвало как с консервной банки, пламя рванулось в погреба боезапаса. Ещё чуть-чуть и повторилась бы история с "Фудзи" – взрыв погребов не может пережить ни один корабль… Но ничего более серьёзного уже не произошло: погреба были пустыми. То есть абсолютно. Всепожирающее пламя взрыва не нашло себе "еды" и утихло. Гвардейский броненосец рыскнул на курсе, но быстро вернулся в строй. Как говориться: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". А вот если бы это произошло в кормовой башне, где имелся ещё запас на десяток выстрелов… Но Фортуна в этот день была благосклонна к русским…
