— К капитанской каюте, — крикнул я, надеясь, что интуиция меня не подведет, и снова бросился вперед. Достигнув двери, ведущей в жилые помещения, я тут же сунулся туда, в спешке забыв, что за ней могут быть люди, готовые стрелять. Но проход был пуст. Дверь в капитанскую каюту была открыта. Я приостановился, держа револьвер перед собой, и шагнул к дверному проему, понимая, что в любой момент пуля может разорвать мою грудь. Снизу, с главной палубы, донеслись выстрелы. Я глубоко вздохнул и бросился в каюту.
Два угрюмых нацистских офицера удивленно оглянулись. Один, в тропической белой форме командира подводной лодки, держал «люгер» у головы человека, привязанного к стулу. Это был крупный мужчина, обнаженный по пояс, с почти неузнаваемым из-за крови и синяков лицом. Другой держал под прицелом пистолет-пулемета троих мужчин, лежавших на полу со скованными за спиной руками и связанными ногами.
Я даже мимолетно посочувствовал судьбе подводника после того, как моряки "Нимрода" увидят своего капитана, использовавшегося в качестве боксерской груши.
— Стоять! — рявкнул нацистский командир властным высокомерным тоном, вновь обретая уверенность в себе. — Я пристрелю вашего драгоценного капитана, если кто-то хоть пошевельнется. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Если вы командуете этими людьми, то прикажите им сложить оружие, пока никто не пострадал. Schnell!
— Давай стреляй, нацистский ублюдок, — прохрипел Коффин. Его голос звучал дерзко, несмотря на все полученные им избиения.
Взгляд командира подлодки был жестким и жестоким, и я знал, что он пристрелит Джима при первой возможности. Возможно, это будет последний поступок отчаявшегося человека, когда он поймет, что игра проиграна. А может, Мелек потерпел поражение, и трупы его и моих людей сейчас истекают кровью на носовой палубе, побежденные более дисциплинированными немцами. Потому что снаружи прекратились звуки стрельбы, и все, что я слышал — это топот сапог, поднимающихся по трапу с главной палубы.
Я замер в ожидании момента истины. Если мы потерпели неудачу, то люди, которые вот-вот появятся, будут немцами. Я мог бы рискнуть и выстрелить в их командира, но он почти наверняка успеет убить Коффина, как только увидит мое намерение. Сомалийцы и остальные немцы начнут стрелять, и мы все погибнем под перекрестным огнем. Возможно, командир субмарины пришел к такому же выводу. По его высокомерному лицу расплылась злая усмешка, и он прижал дуло пистолета к голове Коффина.
— Даю вам последний шанс, прежде чем я его застрелю.
Но в дверном проеме показался Крамп, за ним были видны Мелек и Хаким. Их возбужденные лица почернели от гнева, когда они увидели, что нацисты сделали с Коффиным и остальными.
Почувствовав облегчение, я расплылся в улыбке:
— Я бы не стал этого делать, если бы был на вашем месте, капитан. Ваши люди повержены, "Нимрод" наш. Если вы хоть еще один волос повредите на голове Джима Коффина, я не буду отвечать за то, что его люди сделают с вами. Но это будет долгая, медленная и бесконечно болезненная процедура.
Мелек вытащил из-за пояса изогнутый нож зловещего вида и щелкнул лезвием.
До последнего высокомерный, командир немецкой подлодки спокойно посмотрел на меня:
— Я думаю, вы забываете о том, что у меня также есть подводная лодка. Если вы причините мне вред, она утопит это судно и вас вместе с ним.
— Вижу огонь фальшфейера, — донесся со шлюпочной палубы голос боцмана.
Я улыбнулся, сладкий привкус победы наполнил мою ухмылку:
— Я так не думаю, капитан. Была ваша, стала наша.
* * *
— Блуи, — крикнул Мрачный Джим в переговорную трубу связи с машинным отделением. — Поднимайте пары, будьте готовы к отплытию сразу после восхода солнца.
Рассвет близился, небо на востоке уже побледнело, но над островами к западу ночь была еще темной. Я стоял на мостике "Нимрода" с сигнальным пистолетом в руке. Подняв его, я нажал на спусковой крючок, и ярко-зеленая ракета взмыла в светлеющее небо. Я открыл затвор, выбросил патрон и зарядил другой. Спустя несколько мгновений вторая зеленая вспышка полыхнула высоко над заливом, сигнализируя Гриффиту, что следует привести пароход на соединение с нами.
С подбитым глазом, синяками и замазанными йодом ранами Коффин выглядел так, что мог напугать даже лошадей, не говоря уже о маленьких детишках. Но я знал, что он переносил и более жестокие избиения, и на его лице появилась кривая ухмылка, когда он заставил Мелека и его команду работать над устранением беспорядка, оставшегося после перестрелки. На шлюпочной палубе лежали два мертвых немецких моряка, их трупы почтительно прикрывали кусками парусины. Двое других находились в лазарете, где Лотер изо всех сил старался спасти их от пожизненной инвалидности. Одному из них пуля попала в плечо, размозжив кости. Лотер сделал ему укол морфия, вернул, как мог, на место кости и прибинтовал руку к груди. Чтобы полностью восстановить руку, ему понадобится стационарное лечение. Другой получил пулю в бедро, которую Лотер извлек плоскогубцами, а затем посыпал рану серным порошком и наложил повязку. Несмотря на ожесточенную перестрелку, я с облегчением обнаружил, что ни один из членов моей команды или команды "Нимрода" не пострадал серьезно, получив лишь поверхностные порезы от летящих осколков. Командира подлодки, его первого лейтенанта и остальных выживших немцев заперли в служебном помещении под полубаком, и пара головорезов-малайцев охраняла их.
На самой подводной лодке, помимо двух вахтенных, один из которых был младшим лейтенантом, несколько человек были убиты и большое количество ранено в результате взрывов гранат, которые разрушили камбуз и серьезно повредили центральный пост. Двигатели, однако, не были повреждены, и лодка могла двигаться на поверхности, но без значительного ремонта погружаться не могла. Палубную пушку Спенсер привел в негодность, сняв затвор и выбросив его за борт.
После того, как последняя граната была сброшена в центральный пост, подводники стали выбираться из корпуса, держась за головы — ошеломленные, оглушенные и истекающие кровью из лопнувших от взрывов барабанных перепонок. Спенсер усадил их на палубе, а Рату и Бема, расположившись на артиллерийской платформе, держали их под прицелами своих "бергманнов", в то время как майор и Лотер тщательно обыскивали лодку. Убедившись, что все под контролем, они зажгли фальшфейер, чтобы подтвердить захват лодки. Немецким морякам было приказано ждать возвращения своего командира. Рату и трое матросов "Нимрода" стояли на страже, им было приказано стрелять в любого, кто хоть как-то выкажет неповиновение.
Как только на "Нимроде" услышали, что на субмарине взорвалась первая граната, Мелек и его люди ворвались в помещения полубака, почти застигнув нацистских моряков врасплох. Однако те отбивались, удерживая людей Мелека на баке, пока прибывшая банда китайских пиратов не переломила ситуацию. Попавшие под перекрестный огонь между людьми Мелека и моими головорезами нацистские моряки решили, что старый пароход не стоит их жизни, и сложили оружие.
Я был доволен, что все так закончилось. Я понятия не имел, как командир подводной лодки объяснит свои потери и повреждения. Но, честно говоря, мне было все равно. Он совершил акт пиратства в международных водах и пострадал от его последствий. В любом случае Спенсер заверил меня, что его доклад военным властям освободит меня от любых обвинений, которые может выдвинуть немецкое правительство. Так что мне оставалось только вернуться на свой корабль и уговорить Коффина взять с собой пассажира.
— Итак, Билл Роуден, — протянул он, прерывая ход моих мыслей. — К счастью для меня, ты услышал мою радиопередачу. А то я уже начинал задаваться вопросом, смогу ли я самостоятельно справиться с этим нацистским ублюдком.
— Джим Коффин, ты в курсе, что своим видом можешь напугать самого дьявола?
— Да уж, ты мог бы добрался сюда и побыстрее. Но я и не ожидал, что твой старый восточный бродяга сможет дать более восьми узлов по ветру. — Он засмеялся и тут же вздрогнул, почувствовав колющую боль в груди от ссадин и сломанных ребер. — Не смеши меня, это больно. Но повторю еще раз: я чертовски благодарен тебе. Эти нацисты вели жесткую игру.
