Ночевали путники в юртах у якутских старост. Мореходов везде принимали ласково и гостеприимно.
— Пожалуйста, пожалуйста, — встречали старосты на пороге своей юрты и спешили помочь сойти с лошадей, вели в дом, где тотчас разжигали большой огонь.
На стол якуты ставили все, что было в доме. Угощали вареным, жареным и сырым мясом, строганиной из замороженной рыбы или молодым жеребенком. Поили напитком, приготовленным из кислого коровьего молока. Хлеба у якутов не было, его доставали мореходы из своих дорожных мешков.
18 марта мореходы остановились в последнем якутском селении, у отставного казака. Отсюда на четыреста верст шли необитаемые места, и до реки Оймякона перемены лошадям не было. Хозяин предупредил об опасностях пути. Но мореходы твердо решили продолжать путешествие. Елена Ивановна заметно уставала от верховой езды, однако и она не хотела думать об отступлении.
Действительно, зимняя дорога была трудна. Каждый день от утра до вечера мореходы сидели в седлах, а ночи проводили, зарывшись в снегу. Стужа жестокая, морозы все время держались за сорок градусов. Есть приходилось все мороженным, а согревались чаем. Вот тут мореходы поняли, что такое карымский чай. Заварив в медном котле плитку толченого кирпичного чая, Иван Круков бросал туда кусок замороженного молока, щепоть соли и несколько ложек муки, поджаренной на сливочном масле, заготовленной впрок еще в Якутске. Огненный напиток пили из деревянной посуды. Несколько чашек карымского чая быстро приводили в чувство окоченевшего человека.
Когда проезжали невысокий горный хребет Атбас, якутские проводники совершили старинный обряд, принесли жертву какому–то богу. Они выдернули из хвостов лошадей по пучку волос и повесили на сучки деревьев, на которых красовалось немало таких же приношений.
Лошади совсем отощали, питаясь блеклой травой, которую доставали копытами из–под снега. Путь продолжался две недели.
Но когда мореходы отогревались в юрте писаря оймяконских старшин, они узнали, что впереди их ждет кое–что похуже. Снега впереди были такие глубокие, что лошади идти не могли. Но приказ иркутского губернатора имел непререкаемую силу. Писарь послал нарочных за оленями, которых не останавливали глубокие снега. Оленьи тунгусы со своими животными кочевали недалеко в гористых местах.
Пока ждали тунгусов, мореходы отдохнули и отдышались. Каждый день наслаждались горячими обедами и ужинами, приготовленными русской хозяйкой. Пошли в ход и пельмени, подаренные Шелиховой. В доме гостеприимного писаря путники прожили две недели. В начале апреля нарочные возвратились и привезли с собой две тунгусских семьи и тридцать оленей.
Мореходы и сами ехали верхом на оленях и запасы навьючили на замечательных животных. Оленье седло невысоко, без стремян и подпруг, лежит на передних лопатках. С большим трудом путники удерживались на нем, пока привыкли. Ехали по известной только тунгусам дороге через леса, горы и тундру. Ночевали в круглых юртах, было тепло, но зато и дымно, так как костер разводили в жилище. Заметно ослабел рыжий лейтенант Федор Карцов. Он едва держался в седле. На привале молча валился на шкуры и долго лежал с открытыми глазами.
Через десять дней выехали через разлог между гор на реку Охоту, а дальше дорога шла по льду. Наконец мореходы достигли реки Арки. Здесь жили пешие тунгусы. От этих мест мореходы пересели на собачьи нарты и в первых числах мая прибыли в Охотск. Карцов сильно недомогал и остался лежать в доме почтового смотрителя.
— Сколько дней вы были в пути? — спросил начальник Охотского порта у Ивана Степановича.
— Если считать из Петербурга, семь месяцев и четырнадцать дней, а из Иркутска — пять месяцев.
Начальник покачал головой.
— И ваша жена перенесла путешествие?! На вид она такая маленькая и хрупкая.
— Я люблю мужа и ради него перенесу все, — гордо отвечала госпожа Крукова.
Через неделю умер мореход Федор Карцов. Его похоронили на местном кладбище. Отпевал поп охотской церкви со всем причтом.
Время шло быстро. В Охотске Круковы познакомились с Николаем Коробицыным — приказчиком иркутского купца Михаила Булдакова. Он наблюдал за сооружением и погрузкой новопостроенного корабля «Св. Николай». Больше ста компанейских служителей находились под его командой. На «Св. Николай» грузили провиант, одежду, ткани и другие товары, необходимые в колониях.
У галечной косы вмерз в лед фрегат «Феникс». В прошлом году на нем прибыл в Охотск архимандрит Иоасаф, вызванный в Иркутск по высочайшему повелению. Фрегатом командовал обрусевший англичанин Джеймс Шильдс, из подпоручиков оренбургского полка, изрядно знающий мореходное дело. Может быть, он обучался в навигационной школе в Иркутске, но об этом никто не знал. Фрегат «Феникс», первенец судостроения в Русской Америке, был построен в 1794 году трудами и заботами правителя Баранова. Конечно, в полном смысле фрегатом он называться не мог, но все же имел три мачты с прямым вооружением и восемь чугунных пушек. Он поднимал около 11 тысяч пудов разного груза и сотню пассажиров.
Плотник Фома Терентьев, строивший фрегат, понимал толк в убранстве корабля. Впереди, под бушпритом, он поставил вырезанного им из твердого дерева монаха, склонившего голову над раскрытым Евангелием. А на корме красовался российский герб.
Что же касается скорости, главной особенности фрегатов, то здесь у «Феникса» многого не хватало. Над водой он сидел сравнительно высоко и не мог нести всех фрегатских парусов. Даже Шильдс, по чертежам которого строился фрегат, не мог выжать из парусника больше девяти узлов в попутный ветер.
Иван Степанович Круков навестил капитана «Феникса». Это был рыжий мужчина, весь в разноцветной татуировке. По–русски он говорил неправильно и был очень обрадован английской речью Степана Крукова. Он долго тряс ему руку.
— Очень рад, очень рад. Не выпить ли нам по маленькому стаканчику? У меня есть ром. Называйте меня Яков Егорович, меня все так зовут в колонии. Сам правитель Баранов меня так назывет, — с гордостью сказал англичанин.
За стаканчиком рома Круков спросил капитана:
— Что за человек этот Баранов?
— О–о–о… Баранов — это чудо. Он умнее самого умного министра. Клянусь, это так. Александр Андреевич не знает страха и пользуется большим доверием всех, кто у него работает. Баранов любит свою родину, а это большое дело. Его уважают даже краснокожие. О, да! Верьте мне, Баранов великий человек. Он хочет в школе учить своих индейцев. Это немного смешно. Он смотрит на них не так, как англичане. О–о… Я знаю, как относятся к индейцам на другом берегу Америки… Только благодаря его находчивости мы построили этот замечательный корабль «Феникс», на котором можно без опасений плыть вокруг света…
