Ознакомительная версия.
Извините за спешку,
Никола Монакри».
Воскресенье, 6-е. На рассвете пираты уже были в море, нагруженные товарами, снятыми с «Усилия». Они шли в Принсипи, намереваясь продать вторую партию груза и получить наличные деньги. Впоследствии я узнал, что муку они спустили по пять долларов за бочку, хотя на Тринидаде она стоила все тринадцать. Так что негодяй, который купил мой груз, здорово на нем нажился.
Вторник, 8-е. Рано утром пиратское судно появилось снова. Оно шло под фор-марселем и фор-брамселем и, подойдя к «Усилию», пришвартовалось к нему. Пираты начали перегружать на свое судно мои товары, распродав, как я полагаю, прошлый груз жителям Кубы. Похоже, они грузились в большой спешке, и мы отчетливо слышали их песню «О, хей, о», которая доносилась с судов. Как же тяжело мне было это слышать! Эх, если бы мне удалось беспрепятственно пройти мимо этих грабителей и в целости и сохранности доставить свои товары до порта назначения, где я продал бы их с большой выгодой, эта песня зазвучала бы для меня совсем по-другому – как райский напев! После полудня пиратское судно, таща за собой на буксире тяжело нагруженную пирогу, ушло в море. Они подвесили на корме своего судна даже стулья, которые я вез на продажу!
Понедельник, 14-е. Пираты появились снова и, как обычно, пришвартовались к своему призу. Проплывая мимо нашего островка, они громко потешались над нами, и терпеть это было совершенно невыносимо. Они смотрели на нас так, будто это мы, а не они совершили гнусное преступление и нас еще недостаточно наказали. Они улюлюкали и кричали мне: «Капитан, капитан!», сопровождая свои слова неприличными жестами, описанием которых я не хочу пачкать эти страницы. И я не слышал, чтобы кто-нибудь попытался положить конец этому издевательству; впрочем, трудно было ожидать, чтобы у этих бандитов имелось хоть какое-нибудь понятие о субординации. Они подчинялись старшим только тогда, когда преследовали свою добычу, да и то не всегда. Мое возмущение этими бесчинствами было так велико, что я поклялся отомстить, если появится такая возможность. Не чувствовать негодования от такого обращения и не выражать его было выше моих сил. Вскоре после этого к нам подошел Болидар с пятью хорошо вооруженными матросами. Сам он имел при себе мушкетон, абордажную сабля, нож и пару пистолетов. Но с какой целью он пришел? Он взял меня за руку и сказал: «Капитан, мне с тобой говорить, ты ступай сюда». Я повиновался, и, когда мы оказались на некотором расстоянии от других пленников (а его люди следовали за нами), он сказал: «Капитан меня послать за твой «уош» (wash – искаженное watch – часы, звучит по-английски как «одежда для стирки». – Пер.). Я притворился, что не понял его, и ответил: «У меня нет ни одежды, ни мыла для стирки, вы сами все забрали». Часы были при мне, и я надеялся, что их не найдут. Он повторил свое требование, и я ответил: «Мне нечего стирать». Это его разозлило, и, подняв мушкетон, он заорал: «Как, черт возьми, ты называешь то, что делает время? Отдай его мне». Я понял, что притворяться дальше непонятливым глупо, и уступил его наглому требованию. Уходя, он сунул мне небольшой сверток, в котором была пара льняных занавесок, посланных мне Никола, и «Семейный молитвенник» преподобного мистера Брукса. Это стало большим утешением для меня. Вскоре после этого Болидар вернулся с капитаном, у которого рука была на перевязи. Тем не менее он навесил на себя столько оружия, сколько ему позволяло его хилое сложение. Он обратился ко мне (через переводчика, тоже пленника) и сказал, что «в походе он наткнулся на двух испанских каперов, которых побил, но потерял троих матросов убитыми, а сам получил ранение в руку». Болидар, повернувшись ко мне, сказал: «Все он врет, черт его подери!» – и это оказалось чистой правдой, ибо никакой раны у него не было. Когда я увидел его снова, а это случилось вскоре после нашего разговора, он забыл надеть свою перевязь. Он сказал мне: «Послезавтра ты выйдешь в море на своем судне, а мы будем сопровождать тебя до Тринидада». Это пробудило во мне новые надежды, но почему, я не могу сказать. Затем они покинули нас, не оказав никакой помощи. В эту ночь нам удалось немного поспать.
Вторник, 15-е. Слова «иди послезавтра» использовались испанцами в том смысле, что счастливое завтра никогда не наступит, а каким оно было, мы скоро увидим.
В пятницу, 18-го, мы проснулись, надеясь вскоре обрести свободу. Пираты были заняты подгонкой такелажа и т. п. Мое состояние напоминало состояние голодного человека, которого приковали в одном углу комнаты, а в другом углу поставили стол с изысканной пищей и фруктами, запах которых он непрерывно ощущает, но увы! Он не может осла бить цепи, чтобы подойти и все это попробовать. В тот самый момент пираты были заняты тем, что с большим мастерством рубили топорами мачты, и я видел, как они рухнули в море! С ними рухнули и все мои надежды. Я подумал о своей судьбе и вспомнил о доме. Наши товарищи по несчастью, испанские моряки, так сильно расстроились и испугались, что стали уговаривать нас спрятаться в мангровых зарослях, полагая, что теперь уж нас точно предадут смерти или, что еще хуже, заставят стать пиратами на борту «Мексиканца». И вправду, нам казалось, что выбора у нас нет. Однако мы весь день не спускали с пиратов глаз, а ночью выставили «якорную вахту», как мы ее назвали, которая должна была заранее обнаружить прибытие их лодок и сообщить нам об этом, чтобы мы успели спрятаться. И хотя нам угрожал голод, мы решили, что лучше умереть медленной смертью, чем мгновенной. Эта ночь прошла в тревоге. На первую вахту заступил я.
Суббота, 19-е. Пираты пришли за нами на самой большой лодке средь бела дня. Полагая, что они нас видят, мы решили не сходить с места и посмотреть, что же будет. Они загнали нас в лодку и, больше ничего с собой не взяв, поплыли к «Усилию». Я заметил, что один из пиратов явно не в духе, и спросил у него, куда нас везут. Он покачал головой и ответил: «Я не знаю». У меня снова появилась надежда посетить свой корабль, но пираты подняли паруса, взяли нас на буксир и направились к выходу из гавани. Потом Болидар забрал меня, моего старшего помощника и двух моих матросов к себе на борт и угостил кофе. Осмотревшись, я заметил у них несколько легких парусов, которые были изготовлены из парусов с «Усилия». Почти все пираты щеголяли в холщовых брюках; судовые флаги они разрезали на полосы, из которых сшили себе пояса для хранения денег.
Мой ялик лежал на палубе, а весь такелаж, как мне сообщили, был снят. Некоторые пираты щеголяли в моей одежде, а капитан надел мою самую лучшую рубашку, гораздо чище тех, которые я видел на нем до этого. Он держался от меня на расстоянии и запретил Никола разговаривать со мной. Из коридора я увидел в капитанской каюте свой квадрант, подзорную трубу и другие вещи, принадлежавшие мне. Бросив взгляд на компас, я заметил, что пираты держат курс на юго-запад, и где-то через двадцать миль мы подошли к островам, которые некоторые моряки называли Каймановыми. Там они встали на якорь и наловили рыбы (одну из них называли «рыба-охранник»), которую нам довелось попробовать. Я увидел, что мой друг мистер Брэкет был несколько удручен, и спросил его тихим голосом, что он думает о нашем будущем. Он ответил: «Не могу сказать, но похоже, что самое худшее еще впереди». Я ответил, что надеюсь, что это не так, и рассчитываю на то, что они отдадут нам одну из наших маленьких лодок и отпустят на свободу. Но нам не досталось даже этих крох милосердия. Вскоре я заметил, как капитан и его офицеры о чем-то шепотом совещаются. Когда они закончили, матросы под командой Болидара сели в шлюпку и отправилась на один из упомянутых выше островов или отмелей. По возвращении состоялось еще одно совещание, но шла ли на нем речь о наших жизнях, никто не знал. Я считаю, что совесть не может навсегда угаснуть в человеческой душе, а люди – превратиться в извергов. Днем мы еще не знали, какая нам была уготована судьба. Капитан и несколько пиратов сели играть в карты; капитан надеялся вернуть хотя бы часть из проигранных им несколько дней назад пяти сотен долларов, от чего он сделался особенно раздражительным. Незадолго до заката он приказал посадить всех пленников в большую лодку, снабдив их запасом провианта и воды, и отправить на берег. Пока мы спускались в лодку, один из пленников, испанец, попытался со слезами на глазах поговорить с капитаном, но тот осадил его такими словами: «Я ни с кем не желаю разговаривать, ступайте в лодку». А тем временем Никола сказал мне: «Мой друг, я хочу отдать вам вашу книгу (он имел в виду книгу проповедей мистера Колмэна), – это все, что у меня осталось из ваших вещей. Я не посмел взять что-нибудь еще». Однако капитан запретил ему отдавать эту книгу. Когда я спустился в лодку, Никола тихо сказал мне: «Не унывайте, я еще вас увижу, прежде чем умру». В другую лодку уселись вооруженные до зубов пираты, и обе шлюпки двинулись в сторону острова, где они решили оставить нас на верную гибель! Для нас это была погребальная церемония. В нашей лодке не было никакого оружия, и любая попытка освободиться означала мгновенную смерть, поскольку рядом с нами сидел вооруженный до зубов Болидар. Нас отвезли на низкий заброшенный островок, расположенный примерно в двух милях северо-восточнее пиратского корабля. Нас было одиннадцать человек, но пираты оставили нам только один бочонок с десятью галлонами воды и еще несколько кварт в другом небольшом сосуде, чего было явно недостаточно; неполную бочку муки, небольшой бочонок свиного сала, один окорок и немного соленой рыбы; небольшой чайник и старый сломанный котелок; старый парус, чтобы укрыться, маленький матрас и одеяло, которые они выбросили нам в мешке, когда лодка уже отчалила от берега. У одного из наших товарищей случайно оказалось в кармане немного кофе, и это все, что у нас было, а на сколько этого хватит, мы не знали. Мы уже сейчас ощущали нехватку воды, а ее запасы были ничтожными. Без еды человек может прожить примерно в два раза дольше, чем без воды. Представьте себе нас, друзья мои, брошенных ночью на клочке песчаной суши посреди океана, вдали от торговых путей! К тому же, судя по всему, надвигалась сильная бури, так что нас ждала неспокойная ночь. Представьте себе мои чувства и те обстоятельства, в которых оказалась группа несчастных пленников! Быть может, вы уже пожалели нас. Уверяю вас, мы были очень несчастны, но описать это я не в силах. Когда лодки уже отплывали, я немного пришел в себя и спросил Болидара: «Неужели вы собираетесь бросить нас навсегда?» На что он ответил: «Нет, только на пару дней, – мы запасемся водой и дровами и вернемся, чтобы забрать вас». Я попросил его дать нам хлеба и других продуктов, которых у них было много, к тому же на «Мексиканце» осталась еще, по крайней мере, сотня бочек муки. «Нет, нет, может, завтра утром я приехать и дать вам хлеба», – заявил он и поспешил отплыть. Больше я его никогда видел. Мы занялись поисками подходящего для лагеря места и вскоре обнаружили небольшой навес, опиравшийся на колья, врытые в песок. Он был покрыт листьями кокосового дерева, большая часть которых была сорвана и снесена порывами ветра. Накрыв этот навес старым парусом, мы сложили под ним наши запасы провизии. Вскоре начался сильный ливень, крыша протекла, и внутри стало не лучше, чем снаружи. Собрать дождевую воду мы не могли, потому что у нас не было никакой посуды. Нашей следующей задачей стало добыть огонь. Собрав самый сухой горючий материал и использовав небольшой кусочек хлопкового фитиля, мы с помощью кремня добыли огонь, которому отныне не давали погаснуть. Ночь была очень темной, но мы нашли кусок старой веревки, которая послужила нам свечой. Обследовав почву под навесом, мы обнаружили тысячи ползающих насекомых: скорпионов, ящериц, сверчков и т. п. – и, как сумели, выскребли их. Для большинства из нас постелью стал сырой песок; мы улеглись на него в надежде хоть немного отдохнуть, но от сырости многие из нас простыли, а один из испанцев болел потом несколько дней.
Ознакомительная версия.
