С другой стороны, должен признать, иногда ты попадаешь в точку, говоря обо мне, например, когда мы с тобой в связке поднимались за остальными к тому месту, где Флинт закопал свои сокровища. Ты видел всё зорко, я это знал. Ты понял, что я до конца вёл двойную игру, и моё честное слово не стоило бы ничего, если бы мы всё-таки нашли сокровища. Но ты был мальчишкой и не понял, что меня не заботили ни пираты, ни вы. Ты представил меня флюгером, Джим, но по стойкости и принципиальности мне не было равных. Сокровища и Джон Сильвер сначала, виселица — в последнюю очередь, — вот мои законы и, заверяю тебя, я им упорно следовал.
Но я не мелочен и могу на что-то закрыть глаза. Ты вдохнул жизнь в старого покойника, хотя и не во всём следовал правде. Кроме того, хотя ты и не мог такого предположить, я сам взялся описывать свою жизнь, всё, как было, только правду, слышишь, без прикрас. Хотя зачем, сам не знаю. Вбил себе в голову: надо писать, дабы сохранить разум до самой смерти. Глупо, конечно, так считать, ибо именно сочинительство мешает человеку сохранить разум.
Ты, небось, думаешь, что я хочу оправдать себя или указать, что ты не такой уж надёжный свидетель. А что мне это даст? Я не столь глуп, я знаю, что в этом мире считается злом, а что добром, и к какой стороне относят меня. Но понятия зла и добра — лишь выдумки людей, равно как и понятия о том, что правильно, а что неправильно. И что до того мне, лишённому, согласно этим понятиям, права на жизнь?
Я ведь понимаю, о чём ты думаешь. Я, мол, мог бы по-прежнему содержать свою таверну «Подзорная труба» в Бристоле и чваниться этим, быть честным купцом, если таковые встречаются. Но ты должен знать, что вернулся я в Бристоль только, чтобы встретиться с Билли Бонсом и заполучить карту Флинта, и я сделал это, поставив на кон собственную жизнь.
Бонс, этот дьявол, сбежал, когда Флинт умер. Это была его месть за то, что мы обращались с ним, как он того заслуживал. Ты ведь знаешь, что он за птица. Горазд болтать, а сам скуп, труслив и мелочен. Он вбил себе в голову, что должен снарядить корабль за свой счёт и наложить лапу на сокровища. Будто он был способен совершить что-либо подобное! Пьяница несчастный. Он ведь думал только о роме беспрестанно. Если у него и было с рождения что-нибудь в башке, то он давным-давно убил это тем количеством рома, которое вливал в свою ненасытную глотку.
Но, как говорится, дуракам везёт. Бонс пропил свои мозги, зато получил карту. Ибо кто же составлял компанию Флинту, когда тот упивался до чёртиков в Саванне, если не Билли Бонс? Будь Флинт в здравом уме, хотя вряд ли он вообще когда-либо был в состоянии хорошо соображать, он не отдал бы карту жалкому трусу Бонсу. За это и поплатился, ибо, заграбастав карту, Бонс оставил Флинта умирать, захлёбываясь собственной блевотиной после выпитого рома. В таком состоянии его нашёл Дарби Мак-Гроу. Мак-Гроу забеспокоился, обнаружив, что Флинт не кричит и не шумит, как обычно, требуя свою порцию — бутылку — с каждым боем склянок.
Я помню это, будто всё происходило вчера. Ну и переполох поднялся! Да, Джим, ты, может, не поверишь, но некоторые плакали горючими слезами. Не то что они скорбели в общепринятом значении этого слова. Просто они упали духом. Всю свою жизнь они жили, не видя ничего дальше горизонта. Они позабыли почти обо всём, что осталось за кормой, во всяком случае, ничего не желали знать. А впереди было пусто, как в могиле. Теперь со смертью Флинта им пришлось вдруг самим думать, принимать решения, выбирать собственный курс в суматохе жизни. Их словно обуял страх высоты, который иногда охватывает матроса на мачте.
Даже я не остался равнодушен. Без Флинта всему конец. Он был последним из великих да к тому же единственным, кто оставался живым в разных передрягах, пока сам не положил конец своим бедам. Без него мы были брошены на произвол судьбы. На борту все его боялись, даже ненавидели, но в деле Флинту не было равных. Он позволял себе вольности, не считаясь с командой: против всяких правил держал женщин на корабле, закопал большую часть наших общих запасов, дабы никто не проявил слабину и не ушёл; дюжину, если не больше, наших он прикончил за малодушие; и всё же Флинт оставался Флинтом, превосходным вожаком в бою, он старался уберечь не только свою шкуру, но и мою, и наши; он был мореплавателем от Бога. В самые трудные минуты никто не мог уличить его в ошибочном манёвре, а тогда у нас на борту было много первоклассных моряков. Прошёл день или два, вдрызг пьяные матросы оплакивали Флинта, тело которого выставили для прощания, я вдруг задумался о Флинтовой карте. Я обшарил труп с головы до ног, но безуспешно. Мы перевернули вверх дном всю капитанскую каюту да и целиком корабль «Морж», не найдя ничего, похожего на чертёж, сделанный рукой Флинта. И только потом кто-то, думаю, Хендс, спохватился: а где же Билли Бонс — ведь именно он пьянствовал вместе с Флинтом до самого конца? И тут мы обнаружили, что Бонс удрал и что пропала гичка.[26]
Разгневанные моряки подняли крик. Мы поклялись, что, пока Бонс жив, карта не найдена и сокровища не у нас, наше товарищество не распадётся. Меня выбрали кем-то вроде капитана для части экипажа, да, ты знаешь, кто входил в эту часть. Флинта бросили за борт без всяких церемоний — они были уже ни к чему, когда вновь появилось настроение жить. Под моим надзором, надзором квартирмейстера, все трофеи были поделены поровну. Из дерева, взятого с «Моржа», мы построили четыре небольшие лодки, а потом сожгли всё, что осталось от «Моржа», и закатили пир на весь мир, во время которого были уничтожены наши запасы спиртных напитков и снеди, не уместившиеся в лодках. Пир длился неделю, и я редко видел более скорбное и внушающее ужас сборище искателей приключений, чем эти бледные, истощённые, с запавшими глазами пираты, которые отчаливали в своих лодках кто куда, не оглядываясь назад.
Такая вот история, Джим. Это было, когда последние пираты, самые ужасные из всех, сошли в могилу на радость всех богатых торговых домов. Что стало с тремя другими лодками и тридцатью моряками в каждой, я не знаю. Некоторых наверняка поймали и повесили, иные умерли от пьянства или закончили свои дни бедными нищими, как это обычно бывает. Но могу заверить, иначе обстояло дело с теми, кто был под моим командованием. Мы напали на след Бонса и узнали, что он вернулся в Англию. Вот и ответ, Джим, на твой вопрос, почему ты встретил меня в Бристоле. Я возвратился не для так называемой честной жизни. Разве я мог вести честную жизнь, имея за плечами мою биографию? Я прибыл вновь специально ради своих проклятых денег, боясь за свою шкуру — ведь это всё, что у меня оставалось, заруби себе на носу!
