на сестру и Виолу. О, как ужасно было мне выслушивать все это! Если бы нам в уши влили расплавленный свинец, мы, вероятно, не испытывали бы таких мучений.
Для нас было почти облегчением, когда он замолчал. Начались приготовления к казни. Нам была уготована какая-то ужасная смерть, но какая именно, мы еще не знали.
Мы недолго оставались в неведении. Туда, где мы лежали, подошли несколько человек с лопатами и кирками в руках. Это были негры — старые работники с плантаций; они знали, как обращаться с этими орудиями. Негры остановились около нас и начали копать яму. О, боже, неужели нас закопают живыми? Эта мысль первой мелькнула у нас. Она была ужасна, но оказалась ложной. Чудовище готовило нам еще более страшную смерть.
Молча, с серьезным и торжественным видом могильщиков негры продолжали работать. Мулат стоял рядом и давал указания. Он был полон неудержимого веселья, то издеваясь над нами, то хвастаясь тем, какое искусство он проявит, выступив в роли палача. Женщины и воины, собравшиеся кругом, смеялись над его остротами и сами иногда пытались внести свой вклад в это зловещее остроумие, после чего раздавались взрывы демонического смеха. Мы легко могли представить себе, что находимся в аду, среди гримасничающих дьяволов, которые каждую минуту наклонялись над нами и ухмылялись нам прямо в лицо, как будто находили особое удовольствие в наших мучениях.
Мы заметили, что между ними мало семинолов. Здесь были индейцы с почти черным цветом кожи. Они принадлежали к племени ямасси, некогда покоренному семинолами и растворившемуся среди них. Большинство присутствующих были негры, самбо, мулаты — потомки испанских маронов [80], а также беглые с американских плантаций. Последних было, видимо, очень много, потому что теперь то и дело слышалась английская речь. Несомненно, в этой пестрой толпе были и наши рабы, но они не подходили близко, а я видел только лица тех, кто нагибался ко мне.
Менее чем в полчаса работа могильщиков была окончена. В землю вбили специальные столбы для сожжения на костре, и нас потащили к месту, где они были установлены.
Как только я сумел повернуться, я взглянул туда, где раньше видел сестру и Виолу, но их уже не было. Их увели в палатку или в кусты. Девушек пощадили — им не придется увидеть ужасное зрелище, хотя трудно было предполагать, что злодей удалил их отсюда именно по этой причине.
Перед нами зияли две черные, глубокие ямы. Но это были не могилы. А если это и могилы, то, очевидно, нас собирались похоронить в вертикальном положении. Если необычайной и странной была форма могил, то такой же была и цель, с которой их вырыли. Вскоре все стало ясно.
Нас подвели к краю могилы, схватили за плечи и опустили в землю. Ямы оказались нам как раз по горло. Негры быстро забросали ямы землей и притоптали ее. Теперь на поверхности оставались одни наши головы.
Положение было действительно нелепое. Мы сами могли бы рассмеяться, если бы не знали, что находимся в своих могилах.
Толпа дьяволов с интересом наблюдала за нами, разражаясь по временам взрывами дикого хохота.
Что же дальше? Пришел ли конец нашим пыткам и нас оставят умирать здесь ужасной, медленной смертью? Голод и жажда вскоре прикончат нас. Но, боже мой, сколько часов будут продолжаться эти страдания? Сколько дней страшных мучений нам суждено еще пережить, прежде чем последняя искра жизни угаснет в нас, — дней ужаса и отчаяния? Но нет, врагам еще и этого было мало.
Такая смерть, какой мы ожидали, казалась еще слишком легкой. Ненависть злодея, который придумал эти пытки, далеко не иссякла — у него были еще для нас в запасе иные, более страшные мучения.
— Отлично! — кричал мулат, восторгаясь собственной изобретательностью. — Это лучше, чем привязывать их к дереву. Великолепная мысль, а? Отсюда они не убегут, черт их побери! Давайте сюда огня!
Огня! Значит, нас еще будут пытать огнем! Мы услышали ужасное, леденящее душу слово. Нам суждено умереть в пламени!
Теперь наш ужас достиг крайних пределов. Что еще могло быть страшнее, когда принесли вязанки хвороста и, как кольцом, окружили ими наши головы, когда принесли факелы и подожгли хворост, когда пламя стало разгораться все ярче и ярче и нестерпимый жар охватил наши головы… Вскоре нашим черепам суждено будет сгореть дотла и превратиться в головешки, как эти разгоревшиеся ветки.
Нет, больше страдать мы уж были не в силах! Мера наших мучений переполнилась, и мы жаждали смерти, которая должна была положить конец нашим мукам. Эти муки усиливались от криков, которые доносились с противоположной стороны лагеря. Даже в этот страшный час мы узнали голоса Виргинии и Виолы. Безжалостное чудовище велело привести их сюда, чтобы они были свидетельницами нашей казни. Мы не видели их, но их дикие и жалобные вопли говорили о том, что ужасная картина предстала перед их глазами.
Все жарче и жарче разгорался огонь, все ближе и ближе подбирались и уже лизали нас языки пламени. Волосы на моей голове начали скручиваться и обгорать.
Все предметы поплыли у меня перед глазами, деревья заколебались и зашатались, весь земной шар закружился с бешеной скоростью.
От страшной боли мой череп, казалось, был готов лопнуть. Мозг как бы ссыхался… Я был почти без сознания…
Глава XCIII
Демоны или ангелы
Неужели я уже умер и терплю муки, уготованные мне в ином мире? Неужели это дьяволы зловеще ухмыляются и лопочут вокруг меня?
Но что это? Они вдруг рассыпались и отступили. Кто-то подошел к нам и отдает им приказания. Неужели это Плутон? [81] Нет, это женщина. Женщина — здесь! Прозерпина? [82] Если это женщина, она сжалится надо мной.
Напрасная надежда — в аду нет милосердия! О, мой мозг! Какой ужас!
Это две женщины, и взгляды их не враждебны. Это ангелы. Быть может, ангелы милосердия? Да, это они. Вот один из них подходит к огню и поспешно разбрасывает горящий хворост. Кто же она, эта женщина?
Если бы я был жив, я назвал бы ее Хадж-Евой. Но теперь, когда я уже умер, это, должно быть, ее дух.
Рядом с ней еще одна женщина — моложе и красивее. Если существуют ангелы, это самый прекрасный ангел на небесах. Неужели это дух Маюми?
Как попала она в этот ужасный вертеп к дьяволам? Это не место для нее. Она не совершила преступлений, за которые ее могли бы сюда низвергнуть.
Где я? Не
