Взвесив кусок дерева на руке, он передал его своему товарищу и сказал:
— В этом куске дерева такая пуля, которая никогда не могла вылететь из карабина, — она весит почти унцию. Только широкоствольное ружье может выбросить такую массу свинца.
— Вы правы, — ответил Хейвуд, подержав в свою очередь кусок дерева на ладони. Нет сомнения, что эта пуля из широкоствольного ружья.
— Но кто же у нас охотится с таким ружьем, Нед Хейвуд?
— Я знаю только одного человека.
— Назови же его, назови проклятого бездельника!
— Дик Дарк.
— Да, Нед. Я подозревал его весь день, я видел еще и другие следы, ускользнувшие от взора наших товарищей, чему я очень рад; мне не хотелось бы рассматривать их в присутствии Дика Дарка; вот почему я замаскировал их, чтоб другие не заметили.
— Какие же это следы?
— В грязи на краю болота, далеко от места, где упал бедный молодой человек. Я наскоро осмотрел их и заметил, что это следы убегавшего человека. Голову свою отдаю в заклад, что они сделаны парою сапог Дика Дарка. Теперь слишком темно, чтобы осматривать их, а мы для этого придем завтра очень рано, прежде, чем встанут другие. Если это не следы Дика Дарка, то я позволю назвать Саймона Вудлея дураком и чем угодно.
— Но как же мы убедимся, что это его следы? Для сравнения необходимо иметь его сапоги.
— Я тебе ручаюсь, что у нас будут его сапоги.
— Но каким образом?
— Предоставь это мне. Я сочинил план, чтобы достать его обувь и другие вещи, которые могут осветить это мрачное дело. Пойдем, Нед, к вдове и посмотрим, не можем ли чем-нибудь утешить ее. Ведь она, пожалуй, и умрет. Она никогда не была крепка, в особенности после смерти мужа, а теперь, когда лишилась сына… Пойдем же, Хейвуд, докажем ей, что не все ее покинули.
— Конечно, пойдем.
Весь день был днем страшной неизвестности для матери Чарльза Кленси, но еще ужаснее был вечер, когда соседи возвратились с поисков и не принесли никакого известия об ее сыне. Из их рассказов становилось ясно, что он был убит. Но кто был убийца и куда исчез труп, оставалось неизвестно.
Скорбь матери, сдерживаемая до тех пор слабой надеждою, перешла всякие границы. С ней случилась истерика, а затем она буквально лишилась чувств. Несмотря на свою бедность и малое количество друзей, она не была оставлена в горе. Многие из соседей, несмотря на их грубость, обладали очень добрым сердцем и решились провести ночь вместе с вдовой.
Они остались в сарае, покуривали трубки и рассуждали о событиях дня и о тайне убийства.
Они разговаривали по двое, тихо и осторожно. Часто упоминалось имя Ричарда Дарка, который, конечно, не остался с соседями, находившимися в доме вдовы Кленси.
Вскоре разговор сделался общим, беседа пошла откровеннее и, наконец, Дик Дарк сделался единственным предметом беседы.
Поведение его за весь день не ускользнуло от внимания соседей. Наименее проницательные заметили кое-что странное в его поведении. Его притворная готовность к помощи изменила ему, хотя это заметили только более внимательные. Но независимо от удивления при виде того, как яростно лаяла собака, всех более или менее поразила какая-то особенность во всех его движениях. И вдруг собака бросилась с лаем из сарая, видимо услышав, что кто-то подходил к дому.
Этот кто-то унял собаку, подошел к двери сарая и обменялся с кем-то несколькими словами. Вскоре в сопровождении Саймона Вудлея и Эдуарда Хейвуда в сарай вошел негр.
Находившиеся в сарае встали, встретили двух охотников, и последние приняли участие в совещании.
Вудлея все уважали и надеялись, что он может пролить какой-нибудь свет на ряд тайн, повергавших всех в крайнее смущение. И вскоре все внимали ему, как оракулу.
Головы небольшой группы почти соприкасались, и собеседники говорили очень тихо из боязни, чтобы женщины и слуги не слышали, о чем шла речь.
Люди сидели в темноте, но по временам, когда кто-нибудь переходил со свечой с места на место и лица их освещались на минуту, то можно было видеть их сверкающие глаза, их сжатые губы и решимость в чертах, ожидавшую только слова, чтобы приступить к действию. Саймон Вудлей сидел посередине группы, держа в руке какую-то вещь, которую показывал окружающим. Это был кусок кипарисового дерева, в котором засела пуля, окрасив его отверстия.
Саймон Вудлей сказал им также о замеченных им следах сапог и о том, чьи сапоги подходили, по его мнению, к этим следам.
Он объяснил также способ, с помощью которого надеялся доказать это. Вскоре соседи сели на лошадей и уехали, оставив несколько человек у вдовы, если не для утешения ее в печали, то, по крайней мере, для того, чтобы она не оставалась в одиночестве.
Глава XVI. НАЕДИНЕ С СОБОЙ
Ричард Дарк спал некрепко в эту ночь убийства. Оскорбительные слова презрения, сказанные ему девушкой, которую он так горячо любил, постоянно раздавались у него в ушах.
Этого было достаточно, чтобы причинять ему мучение.
Он не жалел, что убил человека, но страдал от презрения девушки, которая была причиной преступления, не принесшего ему никакой пользы. Успей он ей хоть немного понравиться, он и не подумал бы раскаиваться в убийстве. Стоило ему задремать, как тут же чудился вой собаки. Он просыпался от этого, но, проснувшись, забывал об этом вое, и его мысли обращались к Елене Армстронг. Он представлял себе ее презрение и свою неудачу. Завтра утром она должна была покинуть его навсегда. Натчезский пароход должен был увезти полковника Армстронга и его семейство очень далеко, и он, Ричард Дарк, вероятно никогда не увидит девушку, которую любит так пламенно, что совершил ради нее преступление.
— На кой черт, в таком случае, я убил его?
Лежа в постели, он произнес это грубое восклицание, не скорбя о гнусном поступке, но сожалея, что он так мало принес ему пользы.
Так было в первую ночь, но вторая прошла иначе. Он уже не думал об Елене Армстронг, а если и думал, то она стояла уже на втором плане. Ему неотступно чудилось, что он слышит вой собаки. Всю ночь он пролежал с открытыми глазами, размышляя об опасном положении, в которое его поставило убийство Кленси.
События дня ясно давали понять, что он в опасности. Конечно, никто не говорил ему, что его подозревают, но ведь могло быть известно, что он и Чарльз Кленси добивались руки Елены Армстронг. Впрочем, об этом никто не мог знать. И это хорошо, иначе соперничество могло указать на повод к убийству.
Дарк проанализировал свое проведение за целый день во время поисков Кленси в присутствии соседей и решил, что вел себя хорошо. Он был деятелен, притворялся изумленным, ревностным и огорченным даже больше других. Он был уверен, что против него не было улик. Лишь несколько моментов могли бросить на него тень подозрения. Так, например, он несколько раз вздрогнул, когда приближался к месту преступления. Страх его усилился, когда в густой тени кипариса не нашлось трупа под мхом, которым он сам, Дарк, прикрыл его. Он был убежден, что оставил труп там, подо мхом. Что же сделалось с трупом? Неужели он ожил? Неужели Чарльз Кленси, пробитый пулею в три четверти унции в груди, мог встать? Вероятно ли, чтобы он остался в живых?
