Черный мустангер - Майн Рид

Первому досталось индейцу. Птицы напали на него с таким азартом, что мэндруку даже выронил птенца, и тот грузно шлепнулся в воду. Следом за ним бросилась целая дюжина попугаев, которые хоть и не успели подхватить его на лету, но зато обнаружили другого врага, и в ту же минуту напали на него.

Хотя силы атакующих при этом разделились, большинство птиц все-таки воевало с индейцем. Но и Ричарду далеко не легко было отбиваться от нападавших на него попугаев, особенно если принять во внимание, что у него не было никакого оружия и что легкая одежда плохо защищала его от ударов птичьих клювов.

У мэндруку был короткий нож, но в этом случае он не мог принести большой пользы. Короче говоря, в несколько секунд оба компаньона были покрыты ранами.

Молодой Треванио решил, пока не поздно, спасаться бегством и с громким криком, чтобы привлечь внимание мэндруку, бросился в воду.

Нападавшие на него попугаи присоединились к тем, которые сражались с мэндруку, и вся ватага с новыми силами бросилась на индейца, как на главного виновника покушения на жизнь беззащитных птенцов.

Мэндруку решил последовать примеру Ричарда и, улучив удобную минуту, кинулся в воду и скоро очутился возле молодого человека.

Оба они некоторое время плыли рядом; за ними тянулась по воде красная полоса, — это была кровь, обильно сочившаяся из ран.

Впрочем, им не было особенной надобности уплывать от серинги, так как птицы не стали преследовать их.

Довольные тем, что выпроводили дерзких похитителей, обитатели дерева вернулись к своим гнездам: осмотреть причиненный им вред. Скоро на дереве водворилось полное спокойствие. Значит ни Ричарду, ни мэндруку нечего было бояться нового нападения со стороны птиц.

Но, очевидно, вовсе не это заставило мэндруку остановиться и оглядеться кругом. Без сомнения, ему пришло в голову что-то другое, потому что вслед за тем он объявил, что намерен вернуться к дереву.

— Зачем? — спросил его молодой Треванио.

— Во-первых, затем, зачем мы уже раз на него взбирались, — отвечал индеец, — а во-вторых, затем, чтобы отомстить попугаям, — закончил он, гневно сверкая большими глазами. — Мэндруку никому не позволит безнаказанно оскорблять себя, — не простит он этого и птицам. Он хочет отомстить им. Я не уйду из этого леса до тех пор, пока не истреблю всех попугаев до последнего или не сгоню их с дерева всех, до самого маленького.

— Как же вы это сделаете?

— Плывите за мной и вы увидите.

Говоря это, индеец повернул к группе деревьев, образовавших собой другую сторону зеленого свода. В два взмаха достиг он ближайшего дерева, оказавшегося мимозой, и по лианам взобрался на него. Ричард молча последовал за ним, все еще не понимая, что именно хочет сделать индеец.

— Это-то мне и нужно, — сказал мэндруку, вытаскивая нож.

Затем он срезал ножом ветку и сделал из нее дубинку фута в два длиною, которую передал Ричарду, а себе вырезал другую такую же.

— Теперь, молодой хозяин, — сказал индеец, — мы оба вооружены и можем вступить в битву с попугаями. Как вы думаете, кто теперь победит?

Затем он кинулся в воду и поплыл к серинге; молодой Треванио следовал за ним. Крепко держа в руках дубинки, взобрались они на дерево и безжалостно принялись бить птиц.

Исход битвы теперь был предрешен. С каждым ударом падала птица; уцелевшие попугаи поспешили скрыться в самую глубь леса.

Мэндруку, верный своему обещанию, не оставил на дереве в живых ни одного птенца; одного за другим вытаскивал он их из гнезда и свертывал им шеи. Затем сипосом связал их всех вместе и сложил в дупло.

— Здесь они могут оставаться до нашего возвращения, потому что мы недолго провозимся со своими делами. — Теперь за работу!

Ричард, не знавший, что именно задумал его спутник, довольствовался тем, что смотрел на его работу.

Индеец отложил в сторону дубинку, которая произвела такое опустошение среди птиц, и снова вытащил нож из-за пояса.

Выбрав удобное место на стволе, он сделал в коре надрез, откуда в ту же минуту потек белый густой сок.

Для сбора сока у мэндруку было припасено два «обезьяньих горшка», взятых им с сапукайи. Один из них он отдал Ричарду и рассказал ему, как надо держать его под разрезом, а сам разрезал кору в другом месте.

Скоро обе скорлупы были полны до краев густым и липким соком, похожим на хорошие сливки.

Мэндруку сложил обе половинки и перевязал их накрепко сипосами, достаточный запас которых решено было также взять с собою.

Исполнив все это, мэндруку объявил, что теперь можно вернуться на сапукайю, где их с таким нетерпением дожидались все остальные.

Разделив добычу на две равные части, мэндруку бросился в воду и поплыл впереди.

Молодой креол невдалеке следовал за ним; через десять минут они уже выбрались из-под зеленого свода и увидели прямо перед собою солнце, освещавшее своими лучами блестящую поверхность гапо.

Ричард уже поздравлял себя с тем, что они наконец-то выбрались на простор и видят ясное солнышко, когда вдруг спутник его вздрогнул, поднял голову над водой, повернул лицо и, оглянувшись назад, издал тревожное восклицание.

Ричард также приподнялся над волнами и оглянулся назад, но ничего подозрительного не заметил.

— Чудовище! — вскрикнул мэндруку.

— Чудовище? Какое? Где?

— Дальше, там, как раз около краев игарапе, около деревьев; туловища его не видно за ветвями.

Молодой человек снова приподнялся над водою и стал смотреть туда, куда указывал ему мэндруку.

— Там плывет что-то похожее на сухое бревно. А по-вашему, Мэндей, это — страшное чудовище?

— Это самое страшное чудовище из тех, что живут в гапо. Оно может проглотить нас обоих, если только захочет, а оно всегда голодно и всегда хочет есть. Это jacara-nassu. Я слышал, как он опустился в воду; разве вы не слышали?

— Нет.

— Смотрите! Великий дух! Он нас заметил и плывет как раз сюда.

Темное тело, которое неопытные глаза Ричарда приняли за сухое бревно, действительно направлялось к ним. По волнам, разбегавшимся за плывшим пресмыкающимся, гулко раздавались удары его длинного хвоста, которым оно ударяло сверху вниз по волнам, так как хвост для него — руль и весло в одно и то же время.

— Jacara-nassu — повторил мэндруку, желая пояснить, что он говорит о чудовище амазонской реки, одном из самых страшных и ненасытных аллигаторов.

Мэндруку не ошибся, — это действительно был якаре и притом один из самых