— У тебя, по-видимому, симпатия ко всему, что с фермы Круг «Д», — сухо заметил Горман. — Мисс Декстер действительно производит впечатление строгой хозяйки. Между прочим, Лоу говорил мне, что тебя подстрелили пулей калибра тридцать три.
— Да, у меня и пуля есть. Хочешь посмотреть?
— Нет. Тридцать три — весьма распространенный калибр. Я заметил у тебя в гостиной карабин Винчестера тоже тридцать третьего. Висел на стене заряженный…
— Заряженный? Никогда в жизни я не повешу заряженного ружья на стену. Помнишь тот случай с женой фермера? Последний раз я охотился с этим ружьем месяца два назад и прекрасно помню, что разрядил магазин.
— Возможно, что я ошибся, — сказал Горман небрежно, желая успокоить больного. Потом продолжал: — Лоу говорил мне, что у тебя есть враги, Джим. Рассчитанные рабочие, железнодорожные воры. Он мает, что кто-либо из них стрелял в тебя.
— Трудно сказать. Не думаю, чтобы рабочие. Вот железнодорожные воры — это другое дело. Тут как-то подобралась настоящая разбойничья шайка. Сперва устроили две-три кражи, ограбили банк, остановили почтовую карету. Нам это в конце концов надоело. Шериф наш — парень трусливый и вялый. Так что, когда до нас дошел слух, что разбойники обокрали поезд, мы собрались человек двадцать, выследили всю шайку и поймали двоих. Остальным удалось удрать и скрыться. Пойманных посадили в тюрьму, а остальные, наверное, и сейчас скрываются в окрестностях. Ждут, пока о них забудут. Кто-нибудь из них действительно мог меня подстрелить, потому что я руководил погоней. Жаль, что тебя с нами не было.
Горман переменил тему разговора и рассказал Марсдену о том, что случилось утром у водопоя и как Сим с Курчавым чинили изгородь. Скоро больной утомился и задремал. Горман сидел около него, куря и глядя в окно на небо, подергивавшееся румянцем заката, и вспоминал различные эпизоды прошлых лет, из которых была соткана их дружба с Марсденом. И теперь, в первый раз за все эти годы, их дружба была в опасности. Горман хорошо знал Джима и сознавал, что любовь его к Салли Декстер — не мимолетное увлечение, а сильное чувство, могущее затмить их дружбу. И он, Горман, дал слово помочь этой любви завершиться прочным союзом…
Пока он сидел так, раздумывая, в комнату бесшумно вошел Ли Вунг, лицо которого, обычно такое бесстрастное, было искажено волнением, а косые глаза беспокойно бегали.
— Ты ходи скорей, — проговорил он шепотом, кинув взгляд на спящего хозяина. — Лоу — он совсем разошелся. Думай — он убивай Джаксона. Потом сел на лошадь и скакал как черт!
Горман застал ковбоев толпившимися в помещении конторы, где жил Лоу, откуда четверо выносили кого-то на одеяле. Он успел разглядеть лежащего — это был молодой Джаксон, избитый и пораненный, он был в бессознательном состоянии; его рубашка была порвана, на коже виднелись пятна крови. Горман нахмурился.
— Драка? — спросил он.
— Да, — сказал один из ковбоев. — Лоу вернулся из города сильно подвыпивши. Мы в конторе играли в карты. Хозяин это всегда позволял, а тут вдруг Лоу напал на нас и говорит, чтобы мы уходили, он, дескать, хочет побыть один. Мы решили кончить сперва игру. Тут Лоу давай рассказывать, что он слышал в Доги. Говорит, что весь город знает о том, как вы с Джаксоном устроили засаду утром у водопоя, и все называют вас трусами. Джаксон был тут же. Он давай заступаться. Мы все в конторе были без револьверов, кроме Лоу. Как Джаксон назвал его лгуном, Лоу схватился за револьвер, да я выбил его у него из рук. Тогда Лоу бросился на Джаксона с кулаками; мы видим, что тут просто драка и что Джаксон сам его вызывает. Мы решили не мешать, хотя такая драка и не по правилам, потому что Лоу на полпуда тяжелее Джаксона. Если бы дело было на ринге, по пять минут на каждый раунд, то, быть может, Джаксон и устоял бы. Он нанес два-три удара, от которых Лоу закачался, и расквасил ему нос в плюшку. Но в подобной свалке все шансы были на стороне Лоу. Он загнал Джаксона в угол комнаты и бил его по чему попало. Джаксон, однако, отвечал на каждый удар. Если бы мы вмешались и оттащили Лоу, Джаксон никогда бы нам не простил. Потом они схватились вплотную, Лоу изловчился и двинул Джаксона в затылок. Тот закачался, а он выправил Джаксона левой рукой под подбородок, а потом со всего маху заехал ему правой в челюсть. Джаксон покатился и стукнулся головой об пол, словно обухом по полену. От этого двойного удара он потерял сознание. Я боюсь, не было бы у него сотрясения мозга.
Горман отвернул веки Джаксону и заметил, что бояться нечего.
— Есть у тебя нашатырь? — спросил он Вунга.
Нашатырь был принесен, и скоро Джаксон пришел немного в себя. Его отнесли в общее помещение.
— Экая досада, — сказал другой ковбой. — Жаль, что Джаксон схватился врукопашную. Если б у него был револьвер, лежать бы теперь Лоу на его месте.
Оказалось, что после драки Лоу собрал свои пожитки, оседлал лошадь и уехал, очевидно, распрощавшись с фермой Марсдена навсегда. Горман отчасти был рад этому. Вмешиваться в ссору было поздно: молодой ковбой выступил в защиту их обоих и проиграл. Горман пожалел, что его не было в конторе, когда вернулся Лоу, и что ему не пришлось схватиться с управляющим на револьверах или на кулаках. Очевидно, Лоу считал, что его служба кончилась после того, как он определенно стал на сторону Курчавого и Сима в стычке у водопоя.
К Горману подошел Ли Вунг:
— Ужин готов. Мой — стучи в гонг?
— Конечно. Как Джаксон?
Ли Вунг нагнулся и сказал конфиденциально:
— Мой работал с Лоу, работал на ферме Круг «Д». Нехороший человек. Совсем нехороший. Пьет. Крадет. Строит куры мисс Салли, а она смотрит на него, словно на землю или забор. Понимаешь? Один день я подслушал. Мисс Салли говорит ему: не валяй дурака. Он, Лоу, хочет поцеловать ее руку. Она не дает. Тогда он схватил ее, хочет поцеловать ее в лицо. Ого! — Ли Вунг восторженно взмахнул руками. — Как она его побила! Потом ушла. Лоу скрипел зубами, говорит, я тебе отомщу. На другой день он ушел.
За ужином Горман размышлял. Ему казалось, что он начинает видеть просвет в окружавшей его мгле. Кровь в нем закипала, как всегда, когда действие приближалось к развязке. Ему хотелось отправиться в Доги, разыскать Лоу и выпытать у него всю правду. С другой стороны, он не хотел оставлять Джима одного. Не придя ни к какому заключению, он зашел проведать Джаксона. Ковбой лежал лицом к стене, отказываясь от пищи, вздрагивая от волнения. Горман понял, что больше всего задето самолюбие молодого человека и потому лучше было оставить его в покос. То же сделали и другие — инстинкт подсказал им нужную чуткость.
Горман поднялся на холм, где была скамейка, набил трубку и сел, поглядывая на блестящие крупные звезды. Слабый ветер доносил до него аромат прерии. Где-то завыл шакал, другой ему ответил, и вой оборвался. Постройки фермы смутно вырисовывались во мраке, только окно комнаты Джима было освещено, да из кухни сквозь неплотно прикрытую дверь падал во двор луч света.
