— В свою комнату. Должно быть, прежде чем уехать, вы видели, как я поднимался по лестнице.
— Я уехала сразу, — сказала она. — А не спускался ли ты обратно поискать Рэда Барнса?
— Еще чего! Я был занят своей раной. Барнс или кто-то из его дружков зацепил меня. Еще и сегодня побаливает.
— Итак, выходит, ты отправился в свою комнату и остался там?
— Да. А к чему эти расспросы?
Некоторое время она молча, пристально смотрела на него со странным лицом. Затем сказала:
— Выходи: Я хочу показать тебе что-то.
Она повела его в темный холл, оттуда — к какому-то сараю. Толкнув дверь, она посторонилась и предложила:
— Посмотри, что там.
Пожав плечами, он вошел в сарай. Через минуту, когда глаза привыкли к темноте, он увидел тело. Человек лежал навзничь на дощатом полу. Это был Рэд Барнс. В центре его лба зияла дыра. Лицо громилы хранило гримасу испуга.
Тим отвернулся, почувствовав легкую тошноту. Девушка поджидала его у дверей, внимательно следя за его реакцией на увиденное.
— Так что, твоим счетам с Рэдом Барнсом пришел конец?
— Думаю, да, — сказал он, не глядя на нее.
— И я не знаю никого, кто имел бы более вескую, чем у тебя, причину всадить ему пулю в череп, — сказала она сурово.
— Это был не я.
— Возможно, — согласилась она. — Но я полагаю, что ты был тому виной.
Он окинул ее тяжелым взглядом:
— Я хочу, чтобы вы знали: я не принимал в этом никакого участия.
— Ты работаешь на Трента.
— Что из того?
— Это дело из разряда тех, что случаются у Трента. Ты работаешь на него — значит, тебе такие методы должны быть по душе.
— Жизнь может проделывать с человеком разные штуки. Но наступает время, когда ты согласен служить только себе самому.
— Не думаю, что человек может жить сам для себя. Если он порядочен…
— Ты могла бы быть терпимей, — не сдержался Тим. — Ты не страдала столько, сколько другие.
Глаза девушки сердито сверкнули:
— Моя мама умерла от лихорадки, когда я была слишком маленькой, чтобы запомнить ее. А своего отца я видела застреленным!
Их глаза встретились.
— Моя жена была убита бродячим полукровкой, и закон ничего не сделал с ним.
— Поэтому ты и стал таким, какой есть?
Тим пожал плечами, сам удивляясь, почему рассказывает ей все это… Он никогда и ни с кем так не откровенничал.
— Во всяком случае, до того я не сдавал внаем свой револьвер.
На лице Сьюзан отразилось сочувствие:
— Я могу понять: тяжелый удар. Но достаточно ли этого, чтобы возненавидеть всех индейцев? Не слишком ли ты жалеешь себя?
— Не надо так…
— А как еще? Ты слишком занят собой. Надо мной многие смеются. Другие полагают, что используют меня. Это горько. Но я стараюсь не замечать этого. Я взялась за работу шерифа, чтобы сберечь то, чего достиг мой отец.
— И надеетесь на успех?
— Я стараюсь. По крайней мере, я не сдалась, как ты.
Он изучал ее некоторое время. Потом спросил:
— Поучения закончены?
— Да. Я хотела, чтобы ты пришел сюда и увидел Барнса, увидел, к чему это приводит. Его я отправлю к гробовщику. А ты, если не дурак, то уберешься из города. Останешься здесь с Трентом — закончишь с пулей в голове, как Барнс. Или твое имя будет красоваться на одном из плакатов: «Разыскивается Тим Паркер…»
Тим улыбнулся.
— Я не испугаюсь ни того, ни другого. Я ехал сюда, зная правила игры.
Казалось, девушка погрустнела;
— Не говори потом, что тебя не предупредили.
— Не скажу, — ответил он.
Когда Тим, полный решимости поговорить с мэром Мэд-Ривер, появился в магазине скобяных изделий, Трент не проявил ни малейшего интереса к смерти Рэда. Тим понимал, что это притворство, однако он не решился все высказать мэру в лицо. Не время было раскрывать свои карты. Он заговорил о стычках с Флэшем Мораном. На любые требования Тима шулер отвечал лишь презрительной усмешкой.
Трент угрюмо выслушал Паркера и, не отрывая взгляда от затоптанного ковра на полу своего офиса, заметил:
— Сдается мне, что ты, словно младенец, слишком уж чувствителен к тому, что говорит и делает Моран.
Тим был разгневан.
— Я не доверяю ему! Из-за него я столкнулся с Рэдом Барнсом. Да и сейчас он поступает не лучше.
— Барнс был дурак и забияка. Нельзя винить за это Морана.
— Я видел, как Моран подбивал его.
Мэр продолжал изучать узор на ковре.
— Будет лучше, если ты про все это забудешь, — сказал он.
— Я не уверен, что смогу продолжать работу в салуне, пока Моран там,
Трент набычился:
— Моран нам нужен за карточным столом. Он приносит хорошую прибыль.
Тим положил руку на рукоятку кольта.
— Может статься, что тебе придется выбрать, кто тебе нужен больше — он или я.
— Надеюсь, не придется, — сказал загадочно Трент.
И все осталось по-прежнему.
За прошедшую неделю в окрестностях не было отмечено ни одного набега индейцев на ранчо. И разговоры о вылазках краснокожих утихли в Мэд-Ривер сами собой. Выглядело это так, словно убийство Рэда Барнса положило конец безобразиям.
Однако Тима тревожили подозрения, что это — лишь передышка перед грозой. Ходили слухи, что индейцы снова собираются на холмах… Некоторые из владельцев ранчо ожидали нападения. Но были и такие, кто уже продал свои земли синдикату Джима Трента. На земли синдиката сиу не нападали никогда…
Швед Олсси распростился со своими владениями и двинулся в более тихие края. Но по-настоящему удивило Тима известие о том, что Лайонел Мейсон, тот самый спокойный, мужественный фермер, почти готов расстаться со своим ранчо. Не может быть, чтобы фермер сдался, не пытаясь дать отпор краснокожим!
И когда Мейсон спустя несколько дней появился в «Счастливчике Паломино», Тим сразу решил расспросить его, в чем дело.
— Что такое? Я слышал, ты бросаешь «Летящего К»?
Фермер мрачно улыбнулся.
— Кое-кто выдает желаемое за действительное, — сказ он.
— Значит, не уезжаешь?
— Нет. Если, конечно, они не вынудят меня…
— Ты не просил шерифа о помощи?
Мейсон кивнул:
— Да, и она обещала сделать все, что в ее силах. Ее помощник Хольм берется охранять мои владения несколько ближайших ночей.
— Что ж, вот и первая серьезная попытка остановить сиу…
— Мы попробуем.
— Может быть, они оставят тебя в покое?
— На это я не надеюсь, — сказал Мейсон. — Соседи мои поступают кто как. Трудно жить, когда ожидаешь худшего в любую из ночей. Но я слишком привязан к своему ранчо.
— Надеюсь, все обойдется, — ободрил его Тим.
— Не могу я понять, с чего бы это тебе быть на моей стороне, если ты работаешь на Трента?
